Григорий молча достал точно такой же медальон из карманчика своего жилета. Он лег теперь на Ната-шину ладонь, и уже она откинула его крышечку. Прядь черных волос оказалась на месте.

— Ничего не понимаю, — произнесла она растерянно, — что за шутки? — Наташа взяла в руки кусочек розовой ленты, разгладила его на ладони. — Похоже, очень похоже, — сказала она тихо и робко посмотрела на князя. — Я боюсь, я…

— Не бойся, — он поцеловал ее в лоб, затем прижал к себе и принялся за свой рассказ, который звучал не менее дико, чем та история, которую она только что ему поведала.

— Накануне тех злополучных событий, что случились со мной десять лет назад, я серьезно проигрался, причем должен был заплатить проигрыш в течение суток. Двадцать пять тысяч! Продай все, что у меня имелось, и даже себя в придачу, я не набрал бы и десятой доли этих денег. Кроме того, у меня скопилось изрядно долгов, так что рассчитывать на то, чтобы занять нужную сумму, тем более не приходилось. Да и гарантий, что я верну когда-нибудь новые долги, тоже не было. Матушка у меня к тому времени болела, а я привык сорить деньгами. Я был незаконнорожденным сыном князя Панюшева, и он иногда откупался от меня парой-другой тысяч. Но двадцать пять — это было слишком даже для него! Я уже приготовился пустить себе пулю в лоб, когда в моей квартире появились два странных господина во всем черном, в шляпах, надвинутых на самые глаза. И они предложили мне оплатить все мои долги и добавить еще пять тысяч, чтобы я навсегда покинул Россию. Я пребывал в таком состоянии, что готов был заложить душу дьяволу, лишь бы избежать позора долговой ямы. И согласился. Тем более условия сделки были весьма заманчивы и крайне просты. Мне предлагали всего лишь переспать с молодой женой одного старичка. Все три дня и три ночи мы должны были находиться в спальне почти в кромешной темноте, нам запрещалось разговаривать, я не видел ее лица, но мои руки обнимали и ласкали самое совершенное в мире тело и губы целовали самые нежные и ласковые уста. Я полюбил ее всем сердцем и со страхом ждал того дня, когда нам придется расстаться. Тайком оторвал ленточку от ее рубашки, а ей под подушку подложил свой медальон, подарок матушки, в котором оставил прядь своих волос. На большее я не отважился. Но я хотел вернуться в Петербург и попытаться разузнать все об этом таинственном старичке и его юной жене, которую я любил уже безумно, как никого на свете не любил, хотя ни разу не видел ее лица. Она вполне могла оказаться дурнушкой или с каким-нибудь изъяном на лице. Но я не верил, что столь совершенное тело принадлежало некрасивой женщине. К тому же мои пальцы исследовали ее лицо, черты его были тонки и изящны. Словом, я надеялся во что бы то ни стало найти прекрасную незнакомку. Как дальше распорядится судьба, я не знал, но готов был даже похитить ее и увезти за тридевять земель.

Но все случилось совсем не так, как мне хотелось. Последняя наша ночь и вовсе превратилась для меня в безумие. Она не догадывалась, что мы, возможно, любим друг друга последний раз в жизни. Я сгорал от тоски и горя и все никак не мог насытиться ею. Наконец мы оба заснули. — Князь с трудом перевел дыхание и еще крепче прижал Наташу к своей груди. — Но очнулся я на палубе корабля, который находился уже в открытом море, а меня на всякий случай привязали к матросской койке. Я был без родины, без флага, как все матросы на этом корабле, жалкие людишки, потерявшие человеческий облик. Они попались на удочку вербовщиков, меня же, видимо, затолкали на корабль в бессознательном состоянии, чтобы обрубить все концы. Мерзавцы явно что-то подмешали мне в питье. Так я исчез. И почти пять лет меня мотало по свету, пока не посчастливилось осесть в Аргентине. Там мне повезло. Я разбогател, а чуть позже узнал, что князь Панюшев умер и я теперь не только князь, но и единственный наследник его баснословного состояния. — Григорий Панюшев вздохнул. — Я вернулся в Россию через десять лет. И, честно сказать, даже не пытался искать ту женщину. Я ведь не знал, куда меня увезли, понял только, что довольно далеко от столицы. Мы добирались туда несколько дней, и все это время с моих глаз не снимали повязку. И в дом меня провели тайным ходом, и тоже с завязанными глазами. Поэтому представь мое состояние, когда Аркадий поднял с пола этот медальон и передал его мне. Я не поверил своим глазам. Это был, несомненно, тот самый, матушкин медальрн. В Аргентине я заказал по памяти похожий для той ленточки, которая досталась мне в память о любимой женщине. Приглядись, немного, но они отличаются друг от друга?

Наташа молчала. Она лежала с закрытыми глазами, когда князь коснулся ее плеча.

— Ты слышишь меня?

Она открыла глаза. И слезы потекли по ее щекам.

— Я не верю, — шептала она. — Такого не может быть. Я так тебя ждала, я так тебя любила все это время. Но потом встретила тебя наяву и опять полюбила, но уже совсем другого человека. Нет, — она уткнулась лбом в его плечо, — не верю! Такого в жизни не бывает.

— Бывает! — И он прошептал коварно: — Сейчас мы потушим свечи…

— Поздно! — рассмеялась Наташа и кивнула на окна. Солнечные лучи пробивались сквозь щели в ставнях и между шторами.

— Очень жаль, — сказал князь, — но ведь эта ночь не последняя в нашей жизни. Ты ведь согласна, дорогая, что нам нужно как можно скорее нагнать упущенное?

— Согласна, — улыбнулась она в ответ. — Только Павлик вот-вот проснется. Не хватало, чтобы он увидел нас в одной постели.

— Пусть привыкает, что в доме появился еще один мужчина, который имеет не меньшие права на его матушку.

— По-моему, он не откажется поделить с тобой эти привилегии. И учти, расплатиться за свое счастье тебе придется с лихвой. Теперь я понимаю, в кого он удался своим упрямством, да и упорством тоже.

— Вернее всего, барон выбрал меня по той причине, что я чем-то смахивал на твоего мужа. Признайся, дорогая, внешне Павлик получился вылитый я? — Григорий произнес это крайне самодовольно, но она покорно улыбнулась:

— Признаю!

Оказывается, нет ничего приятнее, когда из тебя вьют веревки, но только если здесь замешаны сильные и ласковые руки. Руки самого любимого, надежного и верного мужчины. Она вскочила с постели, подбежала к окну и распахнула шторы. Столб солнечного света ворвался в комнату. Наташа засмеялась, звонко, счастливо, и повернулась к Григорию. Но он уже стоял рядом. Наташа обняла его и прижалась щекой к медальону на его груди. В нем хранился крошечный обрывок ленточки, который когда-то соединил их судьбы тугим узелком. И теперь она наконец-то поверила, что узелок этот не развяжется вечно.