Растревоженная своими мыслями, она тяжело вздохнула. Ги не умел понимать людей, был не в состоянии постичь чужую душу, иначе ему было бы много легче ладить со своим отцом, с Колли и с ней самой. С годами его безответственность, казалось, только возрастала. Рози всегда была убеждена, что Ги слабый человек, но в последнее время она поняла, что он еще и самое эгоистичное существо из всех, кого она знала.

Взгляд ее переместился на другую фотографию на столе. Это был такой же снимок, что и на гримерном столике Гэвина, даже рамка от Тиффани была точно такой же. Несколько лет назад Нелл подарила на Рождество каждому из них по такой рамке, одну оставив себе.

Склонившись, она вглядывалась в лицо Нелл: тонкие правильные черты, мечтательные глаза цвета летнего неба, переливающиеся светло-золотистые волосы. Маленькая и изящная, она казалась очень хрупкой. На самом же деле она была едва ли не самой сильной из всех. "Стальной характер и железная воля»,– вот что она бы сказала о своей Крошке Нелл сейчас.

Улыбаясь, смотрела с фотографии красавица Санни, их Златовласка. Тоже золотистая блондинка, но чуть потемнее Нелл, она была выше и крупнее ее и поражала необыкновенной славянской красотой: немного раскосые миндалевидные глаза, высокие скулы, тяжеловатый подбородок. Все в Санни – и ее поразительные янтарные с золотыми искрами глаза, и свежая бело-розовая кожа – производили впечатление очень удивительного здоровья и жизненной силы. Ее внешность выдавала ее крестьянское происхождение: ее родители были польские эмигранты в первом поколении. Бедная Санни! Она оказалась такой хрупкой и уязвимой! Как будто сделанная из тонкого стекла. Бедная, бедная Санни! Она доживает свои дни в этом ужасном месте, и затуманенный разум ее блуждает вдали. Вдали от них всех, вдали от реальной жизни!

Кевин на фотографии стоял рядом с Гэвином – смуглый красавец с черными ирландскими глазами, искрящимися смехом и озорством. В определенном смысле он тоже потерян для них, живя как бы в чреве чудовища, балансируя на волоске от смерти, уходя от одной опасности к другой в темном царстве преступного мира, где любая оплошность может стоить ему жизни.

А вот и Мики, втиснувшийся между Кевином и Санни, еще одна жертва времени, в которое им довелось взрослеть, еще один, кого они потеряли. На фотографии светлые волосы обрамляли сияющим ореолом его лицо. Рози всегда считала, что у Мики очень хорошее лицо, открытое и доброжелательное. Он был красив спокойной, неброской красотой. Рядом с этим широкоплечим гигантом они все казались меньше ростом.

Они не знали, где сейчас Мики. Он исчез, пропал в буквальном смысле слова. И несмотря на все попытки Гэвину не удалось добиться достоверной информации о нем. Не помог и частный детектив, нанятый Гэвином.

И только они трое – Нелл, Гэвин и она сама – смогли преуспеть в жизни, исполнить его юношеские мечты. Хотя брат Рози, Кевин, мог бы и не согласиться с таким утверждением. Им троим удалось реализовать свои планы, но и Кевин добился своего. Во всяком случае он занимался тем, чем хотел, и делал это неплохо.

Взяв фотографию, Розалинда долго вглядывалась в знакомые лица. Когда-то они были самыми близкими друзьями, любящими и заботливыми, живущими одной жизнью.

Немного погодя она перевела взгляд на Гэвина. Каким знаменитым стало сейчас его лицо – резкое, угловатое, с высокими скулами и глубокой ямкой на подбородке. Его широко поставленные серо-голубые глаза с длинными ресницами спокойно смотрели из-под темных бровей. Невозмутимо, сказала бы она. Человек с нечистой совестью почувствовал бы себя не в своей тарелке под этим испытующим взглядом. Загадочная усмешка кривила его чувственные губы. Усмешка, ставшая чем-то вроде его фирменного знака. Женщины всего мира влюблялись в это лицо, возможно, потому, что оно казалось им исполненным поэзии и романтики, скрывающим страдания и душевные драмы. Лицо средневекового рыцаря. Она размышляла над этим, спрашивая себя, не отождествляет ли она актера с его последней ролью, и решила, что нет. У Гэвина действительно было лицо с портретов XV века. И не удивительно. Судя по имени, он был шотландцем по материнской линии и итальянцем по отцовской. Фамилию Амброзини он, лишь чуть-чуть изменив, оставил в качестве актерского псевдонима. Несмотря на свою славу, успех и богатство в душе Гэвин почти не изменился, Рози это хорошо знала. Он оставался таким же, как тогда, в 1977 году, когда они познакомились.

Ей было семнадцать, ее подруге Нелл столько же, Гэвину девятнадцать, Кевину и Мики – по двадцать. Самой младшей была шестнадцатилетняя Санни. Впервые они собрались благоуханным сентябрьским вечером, во время Праздника святого Януария, итальянского фестиваля, проходившего на Малбери-стрит в квартале Манхэттена под названием Маленькая Италия.

Как давно это было, подумала она. Четырнадцать лет назад, если быть точным. Теперь ей и Нелл тридцать один, Гэвину тридцать три, ее брату Кевину тридцать четыре. За эти годы столько всего случилось с каждым из них...

Громкий стук в дверь заставил Рози вздрогнуть и выпрямиться. Прежде чем она успела что-нибудь сказать, дверь открылась, впуская одну из ее ассистенток, Фанни Лейланд.

– Извини, что не успела к окончанию съемок,– беззаботно прощебетала она и подлетела к столу, прошелестев развевающейся юбкой.

Маленькая, изящная, одетая с иголочки, она была к тому же умна, талантлива, энергична и чудовищно работоспособна – настоящий «трудоголик».

Фанни была предана Розалинде. Виновато улыбаясь, она продолжала с некоторым беспокойством в голосе:

– К сожалению, мне пришлось задержаться из-за одной очень трудной актрисы. Я ведь не была нужна тебе, да?

– Нет, не была. А вот завтра будешь,– ответила Рози.– Нам придется засучить рукава, будем упаковывать мои материалы.

– Не волнуйся, мы с Вэл не остановимся, пока не уложим все к концу дня.

– Что-то я не очень в это верю,– ответила Рози, смеясь.– Но в чем я уверена полностью, это в том, что мне будет не хватать твоей улыбающейся физиономии, твоей энергии и жизнерадостности, Фанни. Не говоря уж о твоей помощи. Я к ней очень привыкла, ты меня совершенно избаловала.

– Нет, не избаловала. Мне тоже будет не хватать тебя, Розалинда. Пожалуйста, не забудь обо мне, когда начнешь работать над новой пьесой или фильмом. Я прилечу к тебе хоть на край света, лишь бы только снова работать вместе!

Рози улыбнулась ее словам.

– Ну конечно, Фанни, ты сможешь работать со мной над следующим фильмом. И Вэл тоже. Это будет замечательно. Таких ассистенток, как вы, у меня никогда не было.

– О, спасибо, дорогая, так приятно это слышать! Между прочим, знаешь, почему я не могла подождать тебя здесь? Все из-за этой Маргарет Элсворт,– Фанни состроила гримаску и продолжила: – Она решила непременно заполучить платье, в котором она была в сцене коронации в Вестминстерском аббатстве. Пристала, как с ножом к горлу.

Рози удивленно подняла брови.

– Не представляю, зачем ей средневековое платье, к тому же не из лучших, хоть я и сама его моделировала.

– Ну что ты хочешь: актриса, особая порода! По крайней мере некоторые из них,– сердито сказала Фанни, но потом лицо ее осветилось улыбкой.– Но есть, конечно, среди них люди просто замечательные, и их намного больше, чем таких зануд, как эта Мэгги Элсворт.

– Конечно,– согласилась Рози.– Но в любом случае тебе лучше обговорить это с Аидой. Если они решат продать или отдать это платье Мэгги, я возражать не буду. Ты ведь знаешь, оно мне не принадлежит, и я не намерена забирать его для своего архива. Почему бы тебе не поговорить с Аидой прямо сейчас? Уладь быстренько это дело и поскорее возвращайся. Мне бы хотелось начать составлять каталог эскизов уже сегодня.

– О'кей, я мигом. А Вэл идет сюда из костюмерной, так что не волнуйся, втроем мы управимся в два счета.– Сказав это, она повернулась и умчалась, так хлопнув дверью, что задребезжали светильники.

Улыбаясь, Рози покачала головой и подошла к телефону. Фанни– это человек, ее и Вэл действительно будет не хватать. Полистав записную книжку, она нашла телефон продюсеров с Бродвея, которые звонили ей по поводу своего нового мюзикла, потом взглянула на часы. В Англии было пятнадцать тридцать. Разница с Нью-Йорком в пять часов, то есть там сейчас десять тридцать утра, самое удобное время для звонка.

3

Почти триста человек были приглашены на заключительный вечер, и Рози, стоявшей в дверях, казалось, что явились все без исключения.

Здесь присутствовала вся съемочная группа в полном составе, а также актеры, кое-кто из студийного начальства и довольно много чужих людей – имевших, весьма отдаленное отношение к фильму: супруги и друзья-приятели, которых постановщики включили в список приглашенных из вежливости.

Все они, с бокалами в руках, оживленно разговаривая, толпились на самой большой съемочной площадке Шеппертонской киностудии с декорациями Большого зала Мидлхемского замка.

Пробираясь к своим, Рози заметила, что за эти несколько часов после окончания съемок кое-что здесь изменилось. Часть массивной средневековой мебели была убрана, и в углу небольшой эстрадный оркестрик наигрывал популярные мелодии. Служащие из нанятой для организации банкета фирмы установили вдоль стен длинные столы. Покрытые накрахмаленными белыми скатертями, они буквально ломились от яств: копченый и отварной лосось из Шотландии, жареные цыплята и индейки, заливная свинина, бараньи ноги, запеченая говядина, всевозможные салаты и овощи, различные сыры и бесконечное множество десерта: от французских пирожных и шоколадного мусса со взбитыми сливками до фруктового салата и английского бисквита в винном сиропе.

Два таких же стола были превращены в стойку бара, за которой суетилась целая шеренга барменов. Десятки официантов сновали с подносами, разнося напитки и закуски.

Рози взяла бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта и, поблагодарив, отправилась разыскивать в толпе режиссера-постановщика Аиду и своих ассистенток Фанни и Вэл. Секунду спустя она обнаружила Аиду беседующей с кем-то из студийного начальства. Увидев Рози, она извинилась и поспешила ей навстречу.