Леди Бридлингтон говорила так убедительно, что Арабелле нечего было возразить, и она промолчала. К счастью, крестная не могла долго концентрировать свое внимание на одной теме, и тут же вспомнила имя какой-то очень важной дамы, которую обязательно нужно внести в список приглашенных. Забыв о проблемах Арабеллы, она долго объясняла, почему так необходимо послать приглашение этой леди Террингтон. О мистере Бьюмарисе она больше не говорила, зато с упоением стала рассказывать Арабелле, какие светские развлечения ждут ее в ближайшее время. Сезон еще не начался, а мероприятий намечалось так много, что у Арабеллы закружилась голова, и она спросила, найдется ли у крестной во всем этом круговороте время, чтобы пойти с ней в воскресенье в церковь. Но напрасно волновалась Арабелла. Леди Бридлингтон не представляла себе воскресного утра без церкви. Правда, очень часто она посещала службу в церкви при дворце, где, по ее словам, можно было не только послушать прекрасную проповедь, но и повидаться со многими друзьями, а иногда увидеть кого-нибудь из королевской семьи.

В первое же воскресенье леди Бридлингтон повела туда Арабеллу, о чем восторженная девушка сообщила в своем письме домой, предварительно описав во всех подробностях Гайд-парк, Сент-Пол и другие свои впечатления о шумном и суетливом Лондоне.

«В воскресенье мы были на утренней службе в придворной церкви, — писала Арабелла аккуратным мелким почерком на тонком, высококачественном листе бумаги. — Мы слушали очень хорошую проповедь — отрывок из второго апостольского послания коринфянам: передайте это папе: «Тот, кто скопил много, всегда нуждается в большем. Тому, кто скопил мало, не нужно лишнее!» Сезон еще не начался, но в церкви много людей из высшего общества. И среди них герцог Кларенский, который подошел к нам после службы. Он был очень приветливым и совсем не высокомерным». Арабелла оторвалась от письма, покусала кончик пера и задумалась. Папе, наверное, будет неинтересно читать о герцоге, но мама и София, конечно же, захотят узнать, как он выглядел, что сказал.

И Арабелла снова склонилась над письмом. «Он, конечно, не красавец, — написала она, — но у него добродушное выражение лица. У него очень странная форма головы, и еще он склонен к тучности. Он напомнил мне моего дядю — так же громко разговаривает и много смеется. Он оказал мне честь, сказав, что у меня очень красивая шляпка. Надеюсь, мама будет рада. Ведь это та шляпка с розовыми перьями, которую она сделала для меня». Больше о герцоге Кларенском писать было нечего. Не станешь ведь рассказывать о том, как он громко разговаривал в церкви. Это вряд ли понравится папе, да и остальным тоже. Арабелла перечитала то, что она написала о герцоге, и поняла, что мама и сестры будут разочарованы. Тогда она добавила: «Леди Бридлингтон говорит, что он не такой полный, как принц-регент или герцог Йоркский». На этой ободряющей ноте она закончила описание герцога и начала с красной строки:

«Я понемногу привыкаю к Лондону и уже знаю дорогу домой, хотя одна я, конечно, еще никуда не выхожу. Леди Бридлингтон посылает со мной лакея, как и говорил Бертрам. Но я вижу, что молодые девушки ходят по улицам одни. Наверное, потому, что они не из высшего общества. А я все еще боюсь сделать что-то не так — как, например, пойти по Сент-Джеймс-стрит, где расположены все мужские клубы. Но я надеюсь, что никто не узнает о моих страхах. Леди Бридлингтон устраивает вечер, чтобы представить меня своим друзьям. Я очень волнуюсь, потому что все гости очень важные особы. Софии будет интересно узнать, что лорд Флитвуд, с которым я познакомилась по дороге — об этом я писала вам из Грэнтхэма, — навестил нас как-то утром. Хотел узнать, как я устроилась. Это очень мило с его стороны Мистер Бьюмарис тоже приходил, но нас не было дома — мы выезжали в парк. Он оставил свою карточку. Леди Бридлингтон была вне себя от радости и не знала, куда эту карточку положить. Мне это кажется смешным, но я поняла, что здесь так принято, и вспомнила, что говорил папа о причудах высшего общества». Арабелле казалось, что она очень удачно избежала дальнейших упоминаний о мистере Бьюмарисе и, обмакнув перо в чернила, продолжала: «Леди Бридлингтон очень добра ко мне. А лорд Бридлингтон, как оказалось, очень хороший молодой человек, и совсем не распутный, как думал папа. Его зовут Фредерик. Он сейчас путешествует по Германии и посетил много знаменитых мест, где происходили военные сражения. Он пишет своей маме очень интересные письма. Я уверена, папе понравилось бы, потому что он рассуждает о чувстве долга и об ответственности, и о том, что это путешествие, хотя и долгое, помогло ему сделать для себя полезные выводы». На листе оставалось совсем мало места и Арабелла дописала мелко: «К сожалению, должна заканчивать, потому что не могу франкировать письмо. А за второй лист папе пришлось бы выложить шесть пенсов. Большой привет моим братьям и сестрам, и особенно моему дорогому папе.

Ваша любящая дочь Арабелла».

То, о чем написала Арабелла, конечно, заинтересует маму и сестер. А ведь о многом она умолчала! Трудно удержаться от соблазна и не похвалиться тем, что герцог сделал ей комплимент, невозможно не упомянуть о том, что настоящий английский пэр зашел навестить ее. А как не сказать хотя бы слово о знаменитом мистере Бьюмарисе? Но почему-то трудно признаться маме, что все здесь очень любезны и удивительно добры к ней, простой девушке из Йоркшира.

А это действительно было так. В магазинах на Бонд-стрит, во время прогулок в Гайд-парке, в придворной церкви, — везде леди Бридлингтон встречала своих друзей и никогда не упускала возможности представить им Арабеллу. И даже унылые вдовы, которые должны были бы и вовсе не обращать на Арабеллу никакого внимания, оттаивали при виде молодой девушки, улыбались, приглашали в гости. Некоторые знакомили ее со своими дочерьми, предлагали погулять с девушками в Грин-парке. Так что очень скоро Арабелле стало казаться, что у нее в Лондоне не меньше знакомых, чем у самой леди Бридлингтон. Молодые люди тоже не упускали случая пообщаться с Арабеллой. Очень часто в парке они подходили к карете леди Бридлингтон и заводили с ней и ее хорошенькой крестницей непринужденную беседу. А некоторые под самыми разными предлогами приходили к леди Бридлингтон прямо домой.

Леди Бридлингтон была несколько удивлена таким вниманием, но, поразмыслив немного, пришла к выводу, что это целиком ее заслуга. Именно она сделала Арабелле такую рекламу. Впрочем, в том, что эта девушка может очаровать любого мужчину, леди Бридлингтон не сомневалась с самого начала, как только увидела свою крестницу, ее идеальную фигуру, прекрасные черты лица. И еще у Арабеллы обаятельнейшая улыбка, и ямочки на щеках, такие милые и чуть-чуть озорные, могут свести с ума любого, самого бесчувственного холостяка, с завистью думала леди Бридлингтон.

Но как объяснить столь повышенный интерес и даже личные визиты некоторых знатных особ, которые раньше лишь изредка приглашали леди Бридлингтон на свои ассамблеи да приветствовали ее кивком головы, проезжая мимо в своих роскошных экипажах? Особенно удивляла леди Самеркоут. Она приехала в дом на Парк-стрит, когда Арабелла вышла на прогулку с тремя очаровательными дочерьми сэра Джеймса и леди Хорнси, и беседовала с любезной хозяйкой больше часа, восхищаясь ее крестницей, которую она видела в театре вместе с крестной.

— Замечательная девушка! — сказала она. — Прекрасно воспитана! В одежде и манерах нет ничего вызывающего.

Леди Бридлингтон согласно кивнула и хотела заметить, что плохих манер у Арабеллы просто и быть не может. Однако она, как всегда, долго собиралась с мыслями, и леди Самеркоут опередила ее.

— Наверное, из хорошей семьи? — спросила гостья будто между прочим, но ее пристальный взгляд был прикован к хозяйке.

— Конечно! — с достоинством ответила леди Бридлингтон. — Очень уважаемая йоркширская семья.

Леди Самеркоут кивнула.

— Я так и думала. Прекрасные манеры. А какая скромность! Это мне особенно понравилось. Ни тени высокомерия! А ее платье! Это как раз то, что, по моему мнению, должны носить молодые девушки. Никакой вульгарности. А ведь сейчас это сплошь и рядом — каждая мисс, едва из школы, норовит нацепить на себя дорогие украшения. Как приятно видеть девушку, волосы которой украшает простой букетик цветов. Мой супруг был просто поражен. Нет, действительно, он буквально влюбился в нее. Дорогая леди Бридлингтон, вы должны привести ее на Гросвенор-сквер на следующей неделе. Ничего официального, вы же знаете: несколько друзей, ну, может быть, молодежь. Пусть потанцуют.

Видимо, это лестное для любого приглашение и было главной целью визита леди Самеркоут. Получив согласие леди Бридлингтон, она тут же ушла, оставив хозяйку наедине с ее мыслями. У леди Бридлингтон было достаточно проницательности, чтобы понять — это приглашение прозвучало неспроста и не являлось лишь знаком уважения к ней самой. Леди Самеркоут была матерью пяти взрослых сыновей, а имение семьи — и это знали все — было заложено на очень жестких условиях. Так что эта мать могла искать для своих отпрысков только богатых невест. Что же получается, думала леди Бридлингтон в полном смятении. Она, желая помочь Арабелле, перестаралась, слишком тщательно скрывая ее истинное финансовое положение? Но разве приходилось ей в разговоре с кем бы то ни было обсуждать вопрос о приданом ее крестницы? Наоборот, она точно знала, что никогда даже не упоминала об этом.

Достопочтенная миссис Пенкридж пришла к своей подруге, леди Бридлингтон, чтобы лично пригласить ее и Арабеллу на званый вечер. Извиняясь, она объяснила, что только лишь по вине ее нерасторопного секретаря письменное приглашение все еще не дошло до адресата. Об Арабелле эта дама говорила, пожалуй, еще более восторженно, чем леди Самеркоут.

— Очаровательна! Просто очаровательна! Она затмит всех красавиц Лондона! Эта естественность! Вас можно поздравить, моя дорогая!