Тогда же к ним прибыл мессир де Лерен, первый конюший короля, и привез письмо от королевы Анны Австрийской.

Брат и сестра не виделись сорок пять лет. Правда, несмотря на бдительность Ришельё, они часто писали друг другу в те тревожные годы, когда короля Испании считали злейшим врагом Франции, а Людовик XIII угрожал расторгнуть брак с бесплодной женой.

Но сегодня положение дел изменилось.

Мессир де Лерен уезжал, увозя с собой письмо Филиппа IV к его сестре, королеве Анне.

Испанский монарх с тревогой отмечал, что еще не все пункты мирного соглашения оговорены и включены в договор. Сообщили ли о них французам? Поставили ли их на обсуждение?

Таким образом, когда епископ Фрежюса, выбранный из-за своего сана и осторожности, предстал перед испанским монархом с просьбой передать его дочери послание Людовика XIV, которое жених написал ей, словно они уже обручены, он получил категорический отказ.

Филипп IV недвусмысленно заявил, что инфанта еще не дала согласия. Некоторые дополнительные соглашения мирного договора еще не рассмотрены. Так что у молодого французского короля нет оснований, позволяющих ему писать испанской принцессе.

Епископ Фрежюса поклонился и попросил разрешения хотя бы показать письмо той, кому оно предназначалось, чтобы она узнала о нетерпении жениха. И когда в качестве будущего свидетеля брака — если он, конечно же, состоится! — епископ получил аудиенцию, то, держа в руке письмо и рассыпаясь комплиментами от лица короля Франции и ее тети королевы, прошептал инфанте на ухо:

— Мадам, я открою вам тайну…

При слове secreto она незаметно огляделась, не подслушивают ли их cámara-mayor[97], графиня де Приего[98] и дуэньи, после чего сделала знак, чтобы Фрежюс продолжал.

Тогда, показав инфанте письмо, епископ сообщил ей, что король, его повелитель, чувствуя себя счастливейшим из смертных, написал ей это письмо, но испанский монарх, ее отец, запретил передавать послание.

Мария-Терезия ответила вполголоса:

— Я не могу принять его без разрешения отца, но Его Величество сказал мне, что вскоре все благополучно устроится.

Преисполненный радостью от полученного признания епископ Фрежюса возвратился в Сен-Жан-де-Люз.

* * *

19 и 20 мая.

Отношения между Сан-Себастьяном и Сен-Жан-де-Люзом постепенно налаживались, становясь день ото дня все прочнее.

Король Испании согласился принять герцога Бульонского[99] и еще нескольких придворных из свиты короля.

На следующий день он отправил в Сен-Жан-де-Люз дона Кристобаля де Гувирана с новым письмом для королевы-матери. Оно сильно взволновало и невероятно обрадовало Анну Австрийскую. Ее брат здесь! Так близко! Она скоро его увидит!

В Сан-Себастьяне наметились перемены по отношению к представителям короля Франции. В то время как испанский монарх с дочерью прогуливались по направлению к флоту, что стало для них почти привычкой, в Сан-Себастьян, надеясь узнать новости, прибыл граф де Сент-Эньян[100]. Его разместили у герцога Фонсеки, и он отбыл только на следующий день, предварительно получив аудиенцию у короля.

В тот день Их Величества не смогли присутствовать на ловле рыбы из-за страшного шторма.

Переговоры продолжались, но атмосфера тревоги не рассеивалась.

Было ясно, что король Испании взволнован, не хочет терять дочь и ищет малейший повод, который позволил бы ему и дальше отказываться подписать договор и даже разрушить соглашения, которые во многом его не устраивали.

* * *

22 мая.

Дон Кристобаль де Гувиран возвратился из Сен-Жан-де-Люза в то же время, когда в Сан-Себастьяне появился аббат де Монтегю[101], посланник короля Карла II Стюарта[102], только что вернувшего себе престол.

Несмотря на то что во главе делегации стоял католический монах, король Филипп IV не забывал, что Англию населяли «протестантские нечестивцы», появление которых предвещало миру великие беды.

Кроме того, приезд английской делегации напомнил Филиппу о горьком предательстве. Для того чтобы поскорее уничтожить его армию, Мазарини тремя годами ранее, в 1657 году, не колеблясь, заключил соглашение с грубым авантюристом и реформатором Кромвелем, который возомнил себя более верным слугой Бога, чем Папа Римский, этим простолюдином, которого называли протектором и который осмелился поучать защитников единственно истинной Церкви, следующей словам Господа нашего Иисуса Христа, сказанным святому Петру: «Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою».

И этому Кромвелю Мазарини — кардинал! — отдал Кале, чтобы развязать себе руки и атаковать города испанской части Фландрии, оплатив таким образом английский нейтралитет на море, что привело к поражению испанской армии при «Битве в дюнах».

Испанский король размышлял, отчего французы в своей внешней политике постоянно объединяются со злейшими врагами христианства!

Недостатка в примерах не наблюдалось. Например, де Ришельё — тоже кардинал! — чтобы вмешаться в ход Тридцатилетней войны, объединился с немецкими принцами и шведским королем, хотя всем известно, что они лютеране. В то время как у себя, во Франции, он осадил гугенотов, укрывшихся в Ла-Рошели, и погубил их…

А Франциск I[103] на целый год предоставил в Тулоне убежище туркам и их галерам, чтобы те как можно лучше подготовились к нападению на испанский флот в Средиземном море!!!

Какое счастье, что в конечном счете при Лепанто[104] победили испанцы!

А что до нового короля Англии, то, чтобы народ его принял, он обратился в англиканство, новую религиозную секту, одну из ветвей протестантизма, созданную для своих подданных великой королевой Елизаветой I. Она-то прекрасно понимала, что толпу завораживает блеск литургии, ведь не так часто им выпадает возможность полюбоваться красотой мессы, роскошью золотых одеяний священнослужителей и насладиться ароматным облаком фимиама.

Скоро, мечтательно думал испанский монарх, наступит праздник Тела Господня, и епископ под балдахином понесет Святые Дары[105], белые облатки — тело Христово — в сверкающей позолотой и золотом дароносице, а за ним потянется торжественная процессия верующих. И он сам, правитель Испании, будет смиренно следовать за Богом, спустившимся на землю.

Он склонится перед Святой Жертвой[106] и забудет о причинах тех страданий, которые ему довелось вынести во искупление своих грехов.

Любое могущество и любое утешение рождаются из веры в божественную силу Святой Жертвы. Сколько чудес и удивительных явлений свершилось с теми, кто доверился милосердию Господа.

И Филипп IV, король Испании, прикрыл глаза, ожидая английских послов, и погрузился в мысли о той, с кем он вот уже более двадцати лет вел переписку, из которой черпал советы и мужество, чтобы противостоять всем напастям и вынести груз забот. Мария из Агреды[107], аббатиса маленького арагонского монастыря у подножия темной горы Монкайо, однажды погрузилась в экзальтацию в своей скромной келье, ее душа оставила тело и полетела в Северную Америку, в те края, куда еще не дошли миссионеры и которая звалась «Теплак»… Сейчас ее называют Техасом. Там она обратила индейцев племени юма в истинную веру. Они сами пришли к миссионерам, прося о крещении и рассказывая, что так повелела им «белая богиня», облаченная в синий покров своего ордена[108].

Филипп IV пожелал встретиться с Марией из Агреды. И случилось чудо. Она вернула ему уверенность в своих силах. Более они не встречались, но между испанским монархом и преподобной матерью завязалась постоянная переписка. Он изливал душу в длинных письмах, которые подписывал просто: «Я, Король».

Уже давно ее образ не появлялся в Новом Свете, но францисканцы, вдохновленные чудесной и, несомненно, правдивой (тому было множество доказательств) историей «монахини в синем», как прозвали ее испанцы, хлынули в эту часть Америки.

Исполняя волю Девы Марии, которая часто являлась в видениях монахини, она написала книгу о земном пути Богоматери. Инквизиция была в гневе, и только вмешательство короля спасло аббатису маленького арагонского монастыря от костра. Филипп IV в молитвах просил себе жизни столько, сколько нужно, чтобы защитить Марию из Агреды.

* * *

Ведь, если суждено родиться королем, следует идти по бренной земле, стараясь проникнуть за грань неизведанного и не гнушаться покровительством сверхъестественных сил.

Глава 8

Вечером король Испании и его дочь в очередной раз приняли приглашение присутствовать на рыбной ловле сетями. Их появление вызвало восторг у всех собравшихся в Сан-Себастьяне, которых день ото дня становилось все больше и больше. Люди приезжали сушей и морем отовсюду, изо всех уголков страны.

Французы из Сен-Жан-де-Люза усмотрели в волне народного воодушевления, поднявшегося вокруг рыбной ловли, намерение Их испанских Величеств устроить праздник в честь восстановления на троне Карла Стюарта.

* * *

Двумя днями ранее королевский двор Франции облетела радостная весть о том, что английский монарх вернул себе корону.

Его мать, королева Генриетта, дочь Генриха IV, и его сестра, утонченная и прелестная принцесса, всю жизнь проведшая в ссылке, находились в Сен-Жан-де-Люзе.

Вечером англичане давали бал.

— А ведь и Карла прочили мне в супруги, — обратилась Мадемуазель к Анжелике. — Сказать по правде, я не верила в то, что сын короля, обезглавленного собственным народом, сумеет взойти на трон… Кажется, Карл довольно умен, хотя кардинал и попросил его в какой-то момент покинуть Францию, чтобы не злить Кромвеля. Политические требования редко согласуются с тактом. Королева Генриетта бежала в Европу, истратив все свое состояние, все драгоценности, только бы спасти династию Стюартов. Ревностная католичка, именно она убеждала мужа избавить Англию от пуритан[109], что и привело Карла I на эшафот, когда те одержали победу. Его семье пришлось искать укрытия во Франции, в Лувре. Они влачили жалкое существование. А Карл младше меня всего на три года. Мать подталкивала его ухаживать за мной. Разумеется, ведь, получив мое состояние, Карл обрел бы сторонников гораздо быстрее. Подумать только! Вопрос о разнице в возрасте влечет за собой вопрос о различии характеров. Слишком он был неловок, чтобы мне понравиться. Однажды в Лувре давали бал. Поскольку к Карлу относились как к королю, то для него поставили трон, к которому английский монарх даже не приблизился… А я, почувствовав сильную усталость от танцев, присела на него. Многие гости подходили ко мне, чтобы засвидетельствовать почтение, добавляя, что я наделена всем необходимым, чтобы стать королевой. И я стала бы ею! Но только рядом с королем, который действительно желает им быть и не боится, даже в ссылке, заявить о себе! Чем дольше я размышляю над всем этим, тем сильнее убеждаюсь, что отцовский престол слишком тяжкое бремя для такого человека, как Карл. Он, должно быть, связался со странными сектами, в которых обучают магическим формулам, чтобы добиться успеха и обрести власть. Говорят, англичане очень привержены ко всему необычному и мистическому. Их короли и королевы слишком часто заставляли подданных менять веру[110]. Для них это всего лишь еще один способ борьбы за власть. Однако Карл должен остаться католиком. Его мать никогда не потерпит даже малейшего отклонения с пути истинной веры. Но ведь тогда англичане его не поддержат[111].