Аббат, желая угодить даме, внимательно посмотрел туда, куда она показывала.

— А! — воскликнул он. — Да это же Флегетан[120]. Интересно, что он здесь делает?

— Кто он? Как вы его назвали? Кто его хозяин?

— Этого я не знаю. Он занимается финансами. Ведет счета.

— В Сан-Себастьяне?

— Нет, конечно!.. В Сен-Жан-де-Люзе, он следит за расходами королевского двора.

— Так он француз?

Но тут на углу улицы показались одетые в белое мужчины с привязанными к ногам колокольчиками.

— Зачем он здесь? Зачем? — настойчиво твердила Анжелика.

Но аббат де Монтрей уже не слушал ее вопросов, потому что его внимание привлек долгожданный кортеж.

— Эспата!.. Баскский танец. Смотрите.

Более сотни мужчин заполнили улицу. Они исполняли танец со шпагами, причем острый конец каждой находился в левой руке у партнера, а резкие отблески стальных лезвий сопровождали стремительные движения.

Бубенчики отрывисто звенели в такт пляске, и от их звона можно было оглохнуть.

Анжелика снова взглянула туда, где недавно стоял испугавший ее человек. Мужчина исчез в бурном, белом и ярком людском приливе.

— Кто он? Кто он? Что он делает здесь? — нервно повторяла молодая женщина.

— Он здесь, чтобы проникнуться таинством праздника Тела Господня, — ответил стоявший рядом Сен-Тьерри, видя, что ее мысли по-прежнему заняты Флегетаном. — Плут, возомнивший, что способен постичь тайный смысл вещей, — вот кто он.

Анжелика хотела было обернуться к Сен-Тьерри, который так любезно ответил на ее вопрос. Но ее самым нахальным образом отпихнули два или три человека, усердно работавших локтями, чтобы «лучше разглядеть» происходящее, и она вновь оказалась лицом к лицу с аббатом де Монтреем.

— А теперь посмотрите вон туда, — сказал он, — видите мальчиков?

С полсотни детей в бумажных и пергаментных масках с прорезями следовали за танцорами, повторяя ритм их колокольчиков на маленьких тамбуринах, но более мягко и мелодично.

Вдалеке, постепенно приближаясь и нарастая, слышался восторженный гул толпы, возвещающий о скором появлении гигантов.

— Мавританские короли! Мавританские короли!..

Вдруг на уровне их балкона, прямо перед собой, Анжелика увидела огромное черное лицо с бочку величиной, увенчанное белым тюрбаном, оскалившееся белозубой улыбкой, с огромными, размером с окна глазами, зрачки которых вращались.

Анжелика мгновенно забыла недавние заботы, так увлекло и восхитило ее происходящее действо. Семеро гигантов двигались по улице.

Три мавра, за каждым из которых шла жена, а замыкал шествие святой Христофор с младенцем Иисусом на руках — все они были «высотой с дом». За ними следовали такие же огромные дракон и морское чудище.

Затем показалась и сама процессия, и тут иностранцы наконец осознали, что это не карнавал, а религиозное шествие.

Воцарилась абсолютная тишина, изредка нарушаемая песнопениями, такими тихими, что нельзя было догадаться, откуда они идут. Голоса поющих возвещали о приближении Святого причастия — самого величайшего из дарованных людям таинств… пресуществления тела Христова. Вдруг словно зыбь пробежала по одетой в черное толпе, заполнившей улицы, — все в едином порыве опустились на колени. Приближался Бог…

Наконец появился епископ, несущий богато украшенную дароносицу со Святым причастием. Четверо вельмож держали над прелатом балдахин. За ними в одиночестве следовал охваченный благоговением король Испании. И нельзя было сказать с уверенностью, кто ступает более величественно — епископ с дароносицей или Филипп IV.

Испанский король поразил всех, кто подобно виноградным гроздям свешивался с окон третьего этажа, и, когда поток священников и поющих потек дальше, а улица вновь заполнилась горожанами, зрители поведали друг другу, что из всей процессии самое большое волнение у них вызвал именно Его Католическое Величество.

Французы признали, что ошибались:

— Не правы те, кто утверждает, будто у испанского монарха нет иного величия, чем величие его медлительной поступи и неподвижного взгляда. Хотя у него худое лицо и немного болезненный вид, ясно, что в молодости он был восхитительно красив и похож скорее не на испанца, а на фламандца, как и его отец — внук Карла V[121], родившегося в Генте.

Анжелика все еще стояла на балконе, перегнувшись через перила. Обилие впечатлений за последний час слегка оглушило ее.

Когда огромная золотая дароносица с белой гостией[122] в центре — такой маленькой, чистой и белоснежной, словно она вобрала в себя весь свет Неба и всю любовь и преданность коленопреклоненных людей, — проплыла мимо Анжелики, та, охваченная внезапным порывом и памятуя об испытанном страхе, прошептала: «Господь всемогущий, помоги мне!»

С болью в сердце прислушивалась она к угасающему вдали эху произнесенных слов: «Господь всемогущий» и вдруг увидела на улице выделявшийся среди толпы плюмаж и тюрбан Куасси-Ба. Она окликнула слугу по имени. Да, это действительно был Куасси-Ба, и он вел под уздцы двух лошадей. Анжелика обрадовалась ему больше, чем «мавританским королям».

Быстро распрощавшись с окружавшими ее знакомыми, которых уже не заботили ее причуды, она поспешила к лестнице.

В зале Анжелика увидела появившийся откуда ни возьмись огромный стол, покрытый белой скатертью и уставленный золотой и хрустальной посудой. Жизнерадостный сеньор, в котором она угадала хозяина дома, обратился к ней по-французски:

— Не убегайте так быстро, прекрасная дама! Мы приготовили для вас обед на бургундский манер. Горячие блюда, бокал вина, возможность оставаться за столом, сколько пожелаете, и по испанскому обычаю отдельная солонка для каждого…

Анжелика была готова столкнуть с пути любого, кто попытается помешать ей спуститься к выходу и покинуть дворец.

Оказавшись на улице, она, усердно работая локтями, протиснулась сквозь толпу и вскоре, все еще не веря собственным глазам, очутилась рядом с Куасси-Ба. Он крепко держал под уздцы двух черных как ночь жеребцов с горящими глазами и искусно заплетенной гривой, которые нетерпеливо вскидывали головы.

Куасси-Ба сообщил, что мессир де Пейрак ждет ее на другом берегу Бидассоа.

— В Андее?

— Нет, там, где обнимутся короли.

Значит, речь шла о Фазаньем острове.

Куасси-Ба и все остальные слуги были прекрасно осведомлены о том, какие церемонии пройдут в павильоне на острове, ведь они участвовали в приготовлениях. Каждый участник знал не только свою роль, но и обязанности, возложенные на остальных. Внимательность стала всеобщим девизом, и все, даже самые младшие из прислуги, сознавали важность происходящего.

Почувствовав всадников, лошади рванулись и несколько раз, что называется, «повели себя как в бою», когда в пылу рукопашной схватки конь, вставая на дыбы, расчищает место, чтобы всадник мог свободно орудовать саблей или шпагой, а затем стремительно понеслись вперед. Прохожие, испугавшись галопа, шарахались в стороны, а Анжелике казалось, будто она летит, как на крыльях.

Небо заволокло тучами.

Земля потемнела, а дорога, по которой они ехали, выглядела такой же бесконечной и мрачной, как те, что обычно преодолевают в ночных кошмарах.

Анжелика ощущала себя здесь чужой и страстно желала оказаться по другую сторону границы, среди французской непринужденности, чтобы вновь обрести покой, слушая беспечную болтовню родного народа.

Со скоростью стрелы, выпущенной из лука, они пролетели по дороге мимо освещенного городка, где все еще слышалось пение и люди танцевали на улицах.

Быть может, это Ирун?..

Свежий ветер придал сил лошадям, и они ускорили бег.

Анжелика думала, потребуется ли им разрешение испанского обер-гофмаршала, чтобы добраться до французского берега по проложенному к дворцу мосту.

Но когда вдалеке замаячили слабые огоньки охранного поста, Куасси-Ба направил лошадь к воде. Из тени появился понтон, которым управляли женщины. Они весело приветствовали Куасси-Ба, и он ответил им тем же.

Оказавшись на другом берегу, Анжелика тотчас заметила необычный, ставший для нее единственным в мире силуэт Жоффрея. Граф де Пейрак шел к ней.

Сквозь ночь, забыв обо всем, Анжелика устремилась, полетела навстречу к мужу.

Счастье, которое она испытала, упав в его объятия, вновь оказавшись в его власти и под его защитой, можно было сравнить лишь с радостью потерявшегося в толпе ребенка, который наконец нашел мать.

— Где вы пропадали? Уехали в Испанию вот так, не сказав мне ни слова!

Голос графа слегка дрогнул, что случилось по отношению к ней впервые… или же она забыла? Анжелика обвила руками его шею.

— Да вы ревнуете! — воскликнула она. — О, я в восторге!

Она сияла от счастья, облегчения и нежности. Жоффрей был ее защитником, ее крепостью, и он беспокоился о ней.

— Любовь моя, — проговорил он, — разве вы не знаете, что в вас вся моя жизнь?.. Больше не исчезайте вот так!

— Что вы себе вообразили? Вы ведь прекрасно знали, где я и с кем. Доказательство тому то, что Куасси-Ба направлялся прямиком к дому доньи Марала, где аббат де Монтрей занял для нас окна.

Она запрокинула голову и увидела знакомую белоснежную улыбку Жоффрея. Как же чудесно снова оказаться в плену его объятий и под сенью его любви.

— Идемте, я отведу вас в мой бивуак, — ответил граф, — там нас ждет превосходный ужин.

Они направились вглубь пляжа, где среди хаоса теней, отмеченного кое-где тусклыми отблесками нескольких фонарей и чуть более ярким свечением костров, разведенных под походными котелками, расположились лагерем маркитанты и торговцы. Понемногу из темноты выступил целый городок, составленный из палаток и повозок, исколесивших все дороги и пути Франции и хранивших в своих недрах всевозможные сокровища.