Татьяна Николина - Бабочки в моем животе, или История моей девственности

– Я отвезу вас туда, у меня вилла прямо на побережье. Уверяю вас, ни на одном курорте нет такого золотого песка и ласкового моря, – говорил Люк.

Я верила. И уже представляла себя на пляжах Ниццы, спокойную, безмятежную, легкую, как теплый бриз Средиземноморья. И больше никаких слез, обид и горечи внутри. Я открыла глаза, и волшебство воображаемой Ниццы растаяло. Из глубины зала на меня смотрели беспокойные глаза Марата. Его тяжелый взгляд разрушил все мои мечты о легкости, поставил меня на землю, вернул из грез в реальность. Я поняла это по тяжелым ударам своего сердца, по дрожащим ногам, по мучительной тяжести внутри. Я должна что-то сделать, чтобы избавиться от этого навсегда. Я уеду в Париж, я убегу с этим французом, улечу, спрячусь, закопаюсь в песках Ниццы, только бы больше никогда не видеть эти пылающие, безумные, причиняющие боль океанические глаза.

– Люк, поцелуйте меня, пожалуйста, – неожиданно попросила я.

Люк удивился, но не отказал. Его губы были теплыми и мягкими. Они были такими же вежливыми и учтивыми, как и он сам. И я даже подумала, что наконец-то у меня случился французский во всех смыслах слова поцелуй.

– Спасибо, Люк, вы отлично целуетесь, – сказала я, когда приличествующий по времени, по мнению Люка, первый поцелуй был закончен.

– Вы тоже, Кэт, – ответил он.

Я посмотрела в ту сторону, где стоял Марат, надеясь насладиться его изменившимся лицом. Но его уже не было. Видимо, он ушел, не дождавшись окончания нашего поцелуя. Интересно, ему было больно? Или же ему теперь все равно? Впрочем, какая разница? Я ведь должна выкинуть его из головы.

– Скажите, Люк, а как вы относитесь к девственницам? – неожиданно спросила я и вимательно уставилась в его лицо.

– Нормально. Вы хотите сказать, что вы девственница? – нисколько не смутился он.

– А если так?

– Тогда я был бы очень счастлив стать вашим первым мужчиной, – ответил он и добродушно улыбнулся.

– И вас бы это нисколько не смутило?

– Ваша девственность? А почему она меня должна смущать? Наверняка у вас есть причины ее сохранять.

– И вы бы не испугались?

– Чего?

– Отсутствия опыта.

– Бросьте, Кэт. Сексуальность женщины вовсе не заключается в количестве ее партнеров.

– А в чем же?

– В том, что у нее внутри, – тихо сказал он, указав рукой в область сердца. – Я не знаю, сколько у вас было мужчин и были ли они вообще, но я вижу блеск ваших глаз, чувствую вашу энергетику, вашу сексуальность, и я отлично представляю, какая вы в постели.

– Вот как? – удивилась я. – Значит, вы уже успели представить меня в постели?

– Извините, Кэт. Может быть, это нескромно. Но, уверяю вас, любой мужчина на моем месте сделал бы то же самое.

– А вас бы не испугало чувство чрезмерной ответственности?

– При чем тут ответственность? Мужчина должен обладать ею всегда, независимо от того, какой он по счету. Разве не так? Или вы считаете, что девственность к чему-то обязывает?

– Нет, – честно призналась я. – А вы бы гордились, если бы были моим первым мужчиной?

– Безусловно, мне было бы приятно. Но я бы не повесил из-за этого медаль на шею. Сегодня для женщин девственность значит не так уж много. И будучи первым, ты не получаешь ровным счетом никаких привилегий.

– Знаете, вы отличный кандидат на роль первого мужчины, – честно призналась я.

– Правда? Тогда обращайтесь, если что. Буду рад. Впрочем, не думаю, что это вы о себе говорили. Вы не целуетесь, как девственница.

Он улыбнулся. И мне захотелось поцеловать эту его улыбку, наградить его за такие теплые, откровенные слова. Его нисколько не смущал этот разговор. И кажется, ему совершенно все равно, девственница я или нет.

Я прикоснулась губами к его рту. Он ответил мне поцелуем более смелым и откровенным, чем в прошлый раз. И пусть в моем животе больше не порхали бабочки, передо мной был мужчина, который принимал меня такой, какая я есть, и определенно умел хорошо целоваться.

Мы провели с Люком целую неделю вместе, практически не расставаясь. Я водила его по музеям и клубам. Он рассказывал мне о Франции. Люк оказался довольно умным, эрудированным человеком и настоящим мужчиной. Он был надежным, основательным. Рядом с ним мне больше не хотелось бегать по лужам и совершать другие безумства. Мне не хотелось быть дерзкой хулиганкой, не хотелось издеваться над ним. Впрочем, и он вел себя со мной крайне корректно, уважительно, бережно. Он дарил мне цветы и целовал меня. Я не возражала. Эти его поцелуи оживляли мою душу и целебным бальзамом поливали сердце. Еще недавно я ненавидела всех мужчин. А сегодня я понимала, что раньше мне просто не везло. Рядом со мной был Люк, не вызывающий сомнений в своей мужественности.

– Быстро же ты забыла Марата, – не преминула напомнить мне Мариша.

– Давай не будем о нем, – умоляла я. – В моей жизни появился настоящий мужчина. Так почему бы не дать ему шанс?

– Но ты ведь его не любишь, – хитро косилась на меня подруга.

– Почему? Он мне очень нравится.

– Нравится… А по Марату ты сходила с ума.

– Вот именно. Я больше не хочу сходить с ума. Ты помнишь, к чему это меня привело? К разбитому сердцу.

– И все-таки мне кажется, что вы как-то очень глупо с ним расстались.

– Он оказался трусом и непорядочным человеком. Таким не место в моей жизни, – категорично заявила я.

– Но ты ведь не забыла Марата? – терзала меня Мариша.

– Я его забуду, – вздохнула я, – обязательно забуду. По-другому нельзя. И Люк мне в этом поможет.

– С ним ты тоже собираешься ограничиться платоническими отношениями? – наконец переключилась Мариша.

– Нет.

– И это правильно. Расскажешь мне потом, какие французы в постели.

– Хорошо, – согласилась я. – По крайней мере, целуется он многообещающе.

– И все-таки зря ты не переспала с Маратом, – не унималась Мариша.

– Будь так добра, – наконец не выдержала я, – не упоминай больше при мне это имя! Мне ведь больно, Мариша. Я вычеркнула его из своей жизни и пытаюсь забыть. Но пока у меня не очень получается. Люк – единственный шанс вылечить мое разбитое сердце. И я должна его использовать.

– Ну ладно, – смилостивилась Мариша и покаянно уткнулась мне в плечо.

Это был последний вечер с Люком. Назавтра он улетал в Париж, встречать дома Рождество. Взяв с собой Маришу, мы отправились в клуб. Мариша смотрела на Люка с нескрываемым обожанием. Ей тоже нравились мужчины с манерами. Однако, вопреки обыкновению, она не стала с ним кокетничать. Видимо, из уважения к моему израненному сердцу.

Мы танцевали, курили, смеялись. И я была почти счастлива. Пока не увидела Марата. Он явился в клуб не один. С той самой рыжей девицей, которая и сегодня не сводила с меня глаз. Вот ведь сволочь! Лицемер проклятый! Еще утверждал, что между ними ничего не было. И мое счастье исчезло в одночасье.

– Сукин сын, – зашипела мне на ухо Мариша.

– Вот видишь? А ты еще защищала его. Подлый кобель!

– Еще и приперся с какой-то чепушилой, – негодовала Мариша.

– Марианна, а что такое че-пу-ши-ло? – ничего не понимал Люк.

Мариша слегка смутилась:

– Чепушило – это нехороший человек.

– А я и не знал такого слова.

– Это местный фольклор, Люк, – объяснила ему я. – Не обращай внимания. Пойдем лучше танцевать.

Мы танцевали напротив Марата. Целовались. По моей инициативе, конечно. И впервые мне было так хорошо с Люком. Странное дело, поцелуи назло ненавистному мне человеку оказались на удивление приятными. Меня возбуждала злость Марата. Я хотела раздавить его своей страстью к другому мужчине, растоптать его самолюбие, заставить пожалеть. Он не стал мстить мне той же монетой. Стоило только посочувствовать его спутнице, оказавшейся лишней на этом вечере.

– Кэт, прошу тебя, будь немного сдержаннее, – просил Люк.

– Почему? Тебе не нравится? – спросила я, целуя его шею и косясь на изменившееся лицо Марата.

– Дело в том, что мне слишком нравится. Понимаешь? Мне нелегко себя сдерживать.

– Прости, – сжалилась я и выскользнула из его объятий. – Я сейчас вернусь.

Я вбежала в туалет и уселась с ногами на столик с раковинами. Я подставила руки под холодную воду. Она стекала, становясь по-настоящему ледяной. Мои руки краснели. Ледяным прикосновением я провела по шее, щекам. Они пылали. Нужно прийти в себя. Нужно сейчас же успокоиться. Что происходит вообще? Я не должна позволять себе сходить с ума из-за какого-то подонка, явившегося сюда вместе с женщиной. Он мне никто, и зовут его никак. Мои губы обжигала ледяная вода, когда кто-то вошел в туалет. Я должна прийти в себя. Незачем, чтобы кто-то видел, что я сошла с ума. Я спрыгнула с раковины и вытерла под глазами. В зеркале за моей спиной стоял Марат.

– Ты что, с ума сошел? – резко обернувшись, спросила я.

– Похоже на то. И в этом твоя вина, – невозмутимым тоном произнес он, следя за каплями, бегущими по моей шее.

– Что ты себе позволяешь? Ты ворвался в женский туалет.

– Хотел поговорить с тобой без свидетелей.

– Без свидетелей? Должна тебе напомнить, что это общественный туалет и сюда в любую минуту может кто-то зайти.

– Никто сюда не зайдет, – спокойно сказал он и щелкнул замком в двери.

– Ты не в себе, – догадалась я и попятилась к стене.

– Точно. И виновата в этом ты, – не стал возражать он и схватил меня за руку.

Я попыталась вырваться. Бесполезно. Он схватил меня мертвой хваткой.

– Отпусти, – зашипела я.

– Сначала ответь мне: сколько еще ты намерена издеваться надо мной?

– О чем ты?

– Не надо строить из себя оскорбленную невинность, – злился он. – Думаешь, мне легко смотреть, как ты целуешься с другим?

– Не смотри, – нагло рассмеялась я.

– Легко сказать.

– К тому же тебе ведь тоже есть с кем сегодня целоваться, не так ли?