— Ну, чего прячешься? Уср…ся? — кричал внизу Мигулин. — Козел обрыганный!..

— Вэх! — Исмаил-ага не стерпел и выскочил наружу.

Видно, мигулинские слова оскорбили его до глубины души, он подпрыгивал, хрипел и ругался, мешая русские и татарские слова.

— Твое сердце на ладошка положу… — разобрала Анжелика в потоке ругательств и угроз.

— Ага! — обрадовался Мигулин. — Явился! А ну, иди сюда! Я тебе хвост натреплю! Иди, придурок!

Исмаил-ага подпрыгнул, скрипнул зубами и, размахивая саблей, бросился вниз. Мигулин обнажил свою и отступил в сторону, освобождая место для боя.

Зная силу и неутомимость татарина, Анжелика закрыла лицо руками и отвернулась. Лязг и крик подсказали ей, что противники столкнулись… Она заткнула уши и, шатаясь, пошла вглубь пещеры, но тотчас же опомнилась. Она должна помочь Мигулину!.. Анжелика метнулась к выходу. Внизу казак и татарин, взвизгивая, полосовали саблей по сабле.

Где-то там, в юртах, должно быть оружие… Анжелика побежала вниз. Мигулин краем глаза заметил ее приближение и крикнул:

— Уйди, дура-баба! Уйди, Христом-богом тебя прошу!..

Тут татарин нанес сокрушительный удар, и казак, успев закрыться, не удержался на ногах и влетел в распахнутый вход юрты. Исмаил-ага, завывая, ринулся за ним. В следующее мгновение Мигулин выскочил обратно, юрта повалилась, но татарин каким-то чудом сумел выбраться наружу, и снова их сабли с лязгом скрестились.

Лезть в поваленную юрту в поисках оружия было бессмысленно. Анжелика остановилась в растерянности, потом решилась и подобрала камень.

— Вот именно, — крикнул Мигулин, заметив ее движение. — Мне по горбу не попади…

Он не мог прогнать Анжелику, оставалось только подбодрить ее. Исмаил-ага тоже заметил камень в ее руках и самонадеянно закричал:

— Бей! Бей его!

Камень, пущенный неверной рукой, полетел совсем не туда, куда хотела Анжелика.

— Что-то слабо, — оценил бросок Мигулин. — Не кормили тебя тут, что ли?

Он дрался умело и упорно. Дразнил татарина улыбкой, переговаривался с Анжеликой… Исмаил-ага, утомленный «ночью любви», стал задыхаться. Он рубил с плеча, но сабля его с визгом рассекала пустоту.

И вот Мигулин еще раз присел под свистящим лезвием и вдруг косым режущим ударом снизу вверх располосовал открывшемуся Исмаилу живот…

Татарин с диким воем рухнул на землю и покатился, вздымая клубы пыли. Мигулин прыжком догнал его, наступил на руку с саблей и, жмурясь, сильно ударил по голове. Голова Исмаила-аги треснула со звуком спелого арбуза. Все было кончено…

Мигулин отер лезвие о полу татарского халата, сунул саблю в ножны и устало сел тут же, неподалеку.

— Фу-у-х… — сказал он. — Ну, у тебя и знакомые!

Спасенная Анжелика бросилась к нему, упала и, зарыдав, положила ему голову на колени.

— Ну… — растерялся Мигулин. — Чего ты?

Он гладил волосы Анжелики неловкой ладонью, привыкшей к поводьям или оружию, ладонь эта дрожала. Была ли причиной неловкость, оттого, что Анжелика обнимает его колени, или какая иная причина, вроде недавнего убийства, но ладонь дрожала, и Анжелика своими волосами, кожей на голове и всем телом ощущала эту дрожь.

— Пойдем отсюда… — сказал Мигулин и вздохнул, поднимаясь.

Они стали подниматься в пещеру. Мигулин обнимал за плечи плачущую Анжелику, говорил ей что-то утешительное. Она не вслушивалась в смысл его слов, достаточно было мягкого, успокоительного тона.

— Как же ты нашел меня? — спрашивала потом Анжелика.

— Да этот же… Волчара…

— Он нашел тебя прямо в море?

— Нет, мы уже из похода вернулись… Там такой поход был! — начинал вспоминать Мигулин. — До самого Истамбула шороху наделали. Слух у них прошел, что нас целых семьсот стругов. Так бедные турки в море выходить боялись! А наши тем временем с калмыками под Азов подходили, четыреста пленных забрали и брата азовского паши с ними, скота угнали несчетно… Да, удачный год. Давно такого не было.

— А как же этот зверь?..

— Зверь? Как вернулись мы, мне говорят — зверь какой-то под Черкасском объявился, воет, прямо навзрыд, жизни не дает. Ну, я и понял, о чем речь. Выехал как-то под Монастырский городок по делам, а он мне навстречу вышел. Я — за ружье, он скрылся. Так и пошло, и не подпускает, и не уходит. Вроде как заманивает куда-то. Думал я, думал… Дай, думаю, поеду, погляжу… Собрался вот, приехал… — усмехнулся Мигулин.

— А зверь?

— Как до моря дошли, отстал. Здесь где-нибудь, неподалеку…

— Что нам теперь с ним делать?

— Не знаю…

Она задавала и задавала ему вопросы, как будто не могла успокоиться, а он отвечал на них с неясным смущением.

— А ты не боялся? Как ты узнал, что он один?

— Следы… Один приехал, двое уехали… Женщина ушла…

— Она должна вернуться… Она нас выдаст! — всполошилась Анжелика. — Нам надо убираться отсюда скорее, как можно скорее.

— Да. Надо б ее… конечно… Проглядел. Да и боялся шум поднимать.

— Нет. Это хорошо, что ты ее не убил, — сказала Анжелика. — Я так устала от всех этих смертей. Уедем отсюда скорее, прошу тебя…

— Куда ж ты думаешь ехать? — спросил Мигулин.

— В Кафу. Там меня ждут… Ждали… — поправилась Анжелика.

— Разумно, — согласился Мигулин. — Если хватятся, то искать будут за проливом, на севере.

— Едем? Быстрее…

— Да, — согласился опять Мигулин. — Этого надо бы прикопать…

— Я и забыла… Он отобрал твой бриллиант…

Мигулин с видимой неохотой пошел обыскивать татарина. Анжелика же стала собираться в дорогу. Ей не терпелось покинуть остров. Теперь она действовала обдуманно. Оделась в темное, закрыв лицо, как одевалась служанка; собрала в узел все необходимое.

Вернулся Мигулин. На немой вопрос Анжелики пожал плечами. Ему тоже пришлось переодеться. Впрочем, он удовольствовался тем, что сменил кафтан на халат и обмотал голову чалмой, скрыв волосы. Этого оказалось достаточно, чтоб загорелый с пробивающейся темной бородкой Мигулин стал походить на татарина-крымчака.

— А как мы отсюда уедем? Ты на коне?

— На двух, — похвалился Мигулин. — И этого лошадка у бродов спутанная пасется.

— Так чего мы ждем?

Анжелика опасалась, что Мигулин захочет остаться на острове хотя бы на ночь. Причин могло быть несколько, в том числе — усталость лошадей. Присматриваясь к царившим в этих землях традициям, Анжелика догадывалась, что вести себя надо, как будто попала в прошлое, лет на двести-триста назад, в рыцарские времена, а в обычае рыцарей было остаться на отбитом у врага поле боя и здесь же над его хладным трупом овладеть захваченной или освобожденной пленницей. Все благородные рыцари поступали так.

— Чего мы ждем? — повторила она, ожидая все же возражений Мигулина.

— Если ты готова, то поехали, — просто сказал казак.

Они спустились к юртам, Мигулин шел первым, за ним с узелком поспешала Анжелика. Труп Исмаила-аги лежал в другом положении, лицом вниз; Мигулин, обыскивая, переворачивал его. Мигулин, шагавший по тропинке, равнодушно перешагнул через откинутую руку с мученически скрюченными пальцами. Анжелика далеко обошла это страшное место. Ей казалось, что полузакрытым глазом Исмаил-ага наблюдает за ее ногами.

Возле брода на лужайке пасся спутанный на передние ноги незнакомый Анжелике темно-гнедой, черноногий татарский конь. Неподалеку в зарослях ждали хозяина два мигулинских — золотисто-рыжий и буланый.

— Садись, — указал Мигулин и подсадил Анжелику на подседланного буланого, сам он поймал и заседлал своим седлом гнедого коня Исмаила-аги, а своего золотистого повел в поводу.

Разбрызгивая воду, пронеслись они бродом и поскакали, давая круг вокруг заброшенного рыбацкого поселка.

— Береженого бог бережет, — пояснил Мигулин. — А вдруг там кто-то есть? Этот день нам от всех прятаться придется.

Гористая цветущая прибрежная полоса сменилась безводной полынной степью. Лошади шли бодро. Никто не попадался им в пути. Один раз показалось Анжелике, что кто-то наблюдает за ними с холма, но Мигулин ехал спокойно, прямо к этой фигуре, и скоро Анжелика разглядела, что это — каменная фигура, плосколицая, со сплетенными под отвислым животом руками.

— Это татарский бог? — спросила она Мигулина. — Похож…

— На кого? — удивился Мигулин.

— На татарина.

Мигулин посмотрел в спину оставшемуся позади идолу, хмыкнул, но ничего не ответил.

Он был молчалив и сосредоточенно спокоен. Анжелика, приотставшая на половину конского корпуса, часто смотрела на него, на его, казавшийся угрюмым, профиль. Мигулин часто всматривался в лежавшую перед ними степь, и тогда его нос хищно заострялся и горбился, губы поджимались, а короткая, отросшая бородка поторщилась.

«Почему он взялся за это?» — думала Анжелика. Когда-то в Москве он обещал, что доставит ее туда, куда она скажет. Она просила высадить ее на крымский берег, и он, вопреки обычаям своих собратьев, добился, взял ее в морской поход и высадил туда, куда она просила. Свое слово он уже сдержал. Он чист и перед ней, и перед собой, и перед боярином Матвеевым. Может, он испугался зверя? Зверь, послушный Анжелике, зависящий от нее (кстати, где он теперь?), появился под их городом, выл… А у него дети…

— Как твоя семья? — спросила Анжелика. — Жена? Дети?

— Пока ничего, — отозвался, не оборачиваясь, Мигулин. — Это не моя Татьяна личико тебе тогда разукрасила?

— Твоя Татьяна, — подтвердила Анжелика. — Разукрасила…

Мигулин удовлетворенно кивнул, как будто радовался, что его жена побила Анжелику.

— Ты рад? — удивилась Анжелика.

— А как же? Ревнует — значит любит.

— Еще бы! Такого, как ты, невозможно не любить, — с вызовом сказала Анжелика.

— Да, — подтвердил Мигулин. — Я такой.