– Ты сегодня хорошо выглядишь, Сальваторе. Для такого старика,– одобрительно наклонил голову Вито.

– И ты тоже, мой старый гамба,– засмеялся Сальваторе,– сегодня холодно, Вито,– поежился он,– так холодно, что даже у ведьмы замерзли бы сиськи и превратились в сосульки,– и он опять рассмеялся низким утробным смехом.– Помнишь, как мы детьми мерзли зимой, дрожали от холода в нашей драной одежке? Помнишь, как согревали друг друга в этих крысиных норах нижнего Манхэттена, которые мы называли домом.– Он покачал головой.– Да, какое было время...

– Еще бы не помнить! Я ничего не забыл, Сальваторе!

Дон положил руку на плечо Вито и подошел с ним к камину.

– Те деньки давно ушли. Остались только воспоминания. Но мы с тобой стареем. И холод опять пробирает до костей, заставляет их скрипеть. Так что иди-ка, посидим у огня.

С этими словами Дон взял со столика между креслами бутылку красного вина и доверху наполнил два бокала.

– Огонь согреет твое тело, а вино разгонит кровь. Они чокнулись и тихо в унисон проговорили:

– За наше Братство.

Потом каждый пригубил вино, задерживая его во рту, наслаждаясь вкусом. Это было одним из немногих удовольствий, еще оставшихся для них в жизни. Затем они сидели, откинувшись в креслах и долго смотрели друг на друга, и в их стариковских глазах светилась умудренность. И вечная дружба. Наконец Вито спросил:

– Зачем сегодня лишние капо? Ты что, ждешь неприятностей?

– Просто из предосторожности,– покачав головой, сказал Рудольфо.– Не хочу неприятных сюрпризов, чтобы меня застали врасплох. Это ведь наше старое правило, Вито. Зачем нам его менять?

– Ты это о чем? – спросил Вито, и его темные глаза сузились.

– Слишком много проблем в других семьях. Братья Гамбино, похоже, увязли, Бык-Сэмми слишком много треплется.– Он посмотрел на Вито и презрительно сплюнул.– Тьфу, поганый доносчик, запел, как желтая канарейка. А семья Коломбо – совсем с ума посходили, вцепились друг другу в глотки. Не было бы войны между семьями, как тогда, раньше.

– Не думаю, что это широко разойдется.

– Кто может знать? – Сальваторе беспомощно развел руками и пожал плечами.– Одна из семей в Нью-Йорке может воспользоваться ситуацией, попробовать захватить территорию Гамбино или Коломбо. И будет война. Да, лучше быть готовыми. На всякий случай, если чего начнется.

– Ты прав, Сальваторе. Что плохого, если мы заранее себя обезопасим...

Сальваторе вдруг подался вперед, и его глаза, дотоле блеклые и слезящиеся, внезапно обрели пронзительную, как в молодости, голубизну. Он пристально посмотрел на своего старого друга и сказал:

– Может, я устрою собрание всех семей, соберу вместе всех боссов...

– Это как в Апалачине в 1957 году? – воскликнул Вито.

– Ну да, конференцию. Надо решить, что делать. За нами слишком внимательно следят, Вито. За нашим Братством. Копы, феды, пресса – они все дышат нам в затылок. Это уже опасно,– вздохнул он.– Мы вдруг оказались чересчур на виду – вот что плохо, capisce?[22]

– Ага. И я с тобой, как всегда.

– И еще этот Джо Фингерс,– объявил Сальваторе.

– А с ним что?

– Стал слишком много о себе понимать и, чуть что, сразу палит из пушек. А он связан с нами– значит, опасен для нас. Ведь за нами постоянно следят, вынюхивают. Вот что я всегда ненавидел.– Сальваторе сделал паузу. Несмотря на то, что он находился в собственном доме, где, он был уверен, нет никаких подслушивающих устройств, Дон добавил хриплым шепотом: – Это наносит вред Коза Ностра.

Вито кивнул и дотронулся ладонью до руки Сальваторе, показывая, что понял.

После недолгого молчания Вито спросил:

– Кто займется Джо Фингерсом?

– Никто. Пока. Подождем. Посмотрим, как он дальше себя поведет.

Дон глубоко вздохнул и печально покачал головой.

– Да, все уже не то, дружище, времена изменились. Вито не ответил, углубившись в свои мысли. Сальваторе был не зря capo di tutti capi. Он мудрый человек. Все, что он говорит,– так и есть. Какое-то время Вито изучающе смотрел на друга.

Сальваторе был крепкого сложения, высокий, широкоплечий, худощавый. Его изборожденное глубокими морщинами лицо с римским, чуть с горбинкой носом, и сильно поседевшими густыми бровями все же не было лицом старика. В нем слишком чувствовались сила и власть. Но самыми, удивительными были глаза. Чистого голубого цвета, как Средиземное море у берегов Сицилии. Они могли то лучиться солнцем и теплом «старой родины», то вдруг становиться ледяными, как холодная Арктика.

Сальваторе прервал размышления Вито.

– Где Джонни? – спросил он.

– Сейчас будет, Сальваторе. Еще минута-другая, и он здесь, не волнуйся.– Вито поднялся и, мелкими шагами подойдя к окну, постоял там какое-то время.

– А вот и он! – вскоре воскликнул он и посмотрел на часы.– Молодец, как раз вовремя!

Во главе стола сидела Тереза Рудольфо, жена Сальваторе. Она была высокой, сухой, величественной женщиной лет семидесяти, с совершенно седыми волосами и угольно-черными глазами. На ней было, как обычно, черное платье с тремя длинными нитками настоящего жемчуга. Она со спокойным достоинством руководила обеденной церемонией.

Покрытый накрахмаленной белой с вышивкой скатертью стол был уставлен тончайшим фарфором, дорогим хрусталем и серебром. В центре располагалась широкая серебряная ваза с цветами, по обе стороны от которой возвышались белые свечи в серебряных подсвечниках. Стол буквально ломился от яств.

Сейчас в парадной гостиной дома Рудольфо собрались за великолепным столом еще и четверо детей Терезы и Сальваторе: Мария, София, Фрэнки и Альфредо; все они уже имели семьи и пришли со своими супругами. Был здесь и брат Сальваторе Чарли, заместитель босса, и их двоюродный брат Энтони, консильере,– тоже с женами.

Вито сидел справа от Терезы.

Джонни сидел на своем обычном месте – справа от Сальваторе.

Угощение было обычным для четверговых обедов. Огромное количество салата из латука, помидоров, маслин и мелко нарезанного лука; красный сладкий перец, тушеный в оливковом масле; салат из рыбы и моллюсков, запеченая рыба, tagliatelle – домашняя лапша с томатным соусом, и жареные цыплята. Альфредо разливал красное вино, блюдо с домашним итальянским хлебом передавалось по кругу, все оживленно разговаривали, шутили, смеялись. Обед напоминал дружескую вечеринку.

Только Тереза хранила гробовое молчание. Она лишь внимательно слушала и смотрела на всех цепким подозрительным взглядом. Изредка она перебрасывалась несколькими словами с дочерьми, помогавшими ей передавать гостям блюда или приносить из кухни новые чаши с дымящейся лапшой и соусом.

Тайком наблюдавшему за ней Джонни вдруг пришла в голову внезапная догадка: «Сегодня она раздражена моим присутствием здесь. Она не любит меня». Эта мысль, поразила его, как удар молнии. Его тетя Тереза, которую он знает с самого рождения, не любит и никогда не любила его. Неожиданно он совершенно четко осознал, что она ненавидит его, просто терпеть не может. Джонни спрашивал себя почему. Ответ мог быть только один: потому что дядя Сальваторе благоволит к нему. Ревность – вот в чем все дело. Она ревнует, потому что он так близок ее мужу, потому что они оба так привязаны друг к другу.

Сидящему напротив него Вито пришли в голову почти те же мысли, но он быстро прогнал их. Тереза уже старуха. Ее яд ослабел, потерял с годами свою силу. Никто больше не обращает на нее внимание. А меньше всех Сальваторе. Он никогда ее не любил.

После обеда Сальваторе повел Джонни и Вито в свое святилище и закрыл за ними дверь.

– Вот «стрега», Джонни. Выпей рюмочку,– сказал Дон, наливая в узкие рюмки золотистый итальянский ликер.

– А ты, Вито? – спросил он, подняв брови.

Вито кивнул.

– Спасибо,– сказал Джонни, беря из его рук рюмку.

Другую Сальваторе передал Вито, и тот тоже поблагодарил его.

Все трое чокнулись и расселись в кресла перед пылающим камином.

– Поздравляю, Джанни,– сказал Сальваторе с ласковой улыбкой.– Такой концерт в Мэдисон-Сквер-Гарден в прошлую субботу – это потрясающе! Мы все наслаждались.

– Был полный аншлаг,– заметил Джонни.– Пожалуй, это мой самый удачный концерт. Пока.

– Мы гордимся тобой, Джанни. Ты большая звезда. Самая большая. И ты всего добился сам.

– Ну что вы, дядя Сальваторе! Я знаю, как много ты и дядя Вито для меня сделали.

– Мы ничего не сделали.

Джонни удивленно посмотрел на Дона, потом перевел взгляд на Вито, который наклонил голову, как бы признавая правильность слов Сальваторе.

– Мы только приоткрыли для тебя пару дверей, вот и все,– сказал Сальваторе.– Сделали так, чтобы несколько клубов в округе заключили с тобой контракты. Посоветовали парням из Вегаса, чтобы они дали тебе шанс. Мы хотели, чтобы ты пробивался сам, рассчитывая на свои силы как любой другой.

– Но почему? – спросил удивленно Джонни.

– Мы хотели, чтобы твое имя оставалось чистым. Мы не хотели, чтобы его связывали с нами,– объяснил Сальваторе нежнейшим голосом, на какой только был способен.

– Если бы мы сделали слишком много, Джонни, мы бы тебя запачкали,– добавил Вито.– Мы не хотели марать тебя. Нельзя, чтобы тебя связывали с амичи, с Братством,– улыбнулся он.– Мы только чуток работали, вроде как за сценой, как сказал Сальваторе.

– Ну, все равно спасибо,– ответил Джонни и улыбнулся старикам.– А я думал, что находился под вашим покровительством.

– Ты и находился,– тихо проговорил Сальваторе.– Всегда. Но мы дали тебе возможность идти собственным путем в твоем бизнесе. И мы правильно сделали. А ты...– он улыбнулся Джонни,– ты ни разу нас не подвел. Одно только меня огорчает...