* * *

Распрощавшись с Мадемуазель, Анжелика некоторое время бродила по коридорам замка, надеясь встретить Пегилена де Лозена, который часто бывал у Мадемуазель. Его она не встретила, зато наткнулась на Сербало. Тот прогуливался по дворцу с довольно кислым выражением лица. Он тоже не знал, что и думать по поводу ареста графа де Пейрака; все, что можно было сказать — никто не обсуждал его исчезновение и, казалось, даже не подозревал об этом.

— Скоро об аресте узнают все, — заверила его Анжелика, вспомнив о болтливости Великой Мадемуазель.

Теперь ее больше всего пугала стена молчания, окружавшая исчезновение Жоффрея. Если бы о нем говорили, то что-нибудь выплыло бы наружу.

Она осведомилась о маркизе д’Андижосе. Сербало ответил, что тот только что отправился в Пре-о-Клер[214] на дуэль.

— Он дерется на дуэли? — испуганно воскликнула Анжелика.

— Не он, а Лозен и д’Юмьер — дело чести.

— Проводите меня к ним, я хочу их видеть.

Когда она спускалась по мраморной лестнице, к ним приблизилась дама с огромными черными глазами. Анжелика узнала графиню де Суассон, одну из Манчини: то была Олимпия, племянница кардинала.

— Мадам де Пейрак, как я рада вновь видеть вас, — произнесла красавица, — но еще больше я рада видеть вашего стража, черного, как эбеновое дерево, который меня совершенно заворожил. Я хотела поговорить с вами еще в Сен-Жан-де-Люзе. Не уступите ли вы его мне? Я заплачу хорошую сумму.

— Я не продаю Куасси-Ба, — отказала ей Анжелика, — да, мой муж купил его в Нарбоне, когда тот был еще ребенком, но он никогда не считал его рабом, и он платит ему за службу.

— И я буду платить ему, и много.

— Сожалею, мадам, но я не могу вам помочь. Куасси-Ба нужен мне, да и муж был бы расстроен, не найдя его по возвращении.

— Ну что ж, тем хуже, — ответила графиня де Суассон с легким разочарованием в голосе.

И бросила полный восхищения взгляд на бронзового гиганта, с невозмутимым видом стоявшего за Анжеликой.

— Такой спутник может невероятным образом подчеркнуть красоту, хрупкость женщины и белизну ее кожи. Не правда ли, дорогой?

Тут Анжелика заметила маркиза де Варда, направлявшегося к ним. Ей совсем не хотелось снова встретиться с этим дворянином, который повел себя с ней так нагло и недостойно. При виде маркиза она тотчас вспомнила его грубый поцелуй.

Так что она торопливо распрощалась с графиней де Суассон и стала спускаться к садам.

— Кажется, прелестная Олимпия бросает полные вожделения взгляды на вашего стража, — сказал Сербало. — Ей мало официального любовника, Варда. Ей страшно хочется узнать, каков в любви мавр.

— О боже! Лучше поторопитесь, чем говорить такие гадости! — рассердилась Анжелика. — Лично мне страшно хочется узнать, не успели ли Лозен и д’Юмьер насадить друг друга на шпаги.

Мир вокруг нее рушился, а окружающие люди были такими бесчувственными и беззаботными. Ей казалось, что сама она, словно во сне, бежит, стараясь догнать что-то, что догнать невероятно трудно, стараясь соединить в целое то, что распадалось на части. Все отодвигалось от нее и уплывало.

Они были уже на набережной, когда их окликнул чей-то голос и пришлось снова задержаться.

Незнакомый Анжелике вельможа подошел к ней и попросил уделить ему пару минут.

— Да, но я тороплюсь.

Он отозвал ее в сторону.

— Мадам! Меня послал Его Королевское Высочество Филипп Орлеанский, брат короля. Месье желает поговорить с вами по поводу графа де Пейрака.

— Боже мой! — прошептала Анжелика, и сердце ее сильно забилось.

Получит ли она какие-нибудь точные сведения? Ей не слишком нравился брат короля, чересчур разодетый и накрашенный, но она помнила, что в Сен-Жан-де-Люзе он играл важную роль при дворе Его Величества. Она помнила и о несколько двусмысленном восхищении, которое тот высказывал по отношению к графу де Пейраку. Что ему известно о заключенном в Бастилию Жоффрее?

— Его Высочество ждет вас сегодня вечером в пять часов пополудни, — тихим голосом продолжал дворянин, — вы войдете в Тюильри и пройдете к Павильону Флоры, где находятся апартаменты Месье. Ни с кем об этом не говорите.

— Со мной будет служанка.

— На ваше усмотрение.

Он раскланялся и удалился, позвякивая шпорами.

— Кто этот дворянин? — спросила Анжелика у Сербало.

— Мессир де Лоррен[215], новый фаворит Месье. Да, де Гиш ему разонравился: он не слишком страстен в однополой любви и отдает предпочтение дамам. Хотя Месье уже тоже не пренебрегает женщинами. Говорят, его женят после вступления короля в Париж. И вы знаете, на ком? На принцессе Генриетте Английской, дочери несчастного короля Карла I, которого обезглавили англичане… Но его сын взошел на престол.

Анжелика слушала Сербало вполуха. Она почувствовала, что проголодалась. Ее аппетит никогда не сдавал позиций. Ей было немного стыдно за это, особенно в нынешних обстоятельствах. Чем питается Жоффрей в мрачной тюрьме, он, всегда столь утонченный?

Анжелика украдкой искала взглядом продавца вафель или горячих пирожков, которыми можно перекусить.

Дорога привела их к другому берегу Сены, к старой Нельской пристани, рядом с которой высилась башня.

Вот уже долгое время не существовало прежнего Пре-о-Клер, места сборищ студентов. Но между аббатством Сен-Жермен-де-Пре и старыми рвами находился поросший рощицей пустырь, где обидчивые молодые люди могли смыть кровью нанесенное их чести оскорбление, не опасаясь встречи с караульной стражей.

Приблизившись к назначенному месту, Анжелика и Сербало услышали крики, а вскоре увидели Лозена и д’Юмьера в расстегнутых, как и положено дуэлянтам, рубашках, набросившихся на Андижоса. Они рассказали, что должны были драться, и тайком попросили Андижоса прийти и во имя дружбы отменить дуэль, когда они уже будут на лугу. Но предатель спрятался за кустами и от души веселился, глядя, как «враги» изо всех сил тянут время, выискивая всякие предлоги: то якобы одна шпага короче другой, то туфли у одного слишком мягкие, а брюки другого слишком узкие, и тому подобное. В конце концов, когда появился посредник, они накинулись на него с упреками.

— Если бы мы были обыкновенные сорвиголовы, за это время мы уже могли бы сотню раз перерезать друг другу горло! — кричал Лозен.

Анжелика присоединилась к ним, напустившись на Андижоса.

— Вы думаете, мой муж пятнадцать лет содержал вас для того, чтобы вы занимались глупостями, пока он сидит в тюрьме? — вскричала она. — Ох уж мне эти южане!

Она схватила его за руку, отвела в сторону и стала умолять срочно отправиться в Тулузу, чтобы как можно быстрее привезти ей деньги. Андижос с пристыженным видом признался, что вчера вечером у принцессы Генриетты проиграл все, что у него имелось при себе. Анжелика дала ему пятьсот ливров и велела взять с собой Куасси-Ба.

Когда они ушли, Анжелика заметила, что Лозен и д’Юмьер, как и их секунданты, также исчезли.

Она приложила руку ко лбу.

— Мне необходимо вернуться в Тюильри к пяти часам, — сказала она Марго. — Давай подождем в таверне, там мы сможем поесть и попить.

— В таверне! — повторила в негодовании служанка. — Мадам, такое место не подходит для вас.

— А тюрьма подходит для моего мужа? Я хочу пить и есть. Да и ты тоже. Оставим предрассудки и пойдем.

Анжелика запросто взяла Марго под руку и оперлась на нее. Теперь она хорошо узнала свою служанку. Живая, пылкая, легко выходившая из себя Маргарита, или, как ее часто называли, Марго, была бесконечно предана семье де Пейрак.

— Может, ты тоже хочешь уйти? — внезапно спросила Анжелика. — Я понятия не имею, чем все закончится. Ты же видела, слуги сразу испугались, и, возможно, они правы.

— Я никогда не следовала примеру слуг, — пренебрежительно отозвалась Марго, и ее глаза вспыхнули, как угли.

Ее оскорбило предложение графини де Суассон относительно Куасси-Ба, и все, что она увидела во дворце, не шло для нее ни в какое сравнение с отелем Веселой Науки. После минутного размышления она добавила:

— В моей жизни самым важным было одно далекое событие. Помню, меня положили вместе с маленьким графом в заплечную корзину крестьянина-католика, который и принес нас в Тулузу к его родителям. Это произошло после беспощадного погрома в моей деревне. Погибла и моя мать, его кормилица. Мне тогда едва минуло четыре года, но я помню все, до мельчайшей детали. Он был весь изранен и стонал. Я неловко вытирала кровь с его личика, а когда он мучился от жажды, просовывала ему немного талого снега между губами. И тогда, и сейчас — пусть бы я тоже умерла на соломе в тюрьме, но я его не оставлю…

Анжелика ничего не ответила, но сильнее оперлась на ее руку и на мгновение прижалась щекой к щеке Марго.

Они нашли таверну около Нельской пристани, перед мостиком, перекинутым через старый ров и насыпи. Пока хозяйка готовила им фрикасе в очаге, они пили красное вино с круглыми хлебцами.

В помещении было безлюдно, только несколько солдат с любопытством поглядывали на даму в богатой одежде, сидящую за грубым столом.

Через открытую дверь Анжелика видела освещенную факелом зловещую Нельскую башню. Со стен этой крепости когда-то бросали в реку любовников сладострастной Маргариты Бургундской, лишь одну ночь пользовавшихся расположением французской королевы, которая, закрыв лицо, бродила по местным улочкам в поисках привлекательных юношей-студентов.

Теперь башня пришла в упадок, и город сдавал ее прачкам, которые развешивали белье в бойницах.

Это было тихое место, его покой редко нарушали даже прохожие, и оно располагалось очень близко к деревне. Лодочники тянули по берегу баржи, а дети удили во рву рыбу.

* * *

Когда на город начал опускаться вечер, Анжелика вновь перешла по мосту через реку и отправилась в Тюильри.