Впереди показалась деревушка, серая и невзрачная, гораздо беднее и хуже виденных Анжеликой в России. На всякий случай она объехала ее стороной, хоть конь и тянулся к безмолвным, сонным хижинам.

Вряд ли пастухи сообщат кому-либо в деревне до вечера, что видели странную всадницу, а она тем временем уедет подальше на запад, как советовал Мигулин.

Восходящее за спиной солнце стало припекать. Конь все чаще тянул повод и наклонялся к придорожной траве. Он не особо устал, шагом шел из упрямства и из презрения к всаднице. Анжелика сама почувствовала голод. Да и коня надо было напоить… Поразмыслив, она направила коня к первой показавшейся роще.

Навалившаяся усталость валила ее с ног. Листья убаюкивающе шептались над головой. В ближайшем озере она выбрала место почище и напоила коня. Потом выбрала место в чаще под деревом, привязала коня к кисти своей руки, вторую руку положила себе под голову и мгновенно заснула.

Пока спала, она не слышала, как отряд конницы прошел невдалеке, направляясь на восток, как раз к тому месту, где ночью высаживались казаки. Конь Анжелики сквозь ветви видел этот отряд и поволновался при виде бегущих лошадей, но, к счастью, не заржал.

Спала Анжелика до полудня. Солнечный луч, пробившийся сквозь листву, заиграл у нее на лице и разбудил. Очень хотелось есть. Она съела пару лепешек, засунутых ей за пояс в специальном мешочке предусмотрительным Мигулиным, и напилась из того места, где пил недавно ее конь.

За рощей показалась еще одна деревня. Анжелика решилась. Гораздо хуже будет, если ее заметят прячущуюся. Она выехала из рощи и стала спускаться к деревне.

Каменные, обмазанные глиной домишки лепились друг к другу, но вокруг было относительно чисто, и жители внешне не напоминали татар. Они, действительно, заметили перстень на руке Анжелики и горячо обсудили его, зашушукались, поглядывая на всадницу.

Анжелика сказал им два слова, которые рекомендовал Мигулин, а от себя произнесла приветствие по-татарски. Люди, застенчиво и вместе с тем плутовски улыбаясь, взмахами показали ей направление и подтвердили:

— Кафа.

— Мне надо в Кафа. Это там? — уточнила Анжелика.

— Га. Кафа, — подтвердили жители и снова зашушукались.

Пожав плечами, Анжелика тронула коня, и, проехав через деревню, стала вброд перебираться через ручей. Один из жителей, убедившись, что за ним никто не наблюдает, сделал Анжелике знак: указал на видневшийся впереди лесок, на солнце и зашевелил пальцами, имитируя быстрый бег. Анжелика ничего не поняла. Потом уже, отъехав, догадалась, что ей советуют побыстрее добраться до леса и пересидеть там светлое время суток. Она так и сделала.

Что-то в ее одежде и внешности было не так. Деревенские жители (явно — не татары) советовали ей скрываться. Но другого пути не могло быть. Анжелика продремала в лесу до сумерек и всю ночь осторожно, шагом пробиралась все дальше на запад.

В тревогах прошла еще одна бессонная ночь. И снова она отсыпалась в роще. Однако дальше тянулась абсолютно голая, безлесая равнина, горы ушли на север, а с юга, как показалось Анжелике, должно было вскоре показаться море. «Так или иначе, но надо идти к людям», — решилась. Анжелика, и она поехала напрямую к видневшейся впереди деревне.

Деревня на этот раз оказалась татарской. Анжелика определила это не доезжая, по запаху. Жители, в основном — женщины и дети, обступили всадницу. Она сказала, чтоб ей показали жилище начальника, и вся толпа отправилась вместе с ней к одному из строений. Старый, сморщенный татарин вышел к ней и обалдело уставился, но пришел в себя, как только Анжелика протянула ему перстень.

— Якши. Кафа, Кафа… — забормотал он и, оставив Анжелику, стал давать какие-то распоряжения, готовясь в дорогу.

Анжелика отошла в узкую тень у стены одного из жилищ и стояла там, держа коня за повод. Толпа, собравшаяся поблизости, рассматривала и ее и лошадь. Мальчишки оживленно обсуждали тавро на конской шкуре.

Наконец, все было готово. Старый татарин с необычной для таких лет сноровкой уселся в седло, взмахнул рукой:

— Едем…

Анжелика приготовилась взобраться на спину своего коня. Но тут толпа стала оборачиваться куда-то на восток, раздались крики и топот, и вскоре конный отряд влетел в деревню. Всадники проскакали бы мимо, но расступавшаяся толпа замедлила бег их коней. Анжелика предпочла отвернуться и насколько возможно укрыться в тени за своей лошадью. И все же ее заметили. Удивленные возгласы заставили ее оглянуться. Начальник отряда, косясь на нее, о чем-то грозно расспрашивал старого татарина, и в начальнике этом она с ужасом узнала старого знакомого. Перед ней был Исмаил-ага собственной персоной.

— Что это за пери прячется в вашей забытой аллахом деревне? — опрашивал похожий на паука татарин.

— О, великий и мудрый, — лебезил старик, прикидывая в уме лишь одно, как бы не отобрали перстень. — Только аллах знает все. Я, пыль у его ног, ничего не знаю. Да если б и знал, что могу я, старик…?

— Говори короче, старый шакал!

Толпа зашумела, обидевшись за своего старшего.

— Молчать! — прикрикнул Исмаил-ага. — Говори короче, старик. Ну? Кто эта такая? Не переодетый ли мужчина? Да покарает аллах такого грешника…

— О, могучий и благородный, — закланялся старый татарин. — Она появилась неожиданно, как будто спустилась с небес…

— Э-э…! — Исмаил-ага спрыгнул с седла на землю и сквозь толпу направился к готовой зарыться в землю Анжелике.

Анжелика полностью закрыла лицо, но сквозь прозрачную ткань могла видеть все. Исмаил-ага внимательно осмотрел ее конька и хищно оскалился — лошадь, судя по тавру, была из деревни, только что разграбленной и сожженной казаками. Он протянул руку, готовый сорвать покрывало с лица Анжелики, но заколебался и, пошевелив пальцами, опустил руку.

— Эй, разойдитесь все! — крикнул он толпе, но та не сдвинулась с места. — Хорошо… Пойдем внутрь.

Он указал Анжелике, чтоб шла внутрь хибарки. Она пошла, лихорадочно ища выход, но не находила его. Внутри был полумрак, свет проникал лишь в неровное отверстие в крыше. И здесь Исмаил-ага недрогнувшей рукой сорвал с лица Анжелики покрывало.

— Ты…?!

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.

— Аллах… — простонал татарин и вдруг с криками метнулся к выходу.

Увидев, что великий и мудрый, могучий и благородный Исмаил-ага с воплями выскочил из хижины, куда только что завел странное существо, толпа шарахнулась и стала разбегаться. Всполошилась вся деревня. А Исмаил-ага, выскочив на середину дороги, упал на четвереньки, оборотился к востоку и стал стучать лбом о землю, выкрикивая:

— О аллах! Благодарю тебя! Ты рассмотрел мечты и сны последнего из рабов твоих…! О, аллах, как мне тебя славить?! Нет бога, кроме аллаха, и Магомет пророк его! О-о-о-о!

Воины из отряда остолбенели. Начальник их так долго бесновался в пыли, что Анжелика подумала о возможности улизнуть как-нибудь под шумок. Но паукообразный Исмаил-ага вскочил на ноги, бегом бросился к хижине, где все еще стояла Анжелика, вытащил ее оттуда за руку и поволок к своему коню.

— Это моя беглая рабыня! — объявил он всем громогласно. — Аллах помог мне найти ее…

Он стал подсаживать Анжелику на круп пугливого, переступавшего ногами и косящегося коня. Старый татарин стоял в сторонке, опустив глаза, мечтая, чтоб в суматохе все забыли о доставшемся ему перстне с бриллиантом. Но не вышло. Анжелика покрутила указательным пальцем вокруг среднего на левой руке и указала на старика.

— А-а… — вкрадчиво протянул Исмаил-ага и шагнул к потупившемуся старику. — Где украшения этой женщины, подаренные ей мною? А? Взять его!

Воины, услышав об украшениях, набросились на укрывателя. Старик завизжал, задрыгал ногами. Обшарив, его поволокли внутрь его жилища и вскоре один из воинов выскочил, сжимая в пальцах ослепительно сияющий предмет.

— Вот все, что мы нашли, больше нет ничего.

Следом на четвереньках выполз разъяренный старик, он не осмелился слать проклятия Исмаилу и обрушился на Анжелику:

— О, подлая тварь! Дочь свиньи и шакала! Чтоб ты покрылась коростой вместе с твоим перстнем!

— Это все? — спросил Исмаил-ага у Анжелики, и когда она кивнула, обратился к старику. — Не гневи аллаха, старый человек. Мы спасли тебя от греха. Укрывать краденное так же грешно, как и красть…

— Шлюха! Потаскуха! — не слушая, выл старик. — Чтоб ты сдохла под забором!

От хваленого татарского бесстрастия не осталось и следа.

— Поехали! — бодро воскликнул Исмаил-ага, вскакивая в седло впереди Анжелики.

— Пакость! Кусок верблюжьего навоза! — летело им вслед.

А когда они отъехали подальше, старик, который не мог смириться с ударами судьбы, высказался и о великом и мудром Исмаиле:

— Сын крокодила, сын змеи! Чтоб ты сломал свои зубы, чтоб эта подлая скотина откусила тебе…!

Напутствуемые подобными пожеланиями Исмаил-ага и вынужденная обхватить его за пояс Анжелика скакали все дальше на запад, вокруг них с гиком и свистом неслись татарские воины.

Что будет теперь? Исмаил-ага — это не легковерный и благородный Баммат. Она вновь была в руках татар, о которых с таким ужасом говорили поляки и украинцы. Да она и сама помнила, что они сделали с украинской деревней. Впрочем, нечто подобное сотворили с татарской деревней позапрошлой ночью донские казаки… И разве отличались все эти зверства от безобразий, что совершили в деревнях возле родового замка де Сансе французские солдаты, распущенные из армии после подписания Вестфальского мира?

Лошадь под двумя всадниками быстро устала, она неслась неровными скачками, и Анжелика вынуждена была все время тыкаться лицом в пропахшую дымом, конским потом и бараньим салом спину Исмаила. В отряде было много запасных лошадей, но Исмаил-ага упрямо держал Анжелику у себя за седлом и иногда в вожделении мычал, стонал и скрипел зубами.