Лорен Маккроссан - Ангел в эфире

Последняя фраза – работа исключительно на публику.

– Что ж, Энджел, с тех пор как я приехал, только и слышу, что об одном ресторане, которым владеет какой-то знаменитый шеф-повар. Называется «Девоншир».

«Блажь, какая блажь. Господи, да если он заставит меня платить, я голой останусь». Нашла же на меня эта феминистическая дурь! Каждый платит за себя, тьфу!

– «Девоншир»! – присвистываю я.

Мег опрокидывает на себя пиалу с желтым соусом из йогурта. Кери в своем кошмаре раздувается до двадцать второго размера.

– Oui, le «Devonshire»,[79] и за мой счет. Энджел, я настаиваю. О другом раскладе и речи быть не может, раз уж я сам пригласил. Во Франции так не поступают.

Уф, vive la France.[80]

– Отлично, Дидье, договорились. Я с радостью пойду, – отвечаю звонким девчачьим голосом, приплясывая на обуглившихся останках своего лифчика.

– Хочешь, я встречу тебя на машине у больницы?

Морщу нос, а лицо заливает краской ярче точки на лбу индианки.

– Да нет, не стоит заезжать за мной в больницу, – закашливаюсь на последнем слове. – Давай лучше встретимся в отеле.

– Я рад, Энджел; завтра в восемь вечера, alors.[81]

– Ну, все, до встречи.

– «Ну, все»?! – взвизгивает Мег, когда я даю отбой. – Она говорит по телефону с самим Дидье Лафитом, договаривается с ним о свидании в «Девоншире» и просто говорит «ну все»! Хотела бы я узнать, что в таком случае способно вызвать у тебя бурю ликования, а не просто «ну все». И еще. – Она через весь стол тычет в меня пальцем. – Мне бы страшно хотелось узнать, что Коннор обо всем этом думает.

«Мне по барабану, честно говоря», – с какой-то упрямой обидой думаю я. Небрежно отмахиваюсь, стараясь изобразить предельное безразличие, с каким обычно Кери принимает от очередного поклонника бесценный бриллиант (а это, поверьте, случается).

– Мы только друзья, Мег, так что не трать время на бесплотные фантазии; Коннор тоже возражать не станет. – Пристально смотрю на Кери. – Я отправлю ему сообщение по электронной почте и непременно поставлю в известность. Похоже, в последнее время это самый эффективный способ связи с моим парнем.

Кери медленно опускает и поднимает веки. Уверена, что в ее глазах мелькнула ревность. Подумать только, Кери Дивайн ревнует! Вот уж не гадала, что доживу до такого момента.

– Только, девчонки, никому ни слова, – заговорщически склоняюсь над столиком, смакуя мгновение. – Вы мои лучшие подруги, и я на вас полагаюсь: никто не должен узнать о похождениях Дидье. Я дала слово друга и не хочу, чтобы из-за моего длинного языка его линчевала толпа.

– Ай, ну конечно, о чем речь. Можешь на нас положиться, – кивает Мег. – С ума сойти, не успеешь и глазом моргнуть, как она каждую субботу будет со знаменитостями встречаться.

– Не бойся, не будет. Наша Энджел уж очень тихая девочка, чтобы ходить по вечеринкам. Ночные клубы не для таких: она слишком боится голову потерять, – фыркает Кери, надув губки.

– Ну тебя! Самой-то, небось, завидно? – к моей огромной радости, ухмыляется Мег.

Довольно потирает руки и бомбочкой подскакивает на стуле.

– Дидье Лафит и ты: свиданки-гулянки и все такое. Ох, как-то вы запоете, когда узнаете…

Резко потягиваю носом.

– Никто ни о чем не узнает.

Оборачиваюсь к Кери, снисходительно похлопывая ее по руке.

– Ты не возражаешь, правда? Я помню, что ты первая узнала о приезде Дидье и хотела написать о нем в своей колонке, но, понимаешь ли, кое-что изменилось.

– Разумеется, – отвечает та, натянуто улыбаясь, будто ей губы скрепили степлером. – Я все понимаю.

– Так что ты не против пока придержать язык за зубами?

– Без проблем.

– Никому не расскажешь?

Та поднимает к груди худую руку и опускает ее на глубокий вырез своего кашемирового джемпера.

– Буду молчать как рыба, – устало произносит она. – Крест на сердце.

– Забавно, Кери, – ворчливо откликается Мег, указывая на подругу бокалом. – Не думала, что у тебя оно есть.

Мы отправились в «Девоншир». Мы – это я, Дидье и двое из его охраны, которые угрюмо сидели рядом с нами, совсем как «люди в черном». Весь вечер они слушали наши разговоры, хотя, насколько я могу судить, на самом деле эти громилы нас охраняли, причем за Дидье явно были готовы не пощадить живота своего. В общем, несмотря на двух молчаливо-загадочных приятелей, мы провели прекрасный вечер в шикарной обстановке. Сидели среди сливок общества, будто и сами к ним принадлежали, пили шампанское из высоких бокалов и закусывали дорогими яствами, стоившими не меньше самого Билла Гейтса, но куда более привлекательными. Дидье чувствовал себя как дома – еще бы! – одежда у него что надо: «Готье», «Гуччи» и прочее стоящее Громадных Денег. Обслуга сразу же признала в нем звезду международного масштаба, коей он и являлся; поразительно, как это наша официантка не поднесла ему яичники на блюдечке с голубой каемочкой – ей просто не терпелось завести от этого мужчины детей. Сидящие за соседними столиками тоже узнали моего спутника, и вскоре я заметила, что девяносто девять процентов посетителей гораздо с большим интересом разглядывают нас, чем поданные им блюда. Ну и тяжело же мне пришлось! Попробуйте-ка одновременно жевать, глотать, подносить ко рту пищу, не закапав соусом белую облегающую блузу, при этом держать живот втянутым и то и дело слизывать с зубов налипшие кусочки пищи. Подобная атмосфера сотворила с моей прожорливостью настоящее чудо: я клевала как птичка. Неудивительно, что основная масса знаменитостей сильно смахивают на экспонаты анатомических залов.

Уму непостижимо: стоило только оказаться рядом с этим человеком, и передо мной открылся путь в красивую жизнь. Поначалу я, конечно, опасалась, что наедине с Дидье, без спасительного прикрытия безликой толпы, мне будет несколько неловко. Однако разговор наш тек легко, а когда Дидье не удавалось подобрать нужное слово, мы переходили на французский. Должна признать, сидеть за столиком на двоих с посторонним мужчиной было несколько внове, хотя мое чувство собственного достоинства невероятно от этого выигрывало. Вы только представьте! Оказывается, я занятный собеседник, и за тринадцать лет, прожитых с Коннором, умудрилась-таки сохранить индивидуальность. На меня то и дело накатывали приливы гордости, когда Дидье смеялся над невзначай отпущенной шуткой или смаковал понравившееся ему слово. Давненько я не чувствовала себя такой интересной: будто родилась заново. Правда, иногда я забывалась, и мне начинало чересчур нравиться общество этого невероятно привлекательного мужчины – приходилось себя одергивать и утешаться мыслью, что общаюсь с нашей великой звездой исключительно по настоянию мамули. К тому же, знаете ли, после откровений Кери насчет переписки и звездно-полосатых… ну, не будем вспоминать – я подумала, что тоже имею право немного гульнуть.

Дидье рассказывал мне о мире шоу-бизнеса – я закинула удочку, чтобы прощупать его позиции касательно данного вопроса, и увлеченно слушала, страстно кивая, как и полагается несведущей в таких делах медсестре. Он так и не понял, что я знаю столько, сколько ему и не снилось. Незаметно перешли на личное, и мой обольстительный собеседник рассказал о Франции. В Париже он ведет городскую жизнь, а по выходным выбирается на гранд-пляж в Биарриц, гоняет с серфингистами, бродит по берегу и, зайдя в какое-нибудь кафе на променаде, любуется закатом. Дидье много рассказывал о дружбе наших матерей, и Дельфина мне как-то ближе стала, я прониклась чувством душевного сродства, которое казалось прежде недосягаемым, как горизонт. Я радовалась, что помогаю Дидье разговориться и в то же время получаю ценную возможность взглянуть на вещи мужским взглядом. С тех пор как уехал Коннор, мне этого страшно не хватало, ведь по телефону всего не объяснишь и не обсудишь, а что касается Дэна, так он, положа руку на сердце, не самый красочный представитель своего пола. (Порой даже я способна утереть ему нос, когда требуется вести себя по-мужски.)

Мне так легко было в компании нового приятеля, что я без раздумий согласилась встретиться с ним снова, и мы договорились во вторник вечером заняться тем, чем занимаются «нормальные люди» (по его собственным словам), а именно сходить в кино. Да, мы сжимали в руках билеты, как восторженная ребятня, и лопали поп-корн из огромных бумажных стаканов, запивая его холодным-холодным «Айрн брю» (прививаю французу любовь к шотландским традициям) – все это было «нормально». Ненормальность же состояла в том, что, во-первых, Дидье замаскировался. Конечно, он не надел ни накладных усов, ни парика, но бейсболка с большим козырьком здорово прикрывала верхнюю часть лица, а кроме того, он по самый подбородок обмотался шарфом; мы вошли со служебного входа; нам совершенно бесплатно вручили билеты на лучшие места; при желании мы могли бы опустошить целый кафетерий, и никто бы нам слова не сказал, ну и, конечно, на последнем ряду сидели неизменные «люди в черном». Надо сказать, водить дружбу со знаменитостями довольно занятное дело, так что мне выпала неплохая возможность скрасить дни вынужденного и, как выяснилось, нелегкого ожидания. С Коннором мы созваниваемся все реже и реже, цветов я так и не получила, и мне уже с трудом верится, что когда-нибудь он вернется и все будет по-старому. Конечно, я его все так же безумно люблю, но теперь этот человек кажется каким-то чужим. Я даже не сомневаюсь, что, когда он приедет, все снова наладится и пойдет по-старому, но, согласитесь, не могу же я свернуться калачиком и впасть в зимнюю спячку на целых четыре месяца. В особенности если вспомнить, что Коннор не сидит сложа руки, а делает себе в Лос-Анджелесе карьеру и раскрывает собственную индивидуальность (надеюсь, на том перечень его достижений заканчивается). Так с чего мне замыкаться в своем мирке? У меня отличная возможность расширить круг знакомств и интересов, а также неплохо продвинуться с помощью знаменитого француза. Вот такие у меня мысли. Назначение предстоящего вечера пока скрыто завесой тайны: во всяком случае, Дидье пообещал мне Роскошь с большой буквы Р. Хорошо для поднятия социального статуса восходящей радиозвезды (притворимся, что это про меня – по крайней мере до ближайшей пятницы), хотя для фигуры, пожалуй, не очень: из-за кулинарных излишеств бедра решительно начинают уподобляться округлостям Джей Ло (только без горячего латиноамериканского колорита).