– Дидье Лафит! – взвизгивает Дельфина, моментально лишившись врожденного хладнокровия. – Так значит, вы виделись?

– Да. По правде говоря, вчера. Все так забавно вышло. Я…

– Скажи, он ведь прелесть, и такой мужественный, правда? – перебивает меня Дельфина, не горя особым желанием слышать, как все забавно вышло. – Глаза – ониксы; чудо, а не мужчина.

– Э… да, наверное. Он очень мил.

– Что-то в нем есть от Дэвида Джинолы, не находишь, Анжелика?

– От Джинолы? – тянусь к своей коллекции компакт-дисков и вытаскиваю альбом Дидье, который как раз оказался под рукой. – Знаешь, с твоей подачи вроде бы что-то есть.

«Только он гораздо симпатичнее», – проносится в голове шальная мысль.

– А ведь за такое знакомство ты должна благодарить меня, Анжелика. Я дала ему твой телефон и сказала, чтобы сразу позвонил, когда доберется до Глазго. Ему как раз нужна была какая-нибудь миловидная девушка для общения на английском языке.

Заливаюсь румянцем.

– Конечно, я его предупредила, что миловидной тебя назовешь, пожалуй, с большой натяжкой, зато ты хорошо знаешь язык.

Хмурюсь.

– Ты прежде не говорила, что у тебя есть связи в музыкальных кругах. Интересно почему?

– Ну… – самодовольно улыбается она, – ты еще о многом не догадываешься, ma fille.[66] Ты, к примеру, не знаешь Фредерика, моего нового любовника, и не представляешь, сколько удовольствия он привносит в мою жизнь.

– Не знаю и впредь предпочла бы оставаться в неведении, если ты, конечно, не против, мама.

– А теперь, когда ты знакома с Дидье Лафитом, надеюсь, у тебя достанет ума воспользоваться моментом.

– Я извлекла бы из знакомства массу пользы, – вспыхиваю я, – если бы смогла уговорить его прийти на мою передачу. Только вот он по какой-то странной прихоти судьбы считает, будто я целыми днями ношусь по больнице в белых брючках и крахмальном чепчике, а также несу круглосуточную вахту, опорожняя ночные вазы больных.

– Comment?[67]

Ну, вот опять. У мамули очаровательная манера прикидываться, будто она не понимает английских слов, стоит только направить разговор в невыгодное для нее русло. Как удобно, теперь не надо извиняться, что ввела Дидье в заблуждение касательно моей профессии. Хотя, согласитесь, словесные обороты по части ночных ваз и крахмального чепчика еще не всякий поймет.

– Короче говоря, он обещал мне позвонить, и я жду звонка.

– Non! Ты сама должна объявиться, Анжелика Бери пример с матери: когда чего-то хочешь добиться, не пускай дело на самотек. Твой папаша всю жизнь чего-то ждал. Надо самой действовать. Надеюсь, у тебя есть его телефон.

Бросаю взгляд на прислоненную к музыкальному центру глянцевую визитку и, стараясь изобразить полнейшее безразличие, отвечаю:

– Да, где-то записан.

– Тогда воспользуйся им. Бедный мальчик, он в Шотландии совсем один, ты – единственная, кого он знает, к тому же я пообещала Мари-Пьер, что ты приглядишь за ее сыном. Для меня это очень важно, cherie.

Что-то мне подсказывает, что у матушки на уме планы гораздо более грандиозные, чем предоставить Дидье Лафиту уроки и сопровождение в чудом городе, но материнский комплекс вины не позволяет до поры до времени высказаться более откровенно.

– Хорошо, maman, покажу ему город, если это для тебя так важно. Надо же отплатить тебе за все услуги, которые ты мне в последнее время оказывала.

Простите, просто не смогла сдержаться.

– Я дала тебе жизнь, Анжелика, – с явным упреком возражает она. – Для девушки большая удача родиться от женщины с первым размером и узкими бедрами.

По счастью, Дельфина мерит всех по французской шкале, иначе я была бы на одиннадцать размеров толще собственной матери. Хотя, при мысли о том, что кто-то может носить первый размер, мне становится дурно.

– Хорошо, мам, договорились. Когда выпадет свободная минутка, позвоню сыну Мари-Пьер.

Слышали бы вы, как она фыркнула – мол, досуг у тебя неорганизован, никакой личной жизни.

– Я не могу больше разговаривать. – Дельфина деловито, в своей обычной манере «я получила, что хотела, пора бы и закругляться», подводит разговор к завершению – Сейчас за мной заедет Фредерик, мы собирались…

– Хорошо, мам, пока, – спешно вклиниваюсь, прежде чем она посвятит меня в какие-нибудь отвратительные подробности. – Кстати, у папы все нормально. Как обычно, одинок, страдает, по-прежнему хочет загнать себя в гроб пьянством да в добавление ко всему еще и перелом челюсти заработал – отметил годовщину твоего ухода.

Наверное, сказано жестковато, зато справедливо. Впрочем, душевное самообладание Дельфины так запросто не поколебать.

– Знаешь что, cherie, вам с отцом надо бы из дома выходить почаще и жить для себя. А то вы так совсем закиснете в своем болоте.

«Даже так? В таком случае ты – назойливый комарик, который кружится над нашим болотом и гаденько попискивает», – ворчу про себя.

Боже мой, даже собственная мать считает меня занудой. Окончив разговор, прыгаю под душ – хоть немного поможет смыть раздражение – и решительно направляюсь в спальню, чтобы переодеться. Знала ведь, что не стоит ей звонить, обязательно в грязь втопчет – идиотская затея. Теперь мне вдвойне хуже, потому что даже у собственной матери гораздо интереснее личная жизнь, не говоря уже о сексе. Натягиваю первое, что под руку подвернулось, а сама все успокоиться не могу. «Болото», «комфортная», «зануда». Давайте, не стесняйтесь! Кто еще прибавит лестное словцо в мой адрес? Моя карьера висит на волоске, я совсем одна и даже поплакаться некому.

Ох, черт, зацепилась за обувную коробку – кто догадался бросить ее у самой двери? Сейчас как пну – хотя постойте. Да там же мои новенькие кроссовки а-ля фигурный конек. Я разве не рассказывала, как тогда по магазинам прошвырнулась? Как раз в тот день, когда Вайнона подкинула мне мыслишку, что неплохо бы переключить мысли в дельное русло и стать модным диджеем. А что может быть лучше для начала новой жизни, чем поход по магазинам? Надо же выглядеть соответствующе – так почему бы не начать с обувки. Улыбаюсь, как улыбаются только новенькой хрустящей паре обуви, и натягиваю красные с белым кроссовки от «Глоуб».

Я даже пропела, глядя на себя в зеркало:

– Девчонка на скейтборде, куда ты погнала? – Сразу почувствовала какой-то прилив энергии. – А вот как сейчас позвоню шептунчику Дидье Лафиту да расскажу, что никакая я не медсестра. Он у меня как миленький на передачу прибежит. Возможность упускать нельзя – такое раз в жизни бывает.

Решительно направляюсь в гостиную и беру в руки красивую визитку с тиснением.

– Хотя лучше сначала загляну к Вайноне, заручусь поддержкой волшебного прудика и, может быть, выпью эспрессо – чашечек восемь для поднятия боевого духа.

Здорово все-таки, когда знаешь, что делать! А пока закидываю в рюкзак все, что может пригодиться, и ору во всю глотку: «Не волнуйся, будь счастлив». На кухне сую руку в жестяную банку с монетками и загребаю целую пригоршню для волшебного прудика.

И тут, как раз когда я отчаянно взвываю (только так, пожалуй, и можно описать мои вокальные упражнения), звонит телефон.

Одиннадцать утра. Наверное, Мег отбежала с рабочего места чайку попить. Пританцовывая, подхожу к телефону и, пытаясь удержать в руке горсть монет и жестяную банку, ловко подсовываю трубку под ухо.

– Н-да?

– Уф, excusez-moi,[68] я ищу Анжелику, s'ilv…[69] будьте добры.

Только чудом я устояла на месте, роняю деньги и банку – они с неописуемым грохотом приземляются на пол. Здорово, Энджел, выдержки тебе не занимать!

– Д-да… – бормочу, запинаясь – а язык как ватный стал, едва ворочается. – Я слушаю.

– Ах, – выдыхает он, – я так рад. Это Дидье. Дидье Лафит.

«Да неужели?»

– Мы вчера встречались, помните?

«Нет, как-то выскочило из головы. Как вы сказали, Дидье, э-э?..»

– Конечно, помню, – с улыбкой отвечаю я. – Как настроение?

– Tres bien.[70]

«Надо думать».

– Энджел, я хотел поинтересоваться, не составите ли вы мне компанию на сегодняшний вечер? Я был бы очень польщен.

«Польщен»? Дай-то Бог, чтобы этот человек так и не научился говорить как истый англичанин. Мне гораздо больше нравится его шекспировский слог. Прочищаю горло. Опять прочищаю горло. И еще раз. Дидье принимает мою нервическую паузу за недобрый знак.

– Ах, нет, простите, Энджел, – виновато добавляет он, не дожидаясь, пока я соизволю ответить. – У вас, наверное, уже есть планы?

– У меня? Хм-м…

«Только не говори «нет», он сочтет тебя неудачницей». Ох ты, незадача. С поп-звездами не так-то просто вести непринужденные разговоры.

– … я как раз собиралась идти на, м-м… занятия по тай-ши с десятью лучшими друзьями.

(Небольшой перебор, но для импровизации простительно, думаю.)

– D'accord,[71] Энджел, это не проблема. Я бы с удовольствием к вам присоединился…

«Черт».

– … но сегодня утром у меня уже была отличная двухчасовая отработка в спортзале. Так что, думаю, теперь мне необходим отдых.

Я поражена. Неужели кто-то действительно занимается подобными вещами для удовольствия? По моим понятиям, «отлично» и «отработка» вообще друг с другом не сочетаются, разве что в предложении типа «Отлично, на сегодня эта дурацкая отработка закончилась. Пойдем подналяжем на шоколадные батончики».

– Наверное, уф… сегодня вы уже не захотите покататься со мной на лодке – мы решили собраться небольшой компанией, будет весело. Музыка, шампанское, аперитивы…

«Лодка, музыка, шампанское, ЛОДКА, МУЗЫКА, ШАМПАНСКОЕ», – так и закрутилось в голове, так и запрыгало в черепной коробке.

– Хотя если вы предпочитаете урок тай-ши – скажите, я не посмею вам мешать.

– Так уж и быть, на сегодня тай-ши отменяется. Я на этой неделе ходила на занятия раз восемь. Моим мускулам тоже не помешает отдохнуть. Вечеринка на реке звучит заманчиво. Где и когда?