– Как дела? – спросила я сквозь слезы, целуя его в щеку.

– У меня все хорошо, – ответил он, грустно глядя в мои глаза.

– Ты простил меня, Гарик? – не могла не спросить я.

– Конечно, простил, Кэт.

– Мне до сих пор неловко от моей глупости, – призналась я, беря его за руку.

– Да брось ты. Все равно я не могу на тебя долго злиться. Кроме того, каждый ведь имеет право на ошибку.

– У тебя есть девушка? – поинтересовалась я.

– Да, – признался Гарик, глядя в упор мне в глаза.

– Я уверена, она особенная, – искренне улыбнулась я.

– Ты права, это действительно так. Ты знаешь, Кэт, я когда-то думал, что никогда не смогу заинтересоваться другой девушкой. Тогда – он запнулся и опустил глаза, – когда любил тебя.

– Но это оказалось не так, – продолжила я, нисколько не огорченная его заявлением.

– Ты знаешь, время лечит. Это правда. Нужно просто разрешить себе жить, смотреть по сторонам, дышать полной грудью. И твое счастье обязательно накроет тебя.

Я внимательно слушала его слова и пыталась их запомнить.

– Спасибо, Гарик. Думаю, мне очень пригодятся твои советы, – честно призналась я.

– Я знаю, – спокойно ответил он. – Я ведь вижу, что с тобой что-то происходит.

– Ты прав, – не стала спорить я.

– Кэт, не пытайся убежать от своих проблем, – серьезно сказал Гарик, внимательно вглядываясь в мое лицо.

В глазах предательски защипало.

– Поверь мне, если ты не решишь их здесь, – продолжал он, – то неважно, как далеко ты улетишь и спрячешься, поверь, они настигнут тебя и там.

– Наверное, ты прав, – тихо сказала я и потянулась за сигаретой.

– Ты влюблена, так ведь? – спросил он, и я почувствовала, что не могу ему соврать.

– Кажется, да.

Он молча достал зажигалку и дал мне прикурить.

– У тебя дрожат руки, – заметил он.

– Они всегда у меня дрожат.

– Так почему же ты бежишь от своей любви?

Мне было неловко говорить с Гариком об этом, вообще неловко разговаривать на эту тему. Я ведь и сама себе задавала этот вопрос, но пока он оставался без ответа. Но Гарику я не могла не ответить.

– Потому что моя любовь – это ошибка, – подняла я на него глаза. – А ошибки нужно исправлять.

– Любовь не бывает ошибкой, – невозмутимо продолжал он.

– Даже когда она разрывает сердце? – сквозь дым спрашивала я.

– Даже в этом случае. Уж поверь моему горькому опыту.

– Ты это про меня, Гарик?

– Да, про тебя.

– Неужели ты так любил меня? – решилась задать вопрос я.

Это даже хорошо, что между нами дым. Он мешает нам как следует рассмотреть друг друга. И на него всегда можно списать першение в горле и красные глаза.

– Любил, – после паузы ответил Гарик. – И мне было очень больно. И я признаюсь, ты разбила мне сердце, Кэт.

– Извини, я не хотела.

– Я знаю. И все равно я не считаю эту свою любовь ошибкой.

– Но ведь я тебя растоптала, Гарик. Я ведь разбила тебе сердце, заставила страдать.

– Зато я теперь знаю, как могу любить, как чувствовать. И уверен, смогу когда-нибудь испытать эти эмоции по отношению к другой девушке, которая, в отличие от тебя, сможет меня полюбить. И эта любовь хоть и несчастная, но это мой опыт. Это часть моей жизни. И я благодарен за то, что она была у меня.

Я крепко сжала его руку, потрясенная этим признанием, смущенная этой его очевидной болью. Мне стало неловко за то, что я жалуюсь на свою жизнь, перед этим сильным человеком.

– Мне очень жаль, Гарик, что я не смогла ответить на твою любовь. Ты глубокий, замечательный человек с чистым сердцем. Но, поверь, жизнь наказала меня. Мне довелось полюбить человека, недостойного этого чувства.

– Почему ты так решила? Может быть, он просто боится открыться перед тобой?

– К сожалению, Гарик, он боится совершенно другого.

– Чего же?

– Быть моим первым мужчиной, – выпалила я.

– Так вот в чем дело. Он так и сказал?

– Да нет, – все больше злилась я. – Он даже не удосужился сделать этого. Просто пропал с горизонта, как только узнал, что я девственница.

Гарик на минутку замолчал и задумался.

– И вы больше не говорили об этом?

– Ну почему же? Он потом пытался что-то объяснять, но я не стала слушать. Какие тут могут быть объяснения, когда он просто оказался жалким трусом и подонком?

– Зря ты не выслушала его, Кэт. Возможно, у него действительно есть причины так себя вести.

– Причины? Он сказал, что испугался. Побоялся ответственности. Побоялся разочаровать меня.

– Послушай, Кэт, – сказал Гарик после минутной паузы, – а ты сама не по той ли причине до сих пор девственница?

– Я тебя не понимаю.

– Разве не ты сама боялась наложить на кого-то ответственность, сделав его своим первым мужчиной? Разве это не ты опасалась, что он будет придавать слишком большое значение твоей невинности? Разве не ты сама опасалась привязаться к человеку, ставшему твоим первым мужчиной? Не ты боялась разочаровать его?

– Да, боялась, – нехотя призналась я.

– Неудивительно, что он боится того же самого: разочаровать тебя, прикипеть к тебе, разрушить твои иллюзии. Так чем же он хуже тебя?

– Но ведь ты бы не побоялся.

– Не знаю, Кэт. Но послушай меня, по-моему, этот человек любит тебя не меньше, и вы расстаетесь из-за какой-то дурацкой ошибки, недоразумения. Поговори с ним до того, как уедешь в Париж, или будешь жалеть об этом всю жизнь.

– Хорошо, я подумаю над твоими словами, Гарик, – согласилась я и попыталась перевести разговор на другую тему: – Я буду скучать по тебе.

– Я по тебе тоже, Кэт, – сказал он, сжав мою руку. – У меня теперь нет надежды когда-нибудь быть рядом с тобой. Я буду жить без тебя, но ты все равно останешься для меня особенной девушкой.

– Я тоже буду тебя помнить. И обещаю звонить, – ответила я.

– Впрочем, я буду рад узнать, что ты никуда не уехала. Подумай над моими словами.

Я чмокнула его на прощание и ушла. У меня остался осадок после нашего разговора. Он был не очень приятен мне еще и потому, что я понимала свою неправоту. Только ведь я не до конца рассказала Гарику, какую кашу заварила. Он не знает, что я призналась Марату в обмане, что сказала ему, что давно не девственница, наврала ему, что меня в нем привлекали только деньги. Не узнал он и о том, как я издевалась над Маратом, целовалась при нем с другими мужчинами, как уехала с Русланом, как обнималась с Люком. Не рассказала и о том, как приходила к Марату с предложением заняться сексом, как он едва не изнасиловал меня в женском туалете. Промолчала и о том, что уже успела подыскать себе другого претендента на роль первого мужчины…

Что бы сказал на все это мой верный друг Гарик? Был бы он все так же снисходителен к моим выходкам? Но я боялась разочаровать его. Мне нравилось выглядеть в его глазах мисс Совершенством, и я промолчала.

Понятно, что и речи быть не могло о том, чтобы вести какие-то переговоры с Маратом. Нет никакого смысла. Он просто мне не поверит. Да и я ему тоже. Слишком много боли причинили мы друг другу. И эту боль уже не заглушишь никчемными объяснениями, никому не нужными извинениями. Он слишком больно ранил меня. И я не хотела, чтобы у меня снова появился повод простить его. Да, я боялась любить его еще больше, чем потерять. Слишком большой властью надо мной обладала эта любовь, слишком сильно на меня давила, лишала воли, порабощала. А я хотела оставаться гордой и независимой, дерзкой и своевольной, хотела самостоятельно управлять своими поступками, мыслями, чувствами. На самом деле мне не нужен был особенный человек. Мне хотелось оставаться для самой себя особенной, любить себя больше других. И мне была невыносима мысль, что в моей жизни появится человек, который окажется для меня дороже меня самой. Любите, обожайте, преклоняйтесь – это пожалуйста. Но не претендуйте на мое сердце, душу и волю. Не пытайтесь затмить меня, не будьте лучше. И сейчас мне было легче убить в себе любовь к Марату, изменить всю жизнь, уехать, только бы не признать его слишком большую власть надо мной.

Глава 31

ПРОСТИ-ПРОЩАЙ

Я шла по улице и мысленно прощалась с моим самым любимым на земле городом. Эти улицы! Суждено ли мне когда-нибудь еще ходить по ним? Эти люди, большинство из которых мне были даже не знакомы, но почему-то сейчас были особенно дороги. Кто поймет меня когда-нибудь так, как они? Кто оценит, полюбит мою непонятную для чужих русскую душу? Это небо, такое серое, тяжелое, готовое так же, как и я, разрыдаться в любую минуту. Там, в Париже, будет совсем другое небо: яркое, цветное, многообещающее, но не такое родное до щемящей тоски. Зачем я еду в чужой город? Что я ищу в чужой стране? Свое потерянное на родине счастье? Свою судьбу? Саму себя?

Меня остановили чьи-то плечи, преградившие дорогу мощной стеной. Чьи-то руки обняли меня за талию и прижали к себе.

– А я уже соскучился по тебе, мое солнышко, – шептал мне в шею знакомый голос.

Я подняла глаза и увидела Сашку. Он смотрел на меня с нескрываемой радостью и широко улыбался.

– Саня! – обрадовалась я.

– Ну, слава богу, узнала. И что же ты даже не поцелуешь своего старого боевого товарища?

Я радостно чмокнула его в шеку.

– Куда спешишь? – спросил он, развернувшись в ту сторону, куда шла я.

– Я улетаю завтра, Саня.

– Улетаешь?

– В Париж.

– Вот это да! – присвистнул он. – И ты собиралась уехать, не простившись со мной?

– Извини.

– Нет, дорогая, так просто ты от меня не отделаешься, – решительно заявил он и открыл передо мной дверь первого попавшегося по дороге кафе.

Я грела замерзшие руки над чашкой чая, а Саня вопросительно смотрел на меня.

– Ну? – наконец изрек он.

– Что ну? – не поняла я.

– Ну рассказывай, что ли, как ты собиралась оставить своего самого верного и страдающего поклонника?