Леди Каролина забрала поднос и робким голосом сказала, что доктор Садбери вряд ли одобрил бы эту затею.

— Садбери старый дурак, и ты тоже! — ответила герцогиня. — Иди отсюда, Каролина, и дай мне поговорить с Робертом. Терпеть не могу, когда меня опекают женщины. — И когда леди Каролина собрала свое вязание, она добавила: — Скажи Хэдлею, чтобы он принес хорошую мадеру. Он знает. Ну что, сэр, вы скажете в свое оправдание, если уж вам хватило наглости появиться здесь снова?

Мистер Бьюмарис, закрыв дверь за своей теткой, сказал с притворным смирением, что счастлив видеть бабушку в добром здравии и в таком прекрасном расположении духа.

— Бессовестный нахал! — довольно заметила герцогиня и, бросив оценивающий взгляд на внука, сказала:

— Прекрасно выглядишь. А выглядел бы еще лучше, если бы не твой идиотский наряд. Когда я была девочкой, ни один джентльмен не смел появиться на улице без пудры. Твой дедушка перевернулся бы в гробу, увидев, в чем вы сейчас все ходите. Эти узкие камзолы, накрахмаленные воротники, никаких кружев на шейном платке и манжетах… Ужас! Садись, если ты, конечно, сможешь это сделать в своих тесных бриджах, или панталонах, или как вы там их называете.

— Да, конечно, я могу сесть! — сказал мистер Бьюмарис, располагаясь в кресле напротив герцогини. — Мои панталоны, как и те подарки, которые готовит для бедняков Каролина, вязаные. Так что они вполне удобны.

— Ха! Тогда я скажу Каролине, чтобы она связала тебе пару к Рождеству. Это непременно вызовет у нее истерику — я таких скромниц еще не встречала в жизни.

— Наверное, мадам. И поскольку я уверен, что она послушается вас, даже если ей придется переступить через себя, то, пожалуйста, воздержитесь от такой просьбы. Расшитых тапочек, которые я получил от нее к прошлому Рождеству, мне вполне достаточно! Интересно, что, она думает, я с ними буду делать?

Герцогиня расхохоталась.

— Господи! Да она вообще не думает! Не надо тебе самому присылать ей дорогих подарков.

— Но вам я тоже присылаю, — проговорил мистер Бьюмарис. — Однако от вас ничего подобного не получал.

— И не получишь. От меня ты и так уже всего слишком много получил. Что ты привез мне на этот раз?

— Да ничего… Если только вы не захотите получить от меня в подарок беспородную собачку.

— Терпеть не могу собак, и кошек тоже. Пятьдесят тысяч в год! И ты не удосужился даже привезти мне букет цветов? Стыдись, Роберт! Зачем же ты тогда, позволь узнать, приехал?

— Спросить, могу ли я, на ваш взгляд, быть хорошим мужем, мадам?

— Что? — воскликнула ее светлость, подавшись вперед и вцепившись своими тонкими, унизанными перстнями пальцами в подлокотники кресла. — Не собираешься ли ты сделать предложение мисс Дьюсбери?

— Нет, конечно!

— Значит, появилась очередная идиотка, которая безнадежно сохнет по тебе? — сказала ее светлость, имеющая свои возможности узнавать, что происходит в обществе, в котором она уже давно не появляется. — Кто же на этот раз? Когда-нибудь ты сделаешь роковой шаг, помяни мое слово.

— По-моему, я его уже сделал, — вздохнул мистер Бьюмарис.

Герцогиня в изумлении взглянула на него, но прежде чем она смогла заговорить, в комнату вошел ее дворецкий с герцогским блюдом в руках, которое ее светлость категорически отказалась передать нынешнему герцогу, мотивируя это тем, что блюдо — ее личная собственность, и что ему не следовало жениться на той мямле, которая заняла место его матери. Хэдлей поставил этот необыкновенный поднос на стол и бросил выразительный взгляд на мистера Бьюмариса. Мистер Бьюмарис понимающе кивнул и поднялся, чтобы налить вино. Он подал бабушке полбокала. Возмущению ее не было предела. Она недовольно воскликнула, уж не думает ли он, что она уже не в состоянии выпить столько вина, сколько считает нужным.

— Меня вы можете напоить допьяна, — ответил мистер Бьюмарис. — Но вы же хорошо знаете, как вредно это для вашего здоровья. — Он поднес ее руку к губам и нежно добавил: — Вы, конечно, скверная, капризная старуха, мадам, но я хочу, чтобы вы жили до ста лет, потому что очень люблю вас, больше, чем других своих родственников!

— Это ни о чем не говорит, — заметила она, явно довольная этими, пусть и довольно дерзкими, словами внука. — Сядь и не пытайся перехитрить меня. Боюсь, как бы ты не наделал глупостей. Поэтому давай, выкладывай все начистоту. Ты, надеюсь, приехал не для того, чтобы сообщить мне о своем желании жениться на той наглой, легкомысленной женщине, которую ты содержал тогда, когда я видела тебя в последний раз?

— Нет, мадам! — сказал мистер Бьюмарис.

— Очень хорошо! Никогда не допустила бы, чтобы в нашу семью вошла какая-то затянутая в корсет проститутка. Впрочем, я не сомневалась в твоем благоразумии.

— Господи! Откуда у вас такие ужасные выражения, мадам? — удивленно спросил мистер Бьюмарис.

— Слава Богу, я не принадлежу к вашему сладкоречивому поколению, которое боится называть вещи своими именами. Кто же она?

— Если бы я не знал, мадам, из своего личного горького опыта, что вам моментально становится известно все то, что происходит в Лондоне, я бы сказал, что вы никогда не слышали о ней. Она недавно приехала. Богатая наследница. Во всяком случае, так она говорит.

— О! Ты имеешь в виду ту крошку, которая остановилась у этой пустышки Бридлингтон? Говорят, она красива.

— Она прекрасна! — подчеркнул мистер Бьюмарис. — Но дело не в этом.

— Да? А в чем? Он задумался.

— Она удивительная девушка. Я таких не встречал. Иногда она производит впечатление обычной светской дамы. Но стоит ей узнать, что кто-то нуждается в помощи, ее охватывает такая жалость, что она готова пойти на все, лишь бы защитить несчастного. Если я женюсь на ней, она непременно заставит меня облегчить участь всех мальчишек-трубочистов Лондона и превратит мой дом в приют для бездомных собак.

— Как это понимать? — нахмурившись, спросила ее светлость.

— А так, что она уже взвалила на меня и то и другое. Да нет, пожалуй, я преувеличиваю. Улисса она точно всучила почти насильно, а вот Джемми я сам согласился взять.

Рука герцогини бессильно опустилась на подлокотник ее кресла.

— Господи! Что ты несешь? — строго сказала она. — Кто такой Улисс и кто такой Джемми?

— Я уже предлагал вам в качестве подарка Улисса, — напомнил ей мистер Бьюмарис. — А Джемми — это мальчишка-трубочист, которого мисс Таллант решила перевоспитать. Слышали бы вы, как она сказала Бридлингтону, что он эгоист и думает только о своем благополучии, как и все мы. А беднягу Флитвуда она попросила представить, что стало бы с ним, если бы он, так же, как этот Джемми, воспитывался вечно пьяной мачехой, а потом его бы передали в рабство к трубочисту. К сожалению, я не был свидетелем ее разговора с этим трубочистом. Но насколько я понял, она просто выставила его из дома, пригрозив тюрьмой. И я не удивлюсь, что он испугался ее, потому что видел собственными глазами, как лихо она воевала с группой подростков.

— Очень странная девушка, — заметила герцогиня. — Она вообще-то дама? Что-то не похоже.

— Без сомнения, дама.

— Кто ее отец?

— А вот это тайна, мадам, свет на которую, я надеюсь, поможете пролить вы.

— Я? — воскликнула она. — Но помилуй, что я могу тебе рассказать?

— Мне стало известно, что она живет где-то в окрестностях Харрогита. И я вспомнил, что вы не так давно ездили на этот курорт. Может быть, вы видели ее на какой-нибудь ассамблее. Ведь они устраивают ассамблеи там, в Харрогите? Или, может быть, слышали что-нибудь о ее семье?

— Никого я не видела и ничего не слышала, — брезгливо ответила ее светлость. — И вообще не напоминай мне об этом Харрогите! Мерзкое, холодное место, где все пытаются скрыть свою нищету и убожество. А уж более гадкой воды я в своей жизни не пробовала. И никакой пользы! Только такая дура, как моя докторша, могла посоветовать это лечение. Ассамблеи, ты говоришь? Какое мне удовольствие смотреть на кучу безобразно одетых провинциалов, которые танцуют этот ваш бесстыдный вальс! Танец называется! Я могла бы по другому назвать это безобразие!

— Не сомневаюсь, мадам. Но прошу пощадить мою скромность! И кроме того, странно, что вы, которая всегда возмущалась чопорностью современных девушек, высказываете такие суждения о вальсе.

— Не знаю, не знаю… Но только я совершенно не могу смотреть на этот неприличный танец.

— Мы несколько отклонились от темы, — напомнил мистер Бьюмарис герцогине.

— Да. Но я никогда не встречала никаких Таллантов в Харрогите, да и вообще нигде. А в этой ужасной дыре я целыми днями сидела рядом с твоей теткой и наблюдала, как она вяжет. Представляешь, мне пришлось взять туда даже свои собственные простыни.

— Но вы всегда так делаете, мадам, — напомнил мистер Бьюмарис, который несколько раз видел сборы своей знатной бабушки в путешествие. — А еще вы берете с собой свою посуду, любимое кресло, управляющего…

— Хватит болтать вздор, Роберт! — перебила его герцогиня. — Не всегда мне приходится все это брать с собой. — Она стянула со своих плеч шаль. — Не знаю, на ком ты женишься… Но вот одного понять не могу — зачем тебе волочиться за богатой женщиной?

— Я думаю, что у нее ничего нет, — тихо ответил он. — И сказала она это только для того, чтобы поставить меня на место.

Она снова бросила на него проницательный взгляд.

— Поставить тебя на место? Ты хочешь сказать, что она не добивается тебя?

— Увы! Не подпускает к себе на расстояние ближе вытянутой руки… И вообще мне кажется, у нее нет ко мне никаких чувств.

— Но ведь ее видели с тобой, и довольно часто, — внимательно взглянув на внука, сказала герцогиня.

— Да. Но она прямо говорит, что преследует свои цели, появляясь со мной в обществе, — печально произнес мистер Бьюмарис.