Лорен Маккроссан - Ангел в эфире

– Да, Меган. А заодно с Дэном потанцуй: из всех присутствующих только ты сможешь подстроиться под его манеру.

Кери кивает в сторону Дэна, который трясется на полу, будто эпилептический цыпленок. Лицо толстушки моментально проясняется.

– Аи, ладушки, раз никто не против.

– Absolument за, – кивает француз, взяв меня за руку. – Такие вечеринки на каждом шагу.

– На другой планете, – хмыкает Мег. – В последний раз у нас такая ватага собралась, когда бабуся коньки отбросила. – И в качестве пояснения добавляет: – Среди стариков о ней гремела слава.

– Хм-м, – отвечает мой спутник с недоуменной улыбкой. – В таком случае нам пора. Мой личный ассистент предупредил, что поклонники в гостинице пикет устроили, так что, вероятно, мне лучше пересидеть у Энджел.

– Советую именно так и поступить, – кивает Кери. – Позаботьтесь о ней.

– Только, чур, никаких вольностей, – хохочет Мег.

– Прошу прощения, но я пока еще здесь и вполне способна, ик, самостоятельно принимать решения, знаете ли. – Икнув напоследок, бесчувственной грудой валюсь на пол.

Следующее, что я помню, – меня с громким рыком опускают на диван. Неужели необходимо так реветь? Не мог, что ли, легонько выдохнуть, чтобы не казалось, будто он боксера-тяжеловеса на матрас укладывает? Что-то промычав, опускаю взгляд на свой помятый розовый костюм. Да, если раньше я чувствовала себя гибкой и соблазнительной Пенелопой Питстоп, то теперь больше похожу на расплывшийся от жары желейный мармелад.

– О нет, только не на диван, – бормочу я, и коммандос скатывает меня с красного покрывала на пол.

Спотыкаясь, бреду в спальню и заваливаюсь на кровать. Смотрю в потолок, пытаясь свести глаза в одну точку.

– Хорошо, плохо, хорошо, плохо – вот так и живу. Я говорю: вот так и живу.

Дверь приоткрывается, и в щелку заглядывает несколько нервозный Дидье, распущенные волосы лежат на плечах.

– Хорошо: Коннор делает мне предложение. По крайней мере, это отчасти хорошо. Я, конечно, насмерть перепугалась, но хотя бы тогда была ему нужна. Итак, плохо: он сразу сваливает в Лос-Анджелес, и тут же воцаряется полный хаос. Хорошо: знакомлюсь с Дидье Лафитом, очень милым человеком.

Француз склоняет голову, принимая комплимент.

– Плохо: я его поцеловала и чуть не завалилась с ним в постель.

– Ох. Ну, это было бы не так плохо.

– Хорошо: наступает мой звездный час. Плохо: мой парень прыгает в постель с какой-то голливудской потаскушкой. Причем вовсе не обязательно именно сегодня. Вполне возможно, он уже несколько месяцев прыгает из койки в койку, а наивные простушки живут тут и ни о чем не догадываются. А ведь Кери меня предупреждала: все это звездно-полосатые бикини и горячие купальни. Он даже с ней тайно переписывался. Да, подруга была права.

Усаживаюсь на постели и, шмыгнув носом, крепко зажмуриваюсь. Глаза режет – будто плакать хочется, а слез не осталось. Вдруг так тяжело стало на сердце – я словно протрезвела сразу, как представила своего мужчину в постели с другой. Дидье пристраивается рядом. Проводит рукой по моим волосам.

– Знаешь, Энджел, я бы на твоем месте не стал верить всему, что говорит эта твоя подруга, Шерри…

– Кери, – перебиваю я, немало изумившись, что Дидье перепутал ее имя.

Еще ни один мужчина не забывал имени нашей божественной. (Ну, разве что Коннор – когда стал со мной встречаться, но это уже другой разговор.)

– Ах да, Кери. Мне кажется, она не всегда судит верно.

– Почему же? – вспыхиваю я. – Она само совершенство, так почему бы ей и в этом нас не опередить.

– Совершенство? – Дидье тихо посмеивается и качает своей превосходной шевелюрой. – Ха, я бы не назвал твою подругу совершенством. Может, она очень старается таковой казаться, но, могу тебя заверить, у нее масса пороков.

Задумчиво морщу нос. Уж если кто и разбирается в совершенствах, так это Дидье. Не говоря уже о том, что за последние две недели он показал себя искренним и великодушным человеком, пропадающим в мире лжи и фальши, особенно я укрепилась в своем мнении после всего, что он сделал сегодня для нас с отцом и Тирона. Хотя, по мне, он слишком хорош. Несмотря на все его достоинства, красоту, обаяние и щедрость, этот человек не для меня – в основном потому, что он не Коннор. Стоит только вспомнить о Конноре – сердце слезами обливается. Это он должен быть сейчас со мной рядом, здесь, где нам было так хорошо вместе. Мы сидели бы на диване, уютно устроившись рядом, и праздновали бы мою удачу бутылочкой какого-нибудь недорогого винца и пиццей на двоих. Ну зачем все пошло наперекосяк?

– Ты гораздо совершеннее Кери, – прерывает мои меланхоличные раздумья француз и снова гладит меня по голове. – Знаешь, если Коннор действительно тебя обманул, значит, он просто глуп. Только не суди раньше времени, пока не будешь во всем уверена. И не слишком полагайся на подругу. Думай своей головой.

Вздыхаю.

– Спасибо, Дидье, приму к сведению.

– Tres bien.

Сидим в неловком молчании на краю постели. Единственное, что меня однозначно радует, – что я не была с Дидье. Рядом с ним в одной спальне находиться – и то дико.

– Послушай, Дидье, хм… а ты, случайно, ничего от меня не ждешь? Ну, в смысле постели.

Он откидывает назад голову и заходится громким веселым смехом – даже в ушах зазвенело. «Не настолько это и уморительно».

– Ох, прости, Энджел, – отсмеявшись, всхлипывает он, – просто ты такая забавная.

«Хм-м. Ну спасибо. Надо думать».

– Нет, в плане постели, как ты выразилась, мне от тебя ничего не надо. Конечно, мне понравилось, как мы тогда поцеловались…

Опасливо стреляю глазами по комнате – вдруг кто-нибудь ненароком подслушает его признания.

– Только теперь я понимаю, что мы с тобой просто друзья – не больше.

Заливаюсь краской.

– А ведь без Дельфины тут не обошлось, верно? – интересуюсь я. – Сколько она тебе пообещала за то, чтобы меня соблазнить?

Дидье, в свою очередь, заливается горячим румянцем.

– А-а, ясно. Alors, сознаюсь: твоя матушка действительно попросила чуточку помочь с твоей личной жизнью, проведать тебя, но, клянусь, с тех пор, как мы с тобой познакомились, меня уже не пришлось уговаривать.

Кошмар, это эпидемия какая-то: вспыхиваем по очереди, один другого краснее – будто в теннис играем – «Ну что, теперь твоя подача?»

– Знаешь, меня сразу к тебе потянуло – рядом со мной нет больше таких людей, как ты, искренних и неподкупных. – Он прижимает руки к груди, будто слова льются из самой глубины души. – Я до сих пор неравнодушен к тебе, но только чувство это сродни дружбе, крепкой настоящей дружбе – ведь не я тебе нужен, а Коннор. Я обязательно постараюсь объяснить это твоей maman, как только вернусь в Бордо. Мне просто не хотелось оставлять тебя одну после того неприятного телефонного разговора.

– Спасибо.

– Я тебя уверяю: все утрясется, и вы будете счастливы, как прежде.

– Спасибо.

Может, он и не эксперт-психоаналитик, но все равно приятно услышать хоть что-нибудь хорошее. Умеет Дидье все-таки сказать именно то, что нужно.

Пытаюсь подавить зевок.

– Ну все, мадемуазель, я вижу, вы устали – пора ложиться. Да, и если не возражаете, можно я останусь у вас? Уже поздно, да и в гостинице народу полно. Я в другой комнате на диване переночую. – Он застенчиво улыбается. – Нечасто выпадает возможность пожить нормальной жизнью.

Улыбаюсь, стягиваю ботинки и подхожу к подголовью кровати.

– Оставайся, конечно, – киваю я, откидывая одеяло и заползая в уютную теплую постельку – прямо в одежде.

(Не стану же я раздеваться в присутствии такого мужчины, согласитесь, – подожду пока он заснет, а после быстренько футболку накину.)

Дидье с торжественным видом подходит ко мне и, наклонившись, целует в лоб.

– Bonne anniversaire, cherie.[114] Желаю тебе от души повеселиться. Спокойной ночи.

Спокойной ночи? Скорее, спокойного дня – ночь уже под большим вопросом. А с другой стороны, у меня дома на диванчике притулилась всемирно известная звезда французской эстрады… не так уж, наверное, все и плохо!

Где-то рядом трещит звонок. Первая мысль – в башке звенит с похмелья. Второе, что приходит в голову: «А ну и пусть, у меня сегодня день рождения!» И тут же: «Ого! Да мне уже тридцать!» Энджел Найтс, новопосвященный член клуба «Кому за…». В голове не укладывается. Такое чувство, что я так и застряла где-то в районе двадцати пяти, хотя, спору нет, тогда я чувствовала себя гораздо более зрелым человеком. Да что говорить, в восемнадцать я знала о жизни практически все.

Что за шум-то, в конце концов? Ай, да это в дверь звонят. Подарки! Такие огромные, что в почтовый ящик не помещаются, и почтальону пришлось доставить их на дом. Какой нетерпеливый – видно, подарков много, тяжело держать. Гуляем! Вываливаюсь из постели и ковыляю к двери, то и дело спотыкаясь о разбросанные по всему полу предметы гардероба.

– С днем рождения меня, с днем рождения меня, – напеваю, врываясь в гостиную, – с днем рождения лучшего на свете диджея, с днем рождения меня.

На цыпочках перебегаю по ковру мимо опустевшего дивана и выскакиваю в прихожую.

– Дидье? Эй, Дидье, ты где? Скорее сюда, обними покрепче име…

«Именинницу». Так я хотела сказать, но, увидев человека, который стоит на пороге, выдавливаю что-то больше похоже на «имепхмхм». Вернее, увидев двух совершенно обалдевших мужчин, в полном недоумении пялящихся друг на друга.

Это что, мой Коннор? Протираю заспанные глаза. Его смуглую кожу позолотило солнце, волосы подстрижены короче, и похудел – почти такой же стройный подтянутый мальчик, с каким я когда-то познакомилась, – вне всяких сомнений, он. Мой милый Коннор. А напротив него, одной рукой придерживая открытую дверь, а другую, положив на пояс обтягивающих черных шортиков, стоит Дидье. Минуточку, черных шортиков? Обтягивающие шортики и обнаженный торс. Опускаю взгляд на выглядывающие из-под старой футболки с «Джеймсами» голые ноги. Провожу рукой по взъерошенным, примятым со сна волосам. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но выглядит это, прямо скажем, не очень…