Анжелика прочитала:

Королевская Палата правосудия

Париж, 1 июля 1660 года

Открыв рот от изумления, она непонимающе смотрела на листок.

Тут дверца домика приоткрылась и в щель высунулась голова слуги, а затем в мятой, жеваной ливрее появился он сам. Увидев карету, мужчина быстро захлопнул дверь, затем, одумавшись, снова открыл ее и, явно колеблясь, сделал шаг вперед.

— Вы привратник? — спросила молодая женщина.

— Да… да, мадам, я… меня звать Батист… Я узнал… ливреи моего… моего хозяина, графа де Пейрака.

— Прекрати бормотать! — вскричала Анжелика, топнув ногой. — Отвечай немедленно, где граф де Пейрак?

Слуга беспокойно огляделся.

Вокруг было пустынно. Тогда он немного успокоился, приблизился к Анжелике и, встретившись взглядом с графиней, внезапно рухнул перед ней на колени, все так же испуганно оглядываясь по сторонам.

— Ах, бедная молодая хозяйка! Бедный хозяин! Ах… Какое ужасное несчастье!

— Да говори же! Что случилось?

Она яростно трясла его за плечи.

— Встань, болван! Я не понимаю ни слова из твоей болтовни! Где мой муж? Он мертв?

Слуга, пошатываясь, поднялся и прошептал:

— Говорят, он в Бастилии. Отель опечатан, я головой отвечаю за его сохранность. Мадам, бегите отсюда, бегите, пока не поздно.

После пережитого только что леденящего душу страха упоминание о печально знаменитой крепости-тюрьме Бастилии, вместо того чтобы все перевернуть в душе Анжелики, почти успокоило ее. Ведь из тюрьмы можно выйти. И, кроме того, она знала, что самой страшной тюрьмой в Париже была тюрьма при архиепископстве, где камеры для узников находились ниже уровня Сены, так что зимой их могло затопить. Для нищих предназначались Шатле и приюты Народной больницы[201]. А в Бастилии держали аристократов. Вопреки мрачным легендам, ходившим о камерах ее восьми донжонов, было известно, что сам по себе факт заключения в Бастилию не запятнал чьей-либо репутации.

Анжелика вздохнула и решила смотреть правде в глаза.

— Думаю, здесь мне лучше не оставаться, — сказала она Андижосу.

— Да, да, мадам, лучше поскорее уезжайте, — подхватил привратник.

— Хорошо бы я еще знала, куда мне ехать. Хотя… В Париже живет моя сестра. Я не знаю адреса, но ее мужа зовут мэтр Фалло, он королевский прокурор. Кажется, после свадьбы его даже называют Фалло де Сансе.

— Едем во Дворец правосудия, там все и узнаем.

И карета снова покатила по улицам Парижа.

Анжелика не испытывала ни малейшего желания смотреть по сторонам. Ее больше не привлекал город, столь враждебно принявший ее. Флоримон плакал. У него резались зубки, и не помогала даже смесь меда и измельченного укропа, которой Марго усердно натирала ему десны.

Наконец им удалось найти адрес королевского прокурора. Как и большинство судей, он жил недалеко от Дворца правосудия, на острове Сите[202], в приходе Сен-Ландри.

Анжелике предстояло направиться на улицу Ада[203], что она сочла зловещим предзнаменованием. Почти все дома здесь были в готическом стиле: серые, с заостренными крышами, узкими окнами, украшенные скульптурами и горгульями.

Карета остановилась перед домом, казавшимся таким же мрачным, как и остальные, хотя на каждом его этаже располагалось по три довольно больших окна. На двери первого этажа, где находилась контора, была прикреплена табличка: «Мэтр Фалло де Сансе. Королевский прокурор».

На пороге кабинета скучали два клерка. Завидев Анжелику, еще не успевшую выйти из кареты, они метнулись к ней и тут же обрушили на нее поток слов на каком-то непонятном жаргоне. Она поняла только, что ей на все лады расхваливают мэтра де Сансе, ибо только в его конторе люди, заинтересованные в том, чтобы выиграть процесс, могут получить правильное руководство и быть уверенными в благополучном исходе.

— Я не насчет процесса, — удалось вставить Анжелике, — я приехала повидаться с мадам Фалло.

Разочарованные клерки показали ей на дверь слева, которая вела в жилище прокурора.

Анжелика взялась за бронзовый молоточек. Что и говорить, если бы не история с исчезновением ее мужа, она вряд ли нанесла бы визит Ортанс. У нее никогда не складывалось особенно теплых отношений с сестрой, так непохожей на нее характером. Но сейчас она поняла, что в глубине души рада тому, что снова увидит Ортанс. Воспоминания о маленькой Мадлон связывали их невидимой нитью. Анжелика подумала о тех ночах, когда они, устроившись втроем на большой кровати, прислушивались к легким шагам Белой Дамы — призрака Монтелу, которая, вытянув перед собой руки, бродила по комнатам. И они были почти уверены, что однажды зимней ночью им удалось увидеть ее входящей в их спальню…

Анжелика, волнуясь, ждала, когда отворится дверь. Появившаяся на пороге полная служанка в белом чепце и безупречной чистоты платье провела ее в прихожую. В этот самый момент на лестницу вышла Ортанс, заметившая карету в окно.

Анжелике показалось, что сестра сначала хотела броситься к ней на шею, но внезапно передумала и приняла отчужденный вид. Впрочем, в прихожей стоял полумрак и нельзя было судить об этом с уверенностью. Они обнялись без особой теплоты.

Ортанс, казалось, стала еще костлявее и выше.

— Бедная моя сестра! — с пафосом проговорила она.

— Почему ты называешь меня «бедной сестрой»? — спросила Анжелика.

Мадам Фалло показала ей жестом на служанку и увлекла Анжелику в комнату. Это было просторное помещение, служившее, видимо, гостиной, поскольку повсюду стояли кресла, табуреты, а вокруг кровати с красивым пологом, покрытой стеганым одеялом из желтого дамаста, стулья и скамьи. Анжелика спросила себя: неужели сестра принимает многочисленных подруг, лежа на кровати, как одна из жеманниц? Прежде Ортанс слыла остроумной и бойкой на язык.

В комнате тоже было мрачновато из-за цветных оконных витражей, но в такую жару это было даже приятно. Тут и там на плиточном полу были разбросаны пучки зеленой травы. Анжелика вдохнула их сильный, свежий аромат, напомнивший ей деревню.

— Хорошо здесь у тебя, — сказала она Ортанс.

Но любезная фраза не тронула сестру.

— Не пытайся меня обмануть своим жизнерадостным видом. Я прекрасно знаю, что произошло.

— Твое счастье, потому что, честно говоря, я нахожусь в полном неведении относительно происходящего.

— Как неосторожно с твоей стороны появиться в самом центре Парижа! — воскликнула Ортанс, возводя очи к потолку.

— Послушай, Ортанс, не нужно так закатывать глаза. Не знаю, как твоего мужа, но лично меня всякий раз, когда ты строила гримасу вроде этой, так и тянуло отвесить тебе пощечину. Давай я расскажу тебе, что знаю сама, а потом ты поделишься со мной тем, что известно тебе.

И она рассказала историю о таинственном исчезновении графа де Пейрака в Сен-Жан-де-Люзе после свадьбы короля. Кое-кто из друзей уверял, будто он отправился в Париж, так что она тоже решила ехать в столицу. А здесь обнаружила, что дом опечатан, а мужа, очевидно, заключили в Бастилию.

Ортанс сурово проговорила:

— А ты отдаешь себе отчет в том, что своим появлением здесь средь бела дня ты можешь скомпрометировать высокопоставленного чиновника, королевского прокурора? И все же ты приехала!

— В самом деле, странно, — парировала Анжелика, — но моей первой мыслью в тот момент было обратиться за помощью к родным.

— Только поэтому ты и вспомнила о родне! Я совершенно уверена, что, если бы ты поселилась в твоем новом красивом доме в квартале Сен-Поль, я вряд ли удостоилась бы твоего визита! Отчего же ты не попросила крова у блестящих друзей твоего богатого и такого красивого мужа, всех этих герцогов, маркизов, принцев, а решила доставить неприятности своим появлением именно нам?

Анжелика с трудом сдержалась, чтобы не выскочить из комнаты, хлопнув дверью, но тут ей послышался с улицы плач Флоримона, и она взяла себя в руки.

— Ортанс, я не строю иллюзий. Ты, нежная и преданная сестра, выставляешь меня за дверь. Но со мной ребенок, которого нужно выкупать, переодеть, накормить. К тому же темнеет. Если я сейчас отправлюсь на поиски еще какого-нибудь прибежища, все кончится тем, что мы будем спать на улице. Прими нас на одну ночь.

— Даже одной ночи достаточно, чтобы подвергнуть опасности мой дом.

— Неужели у меня настолько скандальная репутация?

Мадам Фалло поджала свои и без того тонкие губы, и ее маленькие живые темные глаза засверкали.

— Твоя репутация небезупречна. А репутация твоего мужа попросту ужасна.

Анжелика не смогла удержаться от улыбки, до того драматически прозвучали слова сестры.

— Уверяю тебя, мой муж — лучший из мужчин. Ты быстро поняла бы это, если бы вы были знакомы.

— Избави боже! Я бы умерла от ужаса. Если то, что мне рассказывали, — правда, то я не понимаю, как ты смогла провести столько лет под одной крышей с ним. Должно быть, тебя заколдовали.

И после секундного размышления добавила:

— По правде сказать, ты еще ребенком была предрасположена ко всем недостаткам и всякого рода порокам.

— Как ты любезна, дорогая! А вот ты с юности питала склонность к злословию и бессердечности.

— Час от часу не легче! Теперь меня оскорбляют в моем собственном доме!

— Но почему, почему ты мне не веришь? Я ведь говорю: то, что мой муж в Бастилии, — просто недоразумение.

— Если он в Бастилии, значит, правосудие существует.

— Если оно существует, его очень скоро освободят.

— Позвольте вмешаться, дамы, в ваш замечательный разговор о правосудии, — послышался сзади чей-то бас.

В комнату вошел мужчина. Ему, должно быть, было около тридцати, но выглядел он старше своих лет. В выражении его полного, чисто выбритого лица, обрамленного каштановыми завитками парика, было что-то от торжественности священника. Голова чуть склонена набок, словно его профессия сформировала в нем привычку постоянно прислушиваться к исповеди собеседника. Костюм из черного сукна, удобный, немного топорщившийся у роговых пуговиц, чистые, но простые брыжи. Анжелика поняла, что видит перед собой зятя, королевского прокурора.