Утром мы проспали. У меня под ногтями запеклась кровь оттого, что я чесала руку. Экзема снова тут как тут. Придется спать в перчатках, если так и дальше пойдет. Но что будет дальше? И снова возникло ощущение, что я проваливаюсь в пустоту.

Я начала суетиться. Пошла в душ. Срочно выпила кофе. Гарв попытался остановить меня, когда я безостановочно сновала туда-сюда, и позвал:

– Мэгги!

Я аккуратно обошла его, стараясь не встречаться с ним глазами, и буркнула:

– Буду поздно!

И ушла, унося с собой это опустошающее ощущение, которое раздавило меня в четыре часа утра.

Хотя отношения с Гарвом я выяснять не стала, но на работу все-таки опоздала. И контракт не был у Френсис к девяти тридцати. Она вздохнула:

– Ах, Мэгги, Мэгги!

Это следовало понимать так: «Я не злюсь на тебя, я просто разочарована». Такое действует даже эффективнее ругани и выговоров. Сразу становится стыдно, чувствуешь себя дерьмом. Хотя я благодарна, что на меня не орут. Это не та реакция, которую ожидала увидеть Френсис.

Я была совершенно растеряна. Но при этом неестественно спокойна. Словно я ждала катастрофы, и когда она наконец произошла, то меня настигло чудовищное чувство облегчения. Поскольку я абсолютно не представляла, как вести себя в подобных обстоятельствах, то решила быть как все и с головой погрузилась в работу. Странно, не правда ли? После такого чудовищного шока я еще могу нормально работать? А потом я заметила, что все время по ошибке кликаю мышкой два раза, потому что у меня дрожит рука.

На пару секунд мне удалось отвлечься, заплутав в дебрях контракта. Но меня не отпускала мысль: «Все очень плохо». Конечно, за эти годы мы с Гарвом не раз скандалили, но даже после самых ужасных ссор я так себя не чувствовала. Самая неприятная стычка была довольно странной. Сначала разгорелся жаркий спор, какого цвета моя новая юбка, коричневая или темно-фиолетовая. Потом он перерос в холодную войну, в ходе которой стороны обменивались обвинениями в цветовой слепоте и в гиперчувствительности.

Гарв. Ну что плохого, если она коричневая?

Я. Всё! Но она не коричневая, она темно-фиолетовая, ты, тупой дальтоник!

Гарв. Слушай, но это же просто юбка. Я просто удивился, почему ты купила коричневую.

Я. Не покупала я коричневую! Она темно-фиолетовая.

Гарв. Ты слишком остро реагируешь.

Я. Вовсе нет. Я бы никогда не купила коричневую юбку. Ты что, не знал этого?

Тогда я думала, что никогда не прощу его. Но была не права. А в этот раз все иначе. Знаю это на все сто.

В обеденный перерыв я не нашла в себе сил, чтобы подумать о той горе работы, которую мне нужно срочно сделать. И пошла погулять по фешенебельной Грэфтон-стрит. Мне нужно было утешение. И оно приняло форму швыряния деньгами направо и налево. Безо всякого энтузиазма я приобрела себе ароматическую свечу и дешевую (сравнительно) сумочку – подделку под Гуччи. Но ни то, ни другое не заполнило вакуум внутри меня. Тогда я зашла в аптеку купить болеутоляющее для своих несчастных зубов. Тут же меня перехватила дама в белом халате и с оранжевым лицом. Она сообщила мне, что если я куплю два средства от Кларен, причем одно из них должно быть по уходу за кожей, то стану счастливой обладательнице бесплатного подарка. Я безразлично пожала плечами:

– Давайте.

Она не могла поверить своему счастью, что ей удается кому-то что-то втюхать, и предложила мне самое дорогое из всего ассортимента – сыворотку во флаконе сто миллилитров. И снова я дернула плечами:

– Хорошо.

Мне понравилось, как это звучит: «бесплатный подарок», от самой идеи веяло чем-то утешительным. Но, придя на работу, я открыла упаковку, и оказалось, что все не так замечательно, как на картинке. Тени для глаз какого-то странного цвета, мини-мини-мини-тюбик с тональным кремом, четыре капельки крема для век и бутылочка с наперсток с резкими духами. Я была ужасно разочарована, а потом на смену разочарованию пришло чувство вины, как неожиданное временное облегчение. Ощущение вины становилось все сильнее и ужаснее по мере того, как подходил к концу рабочий день. Мне нужно перестать сорить деньгами. Как только мне удалось смыться из офиса под благовидным предлогом, я побежала обратно на Грэфтон-стрит попробовать вернуть сумку. Всю эту фигню от Кларен я вернуть уже не могла, поскольку опробовала уже бесплатный подарок. Но денег мне за сумку не отдали, лишь выписали кредит-ноту, которая позволяет сделать другую покупку в их магазине на ту же сумму. Не успела я сесть в машину, как заприметила в витрине обувного магазина цветастенькие шлёпки. И вот я уже внутри. Отдаю кредитную карточку, чтоб с нее сняли еще тридцатник. Да, меня опасно выпускать на улицу.


В тот вечер я сделала то, чего обычно в офисе себе не позволяю. Я напилась. Даже можно сказать, нажралась. До такой степени, что, возвращаясь в очередной раз из туалета, я встретила Стюарта Китинга и набросилась на него. Он работал в соседнем отделе и всегда хорошо ко мне относился. До сих пор помню удивление на его лице, когда я повисла на нем. Потом мы целовались, но длилось этот пару секунд, а потом я отпрянула с мыслью: «Господи, что я делаю?»

– Извини! – воскликнула я в ужасе от собственного поведения.

Я вернулась к остальным, схватила пиджак со стула и ушла, не прощаясь. Из дальнего угла комнаты за моими телодвижениями наблюдала Френсис. О чем она думает, было непонятно.

Когда я вернулась домой, Гарв ждал меня по стойке смирно, как взволнованный папаша. Он пытался что-то мне говорить, но я заплетающимся языком сказала, что хочу спать, и, пошатываясь, поковыляла в спальню. Гарв шел за мной по пятам. Я срывала с себя одежду и кидала ее прямо на пол, потом залезла в кровать и завернулась в простыню.

– Попей водички.

Я услышала звон. Это Гарв поставил стакан на тумбочку рядом с моей кроватью. Я проигнорировала его с его водой, но перед тем, как провалиться в спасительный сон и забыться, вспомнила, что не сняла контактные линзы. Слишком усталая и пьяная, чтобы встать и пойти в ванную, я сняла линзы и кинула их в стакан около кровати, пообещав, что завтра утром хорошенько почищу их в растворе.

Но пришло утро. Язык от сухости прилип к нёбу. Автоматически я протянула руку за стаканом и залпом выпила воду. И только когда последняя капля попала мне в горло, я вспомнила. Мои линзы. Я их выпила. Снова. Третий раз за полтора месяца. Конечно, это линзы ежемесячной замены, но тем не менее.

И на следующий день, как назло, я потеряла работу.

Нет, меня не увольняли в прямом смысле слова. Просто не продлили контракт. Он заключался на полгода, и с тех пор, как я вернулась в Дублин из Чикаго, его продляли уже пять раз. И я думала, что очередное продление не более чем формальность.

– Когда ты начала здесь работать, – сказала Френсис, – то произвела благоприятное впечатление. Ты много работала. На тебя можно было положиться.

Я кивнула. Это было сказано про меня. В лучшие времена.

– Но за последние месяцев шесть твое отношение к работе и к своим обязанностям резко изменилось. В худшую сторону. Ты часто опаздываешь. И рано уходишь…

Я слушала ее, испытывая нечто сродни удивлению. Разумеется, я знала, что у меня не все в порядке, но думала, что все это происходит только в моей душе. И что у меня прекрасно получается сохранять хорошую мину и убеждать окружающих в том, что я работаю как обычно.

– Тебя, очевидно, что-то гложет. Ты даже брала больничный на десять дней.

Я могла бы вскочить на ноги и произнести речь. Рассказать этой сучке Френсис, почему это я так расстроена и где пробыла десять дней, пока сидела на больничном. Но вместо этого я продолжала молчать с непроницаемым лицом. Это только мое дело, и больше ничье. Парадоксально. Я думала, она заметит, что последние месяцы со мной что-то неладно, примет мое состояние во внимание. Да уж, похоже, я была о ней слишком хорошего мнения.

– Нам нужны сотрудники, которых интересует их работа…

Я открыла было рот возразить, что меня очень даже интересует моя работа, но тут, к своему удивлению, поняла, что вообще-то мне наплевать.

– …И мы с величайшим сожалением вынуждены объявить, что не можем продлить твой контракт на работу в нашей компании.

Да, последний раз меня выгоняли с работы много лет назад. Это случилось, когда мне было семнадцать, я присматривала тогда за соседскими детьми. Я тайком пригласила своего бойфренда, когда детки пошли спать. Никого из взрослых в доме не было, и это было слишком сильное искушение. Но кошмарный сынок моих соседей, которого они весьма кстати назвали Дамианом, как маленького Антихриста из фильма «Омен», увидел, как я провожаю своего парня. Никогда не забуду: Дамиан стоит на верхней ступеньке лестницы, на его лице застыло злорадное выражение, а в моей голове сама по себе заиграла музыка из рекламы «Олд спайс»: «Ты попалась, это просто кла-а-асс!» Больше я за соседскими детьми не присматривала. Честно сказать, это можно было назвать облегчением.

Но с тех пор меня ни разу не увольняли. Я – отличный работник. Ну, не настолько отличный, чтобы мне грозило звание Лучшего сотрудника месяца, но на меня можно было положиться, и я приносила пользу компании.

– Вы хотите, чтобы я ушла? – тихо спросила я.

– Да.

– Когда?

– Лучше прямо сейчас.


Как ни странно, именно из-за потери работы я наконец-то решилась уйти от Гарва. Сама не понимаю почему. Потому что, знаете ли, уйти от кого-то непросто. По крайней мере, в реальной жизни. Во всяких там романах разрыв происходит резко, без сентиментальности. Всем все ясно. Если ты понимаешь, что у вас нет будущего, то, разумеется, ты его бросаешь. Проще пареной репы. А уж если он завел роман на стороне, то ты будешь полной идиоткой, если останешься, так? Но в действительности многие вещи работают против вашего разрыва, держат вас вместе. И ты можешь думать: «Итак, кажется, мы больше не счастливы вместе, но у меня такие отличные отношения с его сестрой, его любят мои друзья, наши жизни слишком переплелись, мы не можем просто вычеркнуть друг друга из жизни». И это наш дом. Видите эти люпины в садике? Это я их посадила. Ну, не в смысле «посадила». На самом деле я не втыкала рассаду в землю, это сделал сердитый старикашка по имени Майкл, но процессом руководила я.