– А сама-то она захочет?

– Думаю, захочет! Дело в том, что мы живем не в собственном доме, а арендуем его. Летом там полно народа: дети орут, жильцы ссорятся, особенно в дождливую погоду, когда на пляже нечего делать. А зимой в доме постоянно толпятся проезжие торговцы, напиваются и начинают приставать ко мне и к матери. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? Многие не прочь попользоваться женскими слабостями, некоторые съезжают, не заплатив за проживание. Пожалуйста, поговорите с моей матерью, мадам. Думаю, она вам понравится.

Лизетт улыбнулась.

– Хорошо, Дейзи. Скажите ей, чтобы зашла ко мне завтра после обеда. А пока я сама займусь кухней.

Вернувшись в гостиную, Лизетт прочла письмо адвоката. Оно привело ее в шок. Адвокат сообщал, что пытался добиться разрешения на получение ею доли отцовского наследства, которое заблокировала мачеха. Он нашел лазейку, чтобы обойти волю отца. Однако деньги Лизетт полностью пошли на оплату ремонта замка. Это не касалось бабушкиного наследства, на него, слава богу, права мачехи не распространялись, и к нему, кроме Лизетт, никто не смел прикоснуться.

Лизетт в бешенстве скомкала письмо и, вскочив со стула, стала расхаживать по комнате взад и вперед, чувствуя свое полное бессилие. Да, Изабель отомстила ей, пустив в ход все имеющиеся у нее средства.

Больше всего Лизетт была расстроена тем, что не может воспользоваться отцовскими деньгами, чтобы помочь Даниэлю при строительстве новой студии, для которой он только что нашел подходящее место. Недавно он еще раз дал ей понять, что бабушкино наследство принадлежит только ей, но ничего не знал о деньгах, оставленных ей отцом. Лизетт хотела внести свою долю как равноправный совладелец студии.

В эту ночь Лизетт не могла уснуть. Тревожные мысли грозовым облаком витали над ней. В три часа ночи она спустилась вниз и, чтобы избавиться от гнетущего чувства, написала длинное письмо Даниэлю.

Проведя бессонную ночь, Лизетт была не в себе, когда в доме появилась мать Дейзи, Мейзи Робертсон, которой Лизетт назначила встречу. Это была довольно привлекательная женщина лет сорока, полноватая, улыбающаяся, с такими же голубыми глазами, как у Дейзи. Ее золотистые кудрявые волосы слегка выбивались из-под малиновой шляпки с пером. Вся она дышала свежестью и чистотой.

– Я вдова, – начала она, – и до рождения Дейзи работала посудомойкой, потом дослужилась до горничной, а потом даже стала экономкой в доме у двух старых дев. К сожалению, я не могу предъявить вам никаких рекомендаций, потому что в спешке вынуждена была покинуть дом – по личным соображениям. Я проработала там четыре года, а это говорит о том, что моей работой были довольны, но вам придется поверить мне на слово.

Лизетт слушала. Слова миссис Робертсон, как эхо, с точностью повторяли ее слова, когда-то сказанные при встрече с судьей Уанвилем.

– Мой покойный муж был рыбаком, – продолжала Мейзи. – Мы давно развелись, но, когда в конце жизни он тяжело заболел, снова позвал меня, чтобы я ухаживала за ним. После смерти он оставил мне небольшую сумму денег, я взяла дом в аренду, чтобы сдавать жильцам. Когда кончается летний сезон, в доме на день-два останавливаются заезжие торговцы, так что я могу спокойно закрыть пансион и работать, если вы не возражаете. Я бы с удовольствием поступила на службу в хороший дом, как раньше, а что касается Дейзи, она очень довольна, что работает у вас. В общем, если я вам подхожу, то, не задумываясь, оставляю пансион и поселюсь в комнате миссис Пирс.

– Да, но я не могу вам гарантировать, что мы с мистером Шоу останемся здесь навсегда, – сказала Лизетт. – Более того, велика вероятность, что студия мистера Шоу скоро переедет в другое место.

– Но куда бы вы ни переехали, мадам, вам везде нужна надежная прислуга, – не задумываясь, ответила миссис Робертсон.

Лизетт не могла сдержать улыбки.

– В таком случае, вы можете сразу приступать к работе – с месячным испытательным сроком.

Вернувшись через две недели домой, Даниэль с удивлением обнаружил, что вместо миссис Пирс в доме появилась новая экономка.

– Почему уволилась миссис Пирс? – спросил он Лизетт во время обеда.

– По моральным соображениям. Она заявила, что не может оставаться под одной крышей с парой, которая живет во грехе, – ответила Лизетт. – Но с нами осталась Дейзи и привела свою мать. Она и есть наша новая экономка.

Даниэль удивленно повел бровью и не сказал ни слова. После обеда он зашел на кухню, чтобы поблагодарить Мейзи: бывшая служанка готовила хорошо, но новая – еще лучше.

– Отличный обед, миссис Робертсон, – сказал Даниэль.

Та просияла – не только от похвалы, ей нравились красивые, сильные мужчины. Вернувшись к недомытым тарелкам в раковине, она принялась обсуждать его с дочерью.

– Как думаешь, Дейзи, почему она не выходит за него замуж? – громко спросила она. – За такого мужчину любая сразу бы пошла – дважды бы не пришлось просить.

– Но ему, кроме нее, никто не нужен, – ответила Дейзи. – Все это знают.

– А может, он не предлагал? Значит, его и так устраивает.

– Думаю, предлагал, да она отказалась. Она очень независимая дама. Скоро ты сама убедишься, если до сих пор не поняла.

Мейзи сделала паузу, держа в руках мокрую тарелку, чтобы передать ее дочери.

– Конечно, она француженка. У всех народов свои понятия, а они оба – люди искусства, у них общие интересы.

– Да, все так.

– У таких людей свои представления о браке. Я это знаю по братии из «Олимпик-Гарденс» и по актерам из других театров, с которыми приходилось сталкиваться летом на пляже. Редко на ком увидишь обручальное кольцо, а спят в одном номере.

Дейзи и раньше слышала от матери такие разговоры, но сейчас ее больше интересовало другое.

– Скоро истекает твой испытательный срок, мама. Ты уже решила, остаешься здесь или нет?

– Да, я все взвесила и решила. Правда, мисс Декур всегда занята – то читает, то пишет что-то, но она не сделала мне ни одного замечания. Мне не надо "скрести полы" – для этого есть уборщица из соседней деревни. У меня две удобные комнаты с ванной. Жалованье хорошее. Платят регулярно и вовремя. Что еще надо? Ты можешь жить со мной, если мисс Декур не будет возражать. Рядом с моей комнатой есть кладовка, в ней можно оборудовать небольшую спальню для тебя, а сундуки и чемоданы отнести в другое место.

– Мамочка! – радостно воскликнула Дейзи. – Я так рада, что тебе здесь нравится.

У Дейзи были и другие причины радоваться решению матери: ей больше не придется вылизывать их старый дом, Мейзи была просто помешана на чистоте. Несмотря на то, что Дейзи не очень нравилось быть под ее неусыпным надзором, постоянно отчитываться – куда пошла, что взяла, не позже девяти быть дома, все-таки плюсы перевешивали минусы.

Лизетт и Даниэль больше не касались причины ухода миссис Пирс, но эта тема мучила его. Она не отпускала Даниэля даже в эту ночь, когда они с Лизетт занимались любовью в своей широкой кровати. Потом страсть оттеснила ее на задний план.

Однажды, когда Даниэль был в очередном отъезде, а испытательный срок Мейзи еще не подошел к концу, к ним в гости неожиданно нагрянула Джоанна: ей надоело ждать подругу у себя, и она решила приехать сама. Подруги радостно обнялись. Джоанна немного поправилась, особенно в бедрах и груди, но талия по-прежнему оставалась тонкой, и ее фигура напоминала статуэтку, о чем мечтает большинство женщин.

Они часами разговаривали и не могли наговориться. Но и сейчас Лизетт не отважилась рассказать ей историю Марии-Луизы. Об этом знал только Даниэль.

– Ты так любишь Даниэля Шоу, что рассталась со своей любимой Францией, – сказала ей Джоанна. – Ты думаешь пустить здесь корни вместе с ним?

– Корни? – повторила Лизетт. – Я еще не уверена. Ты ведь знаешь, мои корни в Белькуре.

Джоанна повела плечами.

– Послушай меня, ты ни в коем случае не должна допустить, чтобы Белькур был стеной между тобой и Даниэлем.

Лизетт засмеялась.

– Этого никогда не будет.

– Ты собираешься за него замуж?

– Маловероятно. В последний раз мы говорили на тему женитьбы, когда я еще была его ассистенткой в «Волшебном фонаре». Нет, узы брака не для нас.

Они говорили на самые разные темы, Лизетт радовалась, каждой минуте, проведенной вместе с подругой. Джоанна искренне восторгалась всем, что касалось кино и работы на студии. Когда выпал снег, а это редкость для южного побережья Англии, Джим, пользуясь необычной погодой, снял несколько комедийных сюжетов с полицейскими в разных забавных ситуациях. Джоанна не пропустила ни одной съемки. Она заранее приходила на съемочную площадку и уходила только после окончания работы. Она, как ребенок, смеялась, радовалась всем трюкам и громко хлопала в ладоши. Когда по сюжету один актер, исполнявший роль полицейского, сваливался в прорубь, и терял шлем, она первая бросалась к нему после съемки, накрывая его теплым одеялом.

Вернувшись домой, Даниэль успел застать Джоанну. Они сразу понравились друг другу: он оценил ее искренность и чувство юмора, а она восхищалась его мужественной красотой и безграничной любовью к Лизетт. В первый вечер Джоанна, сославшись на усталость, тактично удалилась в свою комнату, чтобы не мешать влюбленным.

Когда они остались наедине, Лизетт рассказала Даниэлю обо всем, что произошло на студии за время его отсутствия и, разумеется, о том ужасном письме, касающемся ее наследства.

– Мой отец, женившись на Изабель, написал новое завещание. Конечно, это было его право, но документ составлял другой адвокат – не тот, который до этого вел дела отца. Мне кажется, отец был настолько влюблен в мачеху, что просто не заметил, как адвокат изменил завещание в ее пользу.

– Да, твоя мачеха нашла ловкого адвоката.

– Лично мне эти деньги не очень-то и нужны, но я очень хотела помочь тебе в строительстве новой студии. Когда подойдет срок, позволь мне хотя бы воспользоваться наследством моей бабушки, чтобы оказать тебе финансовую помощь.