— Я не участвую в такой игре, — ответила Анжелика. — И не просила вас в ней участвовать…

Как только они заговорили, Мигулин, приотстав, безнадежно покачал головой и больше с графом не заговаривал.

Но вот за покрытым редким кустарником холмом они увидели далекую развилку, и Мигулин, оживившись, догнал графа.

— Развилка, — указал он.

И граф, и Анжелика с досадой, как показалось казаку, прервали свой разговор.

— Что вы опять затеяли? — спросила Анжелика.

— Дорога раздваивается, — напомнил Мигулин.

— Мы еще раз попытаемся подловить пана сотника, — объяснил Анжелике граф. — Надо же наказать его за ночной концерт. Полное отсутствие слуха и — такая навязчивость!..

Поле за развилкой было ровным и голым, что лишало возможности устроить засаду возле одной из дорог.

— Так что же делать будем? — в голосе оторванного от беседы графа чувствовалось раздражение.

— Там, похоже, начинается овраг, — указал Мигулин в сторону на поросль и верхушки деревьев. — Ветер дует от дороги в ту сторону, и если вы укроетесь там, то зверь с дороги вас не учует. Понаблюдайте оттуда. Зверь пройдет стороной мимо вас. Посмотрите, за кем он пойдет. Как увидите, стреляйте хотя бы вверх и скачите прямо к карете. Возьмите с собой слугу, так надежнее. Может быть, на этой развилке нам удастся взять его между двух огней.

— А он точно идет за нами?

— Если б я знал… — вздохнул Мигулин.

— Хорошо. Яцек, за мной! — приказал граф и, круто свернув, поскакал к кустам, темневшим далеко в стороне от дороги. Яцек с ружьем в руках следовал за ним.

Подъезжая к отрожине оврага, граф оглянулся. Путники только что разделились: карета свернула влево, одинокий Мигулин рысцой, осторожно озираясь, ехал по правой дороге. Теперь надо было выбрать место для наблюдения. Граф стал подыскивать, где бы спешиться. Взгляд его скользил по гребню оврага, выбирая покатый склон, чтоб легче было подняться.

Серый ком (граф потом никак не мог вспомнить, откуда он появился) метнулся под копыта. Вороной конь дал свечку, визг и стон одновременно вырвались у него. Он рухнул с распоротым брюхом, и граф покатился по земле, путаясь в шпаге. Он вскочил, но не удержался на ногах и, сделав несколько шагов, падающим движением привалился к стене оврага. При падении ножны шпаги погнулись, шпага шла очень туго, и граф, торопясь, выхватил левой рукой висящий на поясе короткий дуэльный кинжал.

Лошадь Яцека рванулась и влетела в кусты, Яцек рвал поводья, но лошадь упрямилась, не шла, становилась на дыбы…

Зверь, подмятый рухнувшим конем, тоже потерял время, он выскочил из-под туши и присел в трех шагах от графа, готовый к прыжку. Шерсть на загривке у него дыбилась, глаза горели.

Побледневший граф переложил кинжал в правую руку и держал у бедра, готовясь ударить, а левую вытянул вперед, подставляя под сверкающие зубы и острые когти, чтоб перехватить бросок.

Зверь медленно, еле заметно пополз к нему, дюйм за дюймом, глядя прямо в глаза, будто гипнотизируя. Хвост его подрагивал, пасть ощерилась, приоткрывая клыки…

Тут из кустов с треском выломился спрыгнувший с коня Яцек и вскинул ружье. Уклоняясь от выстрела, зверь прыгнул, но прыгнул не на грудь, как ожидал граф, а в ноги. Тело его серой молнией метнулось низко над землей и сразу же отпрянуло. Граф вскрикнул и повалился. Несколько раз он ударил кинжалом в пустоту и, собрав все силы, рывком приподнялся. Он стоял на коленях с кинжалом в руке. Зверь лишь разорвал ему ботфорт от отворота до щиколотки и теперь вновь медленно полз, ближе и ближе…

Яцек подбежал ближе, сохраняя заряд и намереваясь стрелять наверняка. Зверь вскинул голову, подскочил и бросился от Яцека в кусты. Старый слуга с торжествующим криком выстрелил ему вслед, а граф, облегченно вздохнув, стал подниматься с колен.

— Собака…

И вдруг кусты раздвинулись и зверь вновь появился. Он выступал победителем, страшная морда его скалилась торжествующей ухмылкой.

Яцек вскрикнул от ужаса и, отшвырнув пустое ружье, выхватил из-за пояса широкий охотничий нож. Они с графом стали плечом к плечу.

Зверь остановился как бы в нерешительности, он давился хрипом, ярость пропитала его тело до кончика хвоста, но люди стояли стеной, сжимая кинжалы. И тогда зверь двинулся в сторону, он обошел кругом медленно поворачивающихся людей и приблизился к стонущему, бьющемуся, издыхающему коню. Вороной из последних сил рванулся от зверя, но тот одним прыжком оказался на нем и со страшным звуком, сочетающим лязг и чавканье, перегрыз коню горло. Кровь брызнула фонтаном, и волк стал жадно глотать ее. Он хлебал, поворачивая к графу и Яцеку окровавленную морду и сверкая глазами.

— А-а! — граф все же вытащил из ножен шпагу. — Яцек, за мной!

Он бросился к зверю, шпага дважды со свистом разрубила воздух, волк увернулся и отскочил к кустам. Он отяжелел от выпитой крови, глаза его стали более тусклыми, он зарычал и с сытым достоинством ушел в кусты.

Раздался топот. Мигулин и графские слуги подскакали. Они услышали выстрел, но не увидели ни волка, ни графа и, решив, что дело неладно, бросились на выручку.

— Проклятая тварь! Видели б вы его гнусную рожу! — кричал граф. — Мой конь! О, сволочь! Я отомщу тебе…

Губы графа дрожали, он был смертельно обижен.

— Давайте подумаем, как нам поймать этого выродка…

— Давайте. Но только подумаем. Вдруг он нас подслушивает, — ответил Мигулин.

— Прочешите этот овраг! — закричал граф слугам. Те бросились вперед, но, дойдя до кустов, они умерили свой пыл.

— Так мы его не найдем, — сказал Мигулин. — Скорее к карете.

Анжелика тоже слышала выстрел и велела остановить карету. Судьба вновь и в который уже раз вовлекала ее в какой-то дьявольский хоровод со стрельбой, скачкой и чудовищными завываниями по ночам. Когда-то (это казалось теперь далекой чужой жизнью) по ночам ее пугало рычание львов… «Господи, когда же это кончится?» — думала маркиза.

Подскакали разгоряченные, не остывшие после очередного приключения мужчины.

— Вы говорили, что он пошел за каретой, а как же вы объясните то, что он напал на меня? — кричал граф.

— Да откуда ж я знаю! — отвечал Мигулин.

— Итак, война! — объявил граф. — Он напал на нас, он объявил нам войну.

— Главное, чтоб он не напал на карету, — говорил Мигулин. — Надо выследить его. Мы начали войну по всем правилам военного искусства…

— Мы обороняемся, он нападает. Надо достойно встретить его очередную атаку.

— Надо выбрать позицию. Заставить его атаковать в чистом поле…

— Водный рубеж… Днепр… — вспомнил граф.

Спор и планы, которые строили мужчины, казались Анжелике бессмысленными. Они согласились на том, что будут оборонять карету, на нее же несколько раз глянули, как на пустое место. Это было обидно. Но она знала мужчин, знала, что пережитая смертельная опасность пробуждает в них инстинкт сохранения и продолжения рода, и потому боялась не столько зверя, сколько графа, на которого зверь сегодня напал. Нынешней ночью граф должен был вспыхнуть с новой силой, устроить новое представление.

На месте очередного ночлега Анжелика приняла ряд мер, предохраняющих ее от возможных посягательств ветренного юноши. Она велела разгрузить все вещи и сложить у порога самой дальней комнаты. Мигулин, о чем-то догадывавшийся по ее поведению, сразу же расположился у ее порога.

И все же нельзя было показать, что ты боишься, и Анжелика долго не ложилась спать, расчесывала волосы, просто рассматривала себя в зеркало.

— Граф Раницкий к вашему сиятельству, — доложила Жаннетта, выходившая в коридор по какому-то незначительному делу.

— Пусть войдет, — сказала Анжелика, давно готовая к такому повороту событий.

Граф вошел бледный, тихий, сдерживающий невольную дрожь:

— Добрый вечер, сударыня…

— Добрый вечер, граф, — ответила Анжелика, не поворачиваясь от зеркала.

Граф колебался, не мог подобрать слова. Для Анжелики, привыкшей видеть его отнюдь не таким скромным, это было ново. Она наблюдала за его отражением в зеркале и в то же время делала вид, что рассматривает себя, переплетает волосы.

— Присядьте, граф, — сказала она, когда молчание затянулось. — У вас сегодня выдался трудный день. Зверь напал на вас…

— Видели б вы его морду! — подхватил граф, и Анжелика с удивлением почувствовала, что он не играет, он искренен, он, действительно, напуган.

— Я знаю, что это такое. Мой муж устраивал королевские охоты…

— Клянусь, такого не видел никто! Видели б вы, как он полз ко мне, полз, глядя в глаза… Так палач смотрит на свою жертву…

— Это обыкновенный зверь, не более…

— О, нет! Это не обыкновенный зверь, маркиза. Это нечто… Этому нет названия…

Она поняла, что надо затеять спор и дать юноше возможность выплеснуть свою горячность.

— Вам могло и показаться…

— Мне не могло показаться! — с мукой в голосе воскликнул граф. — Погиб мой конь. Эта тварь пила его кровь и искоса смотрела на меня. Видели б вы, как она смотрела…

— Может быть, я покажусь вам жестокой, но подобные картины вызывают у меня довольно странные воспоминания, — стараясь сдержаться ответила Анжелика. — Коленом вы трогали колено вашей несчастной тетушки, а в это время поглядывали на меня. Как вы думаете? Почему именно эта сцена приходит мне на ум? Может быть, в них, в этих картинах, есть что-то общее?

— Вы не милосердны, маркиза! — воскликнул граф, становясь перед ней на одно колено. — Эльжебета — жертва. Она жертва своего, мужа, своего отца… Неужели вы будете и впредь попрекать меня родством с несчастной женщиной? Она не стоит вашей ревности, поверьте!

— Я вовсе не ревную. Я говорю о вас… — немного растерялась Анжелика, не ожидавшая такого маневра. — Вы только что говорили мне…