— Думаю, я показал им, что Колвин из Маунтсорреля может за себя постоять, когда ему бросают вызов.

— Да, папа, и я тобой очень гордилась!

— Подумать только, — продолжал отец, намазывая масло на хлеб, — что граф Хэвершем, неглупый парень, а слыхом не слыхивал о моих картинах.

— Тут внизу говорили, сэр, — вмешался Джим, — что нынешний граф, который получил наследство только в прошлом году, не был в Англии несколько лет и, более того, был в ссоре с отцом, так что большая часть вещей в замке ему в новинку.

— Что ж, это все объясняет, — с удовлетворением ответил Александр Колвин, — вижу, придется нам его поучить уму-разуму.

— Уверена, ты на это способен, папа, — улыбнулась Теодора.

Она была рада видеть, что отец сытно завтракал, и надеялась, что это сотрет утомление и круги под глазами с его лица.

— Я, пожалуй, пойду тоже позавтракаю, — сказала она, — но, папа, ты ведь сегодня не будешь вставать, правда?

— Пока размышляю на эту тему, — уклончиво ответил отец.

Теодора встревоженно взглянула на Джима, тот помотал головой, и она уверилась в том, что отец будет вести себя благоразумно.

Отчасти тяготясь своей неприкаянностью, Теодора побрела вниз по парадной лестнице.

— Завтрак накрыт в утренней столовой, мисс, — уважительно доложил ей дворецкий, встретившийся в холле.

Он проводил ее в комнату, окна которой выходили на юг и которая вся была наполнена солнечным светом. В комнате было только двое мужчин. Они расположились за овальным столиком у окна и, когда она вошла, встали.

— Доброе утро, мисс Колвин! — сказал один. — Я вижу, вы рано встаете, что в этом доме редкость!

Теодора уселась в кресло, которое слуга пододвинул ей из-за другого стола, и с тревогой спросила:

— Вы имеете в виду, что… меня не ждали к завтраку?

— Нет-нет, разумеется, нет! — ответил ей джентльмен.

Она узнала своего соседа, который сидел рядом с ней накануне за ужином, и вспомнила также, что все называли его «сэр Иэн». Когда она взяла свою порцию с блюда с яйцами, запеченными с грибами в сливках, он продолжал:

— У меня дома моя матушка была бы в ужасе, если бы кто-то валялся в кровати, если только он не болен, но Шейла никогда не появляется раньше полудня. Разве не так, Родни?

Вопрос был обращен к другому мужчине, сидевшему за столом. Тот засмеялся:

— У нее половина утра уходит на то, чтобы нанести всю эту ерунду на лицо. Не понимаю, почему Кимбалл ей не скажет, что она немного переусердствует с макияжем за городом.

— Не уверен, что даже у Кимбалла достаточно смелости для этого! — подмигнул сэр Иэн, и оба рассмеялись.

Теодоре показалась несколько странной их манера так отзываться о другой гостье, и ее поразило, что они не слишком благожелательно отозвались о графе, который их принимал в своем доме. Но она сказала себе, что после того, как дерзко леди Шейла вела себя минувшим вечером, ей нет нужды соревноваться с ней. Ее ужасно обрадовало, что не придется терпеть грубость леди Шейлы за завтраком, что бы ни ждало ее за обедом или ужином. Внезапно ей пришла в голову мысль, что, возможно, леди Шейла была вчера так взвинчена потому, что Теодора общалась с ее мужем. Да, определенно, леди Шейла не могла бы гостить в замке одна, без компаньона-родственника…

Хотя Колвины были слишком бедны, чтобы давать большие приемы с многочисленными гостями, и особняк находился в уединенной местности, где соседей у них почти не было, матери Теодоры пришлось нелегко, когда она объясняла дочери общественные условности, но она это делала.

— Надеюсь, однажды мы сможем себе это позволить, — говорила мать, — и ты сможешь посещать балы и приемы, как я, когда мне исполнилось восемнадцать. Поэтому очень важно, моя дорогая, чтобы ты понимала, как правильно вести себя в обществе.

Когда Теодоре пару месяцев назад исполнилось восемнадцать, ее матери уже не было на этом свете. Но Теодора пообещала себе, что никогда не забудет всего, чему ее научили, и если так повезет, что ее пригласят на бал или домашний прием, как этого хотела мать, то она постарается не опростоволоситься.

Что мать внушила ей как дважды два четыре, так это то, что леди всегда должна быть в сопровождении и совершенно немыслимо, даже для замужней дамы, находиться без своего сопровождающего (или супруга) в мужской компании. Теодоре это казалось не очень понятным.

— У вас такой серьезный вид! — заметил сэр Иэн, прервав размышления Теодоры.

Теодора ему улыбнулась:

— Разве? У меня такой вид из окна, что, когда я раздвинула занавески, мне захотелось смеяться и петь, такой он чудесный!

— В вашем возрасте вам это все позволительно.

— Разумеется, — согласился джентльмен по имени Родни, — жаль, что наш хозяин не устраивает здесь танцев. Где найдешь место лучше?

— Тут словно дворец фей, — молвила Теодора.

Она сказала это с таким трепетом в голосе, что оба джентльмена расхохотались.

— И разумеется, — отозвался сэр Иэн, — если бы не такие неблагоприятные обстоятельства, Кимбалл был бы прекрасным принцем.

Как только он это сказал, дверь открылась, и прозвучал вопрос:

— Кто здесь так грубо льстит мне?

В комнату вошел граф — в бриджах для верховой езды и в ярко отполированных сапогах. Теодора уже собиралась встать для реверанса, но он быстро сказал:

— Не вставайте, господа, прошу вас, — подошел к столу и уселся в кресло рядом с Теодорой.

— Я ждал, что ты с утра придешь покататься верхом со мной, Иэн, — заметил он, покуда слуги торопливо подавали ему различные блюда, а дворецкий наливал кофе и ставил перед ним чашку.

— По правде говоря, Кимбалл, — ответил сэр Иэн, — твои вина вчера были слишком уж хороши.

— Что ж, со мной был Бэзил, — продолжил граф. — Но его подводит нога, которую он повредил в прошлом году за поло, и он собирается отдохнуть часок перед тем, как присоединиться к нам.

— Чертовски досадно вот так пораниться! — заметил Родни.

Теодора взглянула на него с удивлением. Ее отец никогда не чертыхался, и она всегда считала, что джентльмены этого никогда не делают в присутствии леди.

Граф, будто неожиданно поняв, о чем она думала, проговорил:

— Я вынужден просить прощения, мисс Колвин, за выбор слов лордом Ладлоу! Единственным извинением такого поведения может служить дурное воспитание!

Лорд Ладлоу на мгновение как будто бы рассердился, однако сказал:

— Ты прав, Кимбалл. Прошу меня извинить, мисс Колвин. Я забыл, как вы молоды, и впредь определенно буду осмотрительнее.

Теодора смешалась.

— О, прошу вас… — пролепетала она. — Я не хотела бы… никому доставлять неудобства.

Граф, хотя, несомненно, и из добрых побуждений, привлек к ней внимание, и она поняла, что покраснела, произнеся свою реплику.

— Чем вы намерены заняться сегодня утром? — спросил сэр Иэн, словно хотел сменить тему.

— Этот вопрос я должен задать своим гостям, — ответил граф. — Но позвольте задать его другим образом: что намерен делать ты, Иэн?

— Если у меня есть выбор, я бы предпочел почитать газеты на солнышке.

— Что ж, это просто.

Граф повернулся к другому гостю.

— А ты, Родни?

— Меня ждут несколько важных писем, которые должны уйти сегодня с почтой. Затем, если позволите, я проедусь верхом, что сделал бы с утра, если бы не чувствовал себя так, как будто мою голову расплющили кувалдой!

— Мне нужно было предупредить тебя, что старинный портвейн, который ты пил, просто динамит по сравнению с остальными винами, — поддразнил его сэр Иэн.

— Я начинаю думать, что чем быстрее я запру винный погреб, тем лучше, — заметил граф.

— Если ты это сделаешь, я внезапно вспомню о неотложных делах в Лондоне, — заметил лорд Ладлоу.

То, как он это сказал, рассмешило графа и сэра Иэна, и Теодора не могла не задуматься о том, как нелепо, что умные люди вечером так напиваются, что на следующее утро им плохо.

— Что ж, осталось спросить лишь одного гостя, какие у него планы, — повернулся граф к Теодоре, — и я думаю, что знаю ответ.

— Папа сегодня утром несколько утомлен, — ответила Теодора, — но если ваша светлость позволит мне побродить и оглядеть картины, думаю, я смогу сказать ему, какие из них отец должен рассмотреть в первую очередь.

— Я хотел бы показать вам те, которые мне наиболее интересны и на которые я хотел бы обратить внимание вашего отца в первую очередь.

Теодора боялась, что граф употребит слова «должен отреставрировать», говоря о картинах и ее отце, и какой-то миг глядела на него настороженно. Он, как будто поняв ее, заговорил о чем-то другом. Когда все встали из-за стола, граф предложил ей:

— Вы не пройдете со мной, мисс Колвин? Я хотел бы показать вам кое-что в библиотеке.

Сэр Иэн и лорд Ладлоу ушли в противоположном направлении, и Теодора последовала за графом по очередному длинному коридору — в библиотеку.

Это была огромная комната, от пола до потолка сплошь уставленная книгами, с тем лишь исключением, что над камином висел Ван Дейк. В тот миг, как только Теодора его увидела, она издала восторженный возглас и задрала голову, чтобы попристальнее взглянуть на холст. Картина, очевидно, принадлежала предку графа, и композиция очень напоминала портрет ее собственного предка кисти Ван Дейка. Персонаж стоял перед замком, но замок выглядел совсем не так, как сейчас. На картине была видна голова лошади и две собаки, которые преданно смотрели на своего хозяина.

Он был написан с утонченностью и великолепием, которые художник, одурманенный своим мастерством вкупе со вдохновением (как Александр Колвин часто объяснял своей дочери), сумел выплеснуть на полотно.