Ник стоял очень близко ко мне, опираясь рукой о стену над моей головой. Похоже, он закончил частную школу. Речь просто супер! Да еще приятный низкий голос. Наверное, ему тридцать два: рассуждает совсем как взрослый.

Каким-то образом оказалось, что я осушила второй бокал шампанского за пять секунд. О, официант тут как тут.

– Большое спасибо!

Я рассказала Нику, что сегодня утром фотографировала Чарли Диммок[2]. Он наклонился ближе. Смеялся именно тогда, когда надо. Снял пушинку с моей куртки и отправил ее в полет. В миллионный раз я пожалела, что работаю не в роскошном журнале, а в ежедневном бульварном листке. Он, наверное, встречается с девушкой по имени Арабелла.

– Это твое последнее задание на сегодня? – спросила я. Просто так.

– Да, я уже без сил. Отправлюсь прямо домой и что-нибудь съем.

Снова глаза в глаза.

– Я тоже.

Побрила ли я ноги сегодня утром? Черт! Не могу вспомнить.

– Тебя подвезти куда-нибудь?

Я подумала о моей машинке, верно ожидающей меня на стоянке за углом.

– Было бы здорово. Меня сюда подвезла авторша, но она уже смылась.

Я прекрасно заберу машинку завтра по пути на работу. Это будет мне стоить всего… Ох! Фунтов тридцать за ночную парковку в Найтсбридже. Ну уж не больше пятидесяти.

– Еще шампанского, мадам?

– Почему бы и нет! – Одри Хепберн забыта. Теперь на сцену вышла разбитная Одри Робертс из «Улицы Коронации». – Сделайте одолжение, подошлите к нам того парня с креветками.

– С удовольствием, мадам.

– Я умираю с голоду, а ты?

– Я тоже, – согласился Ник.

Он взял с подноса громадную креветку и передал ее мне – наши пальцы на мгновенье соприкоснулись.

– Может быть, еще по бокалу шампанского перед уходом? – предложил Ник.

– Отличная мысль!

Когда официант проходил мимо, Ник позаимствовал у него с подноса целую бутылку, и мы не ушли, пока ее не прикончили. Я рассказала, что завтра снимаю новые работы Барбары Уиндзор в Музее мадам Тюссо. Нику это показалось очень смешным. Ему предстояла встреча с Уильямом Хейгом[3], и это было просто уморительно.

– Что, если они возьмут Хейга на роль Фила Митчелла[4]? – спросил он.

Я покатилась со смеху, и мне пришлось ухватиться за рукав Ника, чтобы не упасть.

Через час, когда мы пробирались к выходу, стало ясно, что мои ноги функционируют независимо от меня и друг от друга. В сочетании с лестницей и оборудованием получалось забавно.

Я заглянула в ближайшее будущее. Мы с Ником любим друг друга, и у нас рождается ребенок – очаровательная кудрявая куколка с такими же зелеными глазами и развевающимися каштановыми волосами, как у папы.

– Мама, откуда я взялась? – спросит она однажды.

И я честно отвечу:

– Из «Хэрродз», дорогая.

– Над чем ты смеешься? – спросил Ник.

– Ничего, – глупо хихикнула я. – Это я о своем.

Мы выбрались на свежий воздух, и Ник прислонил меня к стене дома, чтобы я не упала.

– Ты не можешь вести машину в таком состоянии, – сказала я.

Ник приложил палец к моим губам.

– Тише, – прошептал он и посмотрел мне в глаза. Я не отвела взгляд. Ник наклонился ближе. Еще ближе. – Тише.

А потом он меня поцеловал. Сказочные теплые поцелуи со вкусом шампанского и «Мальборо лайт». А может быть, это я его поцеловала. Соединились губы, сплелись языки. Пушистые ресницы Ника щекотали мое лицо. Пальцы Ника переплелись с моими, медленно гладили мою руку, каждый палец по отдельности, скрепляя наше соглашение. Я превратилась в воск в его руках. Опьяненная и одурманенная. Ради такого поцелуя я могла бы пойти на край света. Я чувствовала спиной каждый кирпич, так сильно он прижимал меня к стене своим телом. Моя рука оказалась у него под курткой. Его тело жгло меня сквозь рубашку. Я летела на ковре-самолете над кенсингтонским смогом туда, где существовал только этот поцелуй. Пока гудок такси не вернул меня к реальности.

– Прости, я не могу. Мне очень жаль, но я не могу, – сказала я. – Я только что вспомнила. Я замужем.

2

Я лежала в постели и пыталась не шевелиться. Огромный свинцовый шар перекатывался в моем черепе, но мне казалось: если не двигаться, он не попадет мне в глаза. Может быть, если задержать дыхание, боль исчезнет.

– Хочешь чаю?

Я не могла покачать головой. Слишком больно. Я помахала пальцем, чтобы сказать «нет». Это тоже было больно. Эндрю присел на постель с озабоченным видом. Когда он беспокоится, он поднимает брови домиком, как герой мультфильма.

– Бедный зайчик!

– Мне кажется, я отравилась, – прохрипела я. – Я вчера ела креветки. По-моему, у них был какой-то не такой запах.

Похоже, на способности лгать мое самочувствие совсем не отразилось. Здесь я в прекрасной форме.

– Давай я позвоню к тебе на работу.

– Правда? Поговори с Джефом из фотоотдела. Скажи, что я приду после обеда. Скажи, чтобы он послал Питера в Музей мадам Тюссо.

– Вызвать тебе врача?

– Нет-нет. Я буду в норме. Только нужно спокойно полежать.

– Ладно. Я позвоню тебе. Я тебя люблю, зайчик.

– Я тоже тебя люблю.

Он нежно поцеловал меня в лоб – ох! – и на цыпочках вышел.

В этом весь Эндрю. Мой муж. Разве это не фантастика? Мы женаты уже почти три года. Три спокойных года жизни после десяти лет приключений в стихии контакта. К черту проклятый контакт! Я не думала, что он будет происходить и после моего замужества. Меня никто не предупредил об этом. Что же мне теперь делать? Хорошо, что я вовремя опомнилась. Ник был просто шокирован, как любой на его месте, но повел себя как настоящий джентльмен. Остановил такси. Сказал, что надеется, что у меня все будет хорошо. Я старательно затолкала лестницу в машину.

Господи! Я закончу так, как эти старухи, бродящие по Хай-роуд в Килбурне в тапках из бумаги и веревок, злобно кричащие вслед прохожим.

С Эндрю все было необычно: когда мы с ним встретились, никакого контакта не произошло. Именно поэтому я поняла, что наши отношения основаны на настоящей любви, а не просто на желании, или на электричестве, или на лазерных лучах, или что там стоит за непреодолимой силой контакта. У нас с Эндрю все происходило постепенно. Это не было внезапное влечение. Ну, по крайней мере, с моей стороны.

Мы познакомились шесть лет назад на лыжной базе в Австрии, жили в одном шале. Нас было двенадцать. Джил, моя лучшая подруга с шестого класса, ее друг Саймон, сестра Саймона Айрис, юрист-стажер, и куча приятелей Айрис, помешанных на горных лыжах. Эндрю – экономист, поэтому мне казалось, что у нас не может быть ничего общего. К тому же он не выше 175 сантиметров, так что мой локатор его просто не улавливал.

Я как раз рассталась с Джастином (рост 190,5 см, развевающиеся черные волосы) и наслаждалась своими страданиями и жалостью к себе. Я встречалась с Джастином почта пять месяцев – для меня это рекорд, – прежде чем получила: «Я не готов к серьезным отношениям», что в данном случае можно было перевести как: «Моя подружка, о которой я забыл тебе рассказать, завтра возвращается из Австралии».

Словом, Эндрю ходил за мной несколько дней, прежде чем я наконец заметила, что он это делает. За завтраком в шале он как-то все время оказывался на моем конце стола, когда я отправлялась на подъемник, неожиданно получалось, что он уже занял мне место. Мы с Джил занимались сноубордом, и вместо того чтобы скакать по кочкам до умопомрачения с другими парнями, Эндрю заявил, что он хочет учиться сноуборду. И это несмотря на дико дорогие новые лыжные ботинки.

В нашем шале были всего две ванные комнаты, и каждый день Эндрю шествовал через гостиную с голой грудью и полотенцем вокруг бедер, направляясь в душ, так что я имела полную возможность ознакомиться с его астеничным телосложением. Каждый вечер в баре у дороги рядом с ним оказывался свободный стул для меня.

Однажды на обратном пути в шале он даже держал меня за руку, но я решила, что мы просто боялись поскользнуться. Я не замечала этих знаков. Я просто не хотела их замечать. Он был не мой тип.

В последний день мы с Джил решили, что набитых синяков нам хватит до конца жизни. Никто нас не предупредил, что, когда падаешь со сноуборда, чувствуешь себя так, словно тобой выстрелили из пушки, а мы падали по тридцать раз в день. Поэтому мы взяли напрокат лыжи и отправились вместе с остальными, надеясь приятно отдохнуть. Однако они катались уже неделю, а мы с Джил не вставали на лыжи два года. Естественно, на спуске по красной трассе мы остались далеко позади. Я делала жалкие повороты плугом, покрывая все пространство горы. Я смутно помнила, что инструктор когда-то говорил мне: «Если боишься – наклоняйся к склону». Но мне не хотелось остаться одной на горе, поэтому я преодолела страх, тут же налетела на лед и проехала сто метров вниз лицом по снегу. Мои лыжи при этом ехали за мной. Позвольте представиться, Линди Ашер, человек-санки. Но пока я так летела, случилась странная вещь. Кроме основного опасения: «Надеюсь, что меня не вынесет на камень», в моей голове засела мысль: «Надеюсь, Эндрю видит это».

Не представляю, что меня заставило думать, что на него произведет сильное впечатление мое, надо признаться, эффектное падение, но так и случилось. Когда я остановилась и вытряхнула снег из очков, он оказался рядом, помог мне подняться и смеялся так громко, что я испугалась, что у него все пломбы вылетят.

Вечером мы лепили снеговика – только вдвоем, а когда упали вместе в сугроб, Эндрю поцеловал меня. Это был холодный поцелуй, но не такой холодный, как я к этому моменту. Я позволила ему один раз меня поцеловать, затем бросила ему на макушку снежок и, смеясь, убежала в дом. Эндрю оставался после моего отъезда еще на неделю, но на следующее утро я позволила ему встать в пять часов, чтобы помочь мне донести чемодан до автобуса. Я даже не поцеловала его на прощание. Не мой тип.