Утром двенадцатого числа я проснулся от сигнала радиочасов, когда Джейд уже укладывала в черную нейлоновую сумку смену одежды.

– Возможно, я вернусь еще вечером, но с моей семейкой никогда нельзя знать наверняка, – сказала она.

Прошлось опоздать на работу, но я проводил ее до автобусной станции. Мы оба нервничали. Наше первое расставание с весны. Автобус шел до Бостона, но других пассажиров не было. Водитель был рослый и седой. Он походил на пилота самолета, и я подумал, может, какой-то неискоренимый недостаток характера вынудил его вместо того водить автобус. Джейд остановилась на нижней ступеньке и прижала к груди мою голову.

– Не знаю, что я сделаю, если они начнут говорить о тебе. Во мне от этого просыпается жажда убийства. Я им сразу выложу, что мы вместе, и пусть думают что угодно.

В «Гертруде» никого не было, когда я вернулся с работы. Колин увезла Оливера в Фишкилл, якобы для того, чтобы Оливер поработал плотником, – ее мать перестраивала старый гараж под гостевой домик. Анемон Громмес была в Греции, Нина Штерн – в Лос-Анджелесе. Остальные были просто где-то. Я покормил собак. Еще несколько дней – и щенков можно раздавать и разбирать будки. Я немного посидел на заднем дворе, наблюдая щенячью возню. Я думал о том, как близко собаки подвели нас с Джейд к мысли о собственной семье. Казалось истинным безумием поддаваться подобному влиянию, однако я с готовностью поддавался.

До меня не сразу дошло, но каждая моя мысль помогала подсознанию выстраивать неопровержимый довод в пользу того, что пора позвонить домой. Через пару дней после приезда в Стоутон я отправил Роуз с Артуром по короткой записке, сообщая, что со мной все в порядке. Оба письма отправила Мириам Кей, когда поехала в Торонто навестить сестру: я не хотел, чтобы почтовый штемпель выдал меня. Жизнь вне закона культивирует чувство собственной значимости, и я немного посидел на кухне, держа руку на телефоне и размышляя, можно ли каким-то образом отследить мой звонок домой. Словно герой слезливой гангстерской истории, я рисковал разоблачением – смертью! – чтобы позвонить мамочке. Однако в конце концов законы цивилизации взяли надо мной верх. Так же как природа наделяет нас плотским желанием, чтобы даже женоненавистник смог оставить потомство, так мы благословляем себя чувством вины, чтобы даже самый безрассудный иногда делал правильный, трудный, выбор. Я набрал номер на Эллис-авеню, и Роуз подняла трубку после пятого гудка. Должно быть, она задремала после обеда, потому что в квартире не было мест, настолько удаленных от телефона. Голос у нее был тонкий и робкий, словно у маленькой девочки, которой запретили снимать трубку.

– Это я, – сказал я.

Она молчала, и молчание длилось. Слово пыталось прорваться. А затем она грохнула трубку на рычаги, прервав связь.

Я ждал, немного дрожа, но нисколько не удивленный. Представлял, как она закрывает своими маленькими руками лицо. Затем поднимает трубку, узнать, здесь ли я еще. Снова кладет ее. Надеясь, что я перезвоню. Это было очень похоже на мать, ощущать себя скорее оскорбленной, чем обеспокоенной тайной моего местонахождения и моим голосом в трубке – таким обыденным и спокойным, – обратившимся к той части ее существа, которая чувствовала себя отвергнутой мною, разгневанной оттого, что я не заметил слабых проявлений ее привязанности. Она предлагала мне свою преданность и шанс стать лучше, а я принял ее сдержанность за холодность и купился на сентиментальную влюбленность отца, предпочтя душное объятие указующей путь руке.

Я поднял трубку и снова набрал номер. На этот раз ответил Артур. Услышав его голос, я от изумления замолчал.

– Алло? – повторил он два или три раза.

– Это я, – произнес я.

– Дэвид. О боже! Не могу… Где ты? Нет. Не надо. Ты не обязан…

– Со мной все хорошо. Даже лучше, чем хорошо. Все прекрасно.

– Ты где-то рядом?

– Нет. На самом деле нет. А что, меня все ищут?

– Мы не знали, где искать. Твой дед хотел нанять частного детектива… Мы дали объявления в газеты, ну, знаешь, такие газеты не для всех.

– Я имел в виду, полиция и иже с ними меня ищут?

– Вполне возможно. Ты возвращаешься домой?

– Что случилось? Как ты оказался у мамы?

– Я съехал со своей квартиры. Квартиры! Из этой дыры, так будет вернее.

– Где Барбара? – спросил я и, пока задавал вопрос, сам догадался.

– Умерла, – ответил Артур после паузы. – Через несколько дней после твоего отъезда. В три ночи. Во сне.

Я хотел встать, но ноги сказали мне, что не стоит. Поднялась отводная трубка. Роуз в спальне, сидит на краю кровати рядом с кондиционером: я слышал его сиплый, усталый гул.

– Где ты? – спросила она.

– Со мной все хорошо. Я просто хотел тебе сказать.

– С тобой все хорошо? Ладно, я очень рада. Но тебе никогда не приходило в голову, что с нами не все хорошо? Конечно нет. Это было бы слишком.

– Роуз, – предостерегающе произнес Артур.

– Тебе лучше вернуться, причем побыстрее, – заявила Роуз. – Может быть, еще не совсем поздно. Может быть, еще есть время.

– Время для чего? – спросил я.

– Исправить все, что ты испортил. Немного помочь здесь. В кои-то веки быть сыном. Кстати, где ты? Ты с этой мелкой… – Она предоставила мне самому подбирать определение.

– Я в кои-то веки счастлив. Все как прежде. Я снова живу.

– Если тебя так волнует жизнь, тогда, полагаю, тебе лучше вернуться домой, – сказала Роуз. – Если ты меня понимаешь.

– Прошу тебя, Роуз, – подал голос Артур. – Дэвид? Ты не обязан возвращаться домой. Но может быть, ты скажешь нам, где ты? Не знать этого так тяжело. Мы не станем звонить, не станем тебя беспокоить. Ты достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения, и мы уважаем это…

– Дерьмо! – произнесла Роуз.

– …но нам больно не знать, где ты находишься, не иметь возможности связаться с тобой, если случится что-то важное.

– Он об этом не думает, – бросила Роуз. – Достаточно того, что он сам знает, где мы, и если захочет чего-то, то позвонит, и мы прибежим.

– Поездка стоит кучу денег, а я несколько на мели.

– Не так уж ты на мели, если уехал из города и бросил работу, – заявила Роуз.

– Хорошо, – согласился я. – Запишите адрес и держите его в надежном месте, по понятным причинам. Я в Стоутоне, в Вермонте. – Я назвал им номер телефона.

– Значит, у тебя все хорошо? – поинтересовался Артур.

– Ты только подставляешь себя под удар, не возвращаясь домой и не улаживая свои дела, – сказала Роуз. Ее голос смягчился; она не ожидала, что я пойду на компромисс.

Через несколько секунд мы распрощались. Я обещал снова позвонить, однако никто не пытался выспросить, когда это случится. Потом я вышел на задний двор, поиграл с Корой и Квинни, которые теперь, когда щенки не поглощали их целиком, снова стали похожи на себя прежних. Один из щенков Квинни был простужен, в уголках голубых глаз запеклась слезная жидкость. Я вытер ему глаза и прижал щенка к себе, безмерно переживая за его здоровье. Я знал, что со щенками все в порядке, однако даже малейшее отклонение пугало меня до дрожи.

– Бедняжка Четвин, – приговаривал я то и дело.

Щенок грыз мне палец острыми, словно иголки, зубами, в конце концов мне стало больно, и я вернул его матери, которая опрокинула его на толстую спинку, лизнув длинным языком.

Зазвонил телефон. Я кинулся к нему бегом. Чего обычно не делал. Прошло чуть больше часа с моего звонка домой, но, услышав на другом конце провода голос Роуз, я не удивился.

– Дэвид, – сказала она, – у отца был сердечный приступ.


Я дождался восьми вечера, затем позвонил Джейд по номеру Кита, хотя мне очень не хотелось. Подошел Кит. Он понял, что это я, однако не выказал никаких особенных чувств.

– Минутку, – сказал он со вздохом, как будто ему целый день названивали, требуя Джейд.

Я рассказал ей об Артуре, и она сказала, что перезвонит мне. Через несколько минут она перезвонила и сообщила, что ближайший автобус до Стоутона уходит утром, в десять сорок пять. Я уже забронировал место на девятичасовой рейс до Чикаго, улетавший из Олбани. Она стала перечислять знакомых, которым можно было бы позвонить, с тем чтобы взять машину и заехать за ней к Киту. Но я никак не мог сосредоточиться на ее словах. Я сказал, что хочу лечь пораньше, чтобы выехать в Олбани в шесть утра – езды было всего час, но мне предстояло добираться автостопом. Мы попрощались. Я сказал, что вернусь меньше чем через неделю. Джейд сказала, если будет ясно, что я задерживаюсь, она прилетит в Чикаго, чтобы быть со мной. Мы попрощались. Она сказала, что любит меня, но шепотом, потому что поблизости были ее родные.

Я уложил маленький чемодан. Почти вся одежда была новая и почему-то все сидело на мне плохо. Потом я поискал и нашел давешний обратный билет до Чикаго. Кроме него, у меня было долларов тридцать. Прежде чем ложиться, я позвонил домой, чтобы сообщить, когда прилетаю в аэропорт О’Хара. Трубку сняла подруга матери Миллисент Белл. Она отвечала на звонки, пока Роуз была в больнице с Артуром.

Я долго не мог заснуть. Все думал, не выкинет ли Джейд какую-нибудь глупость. Например, выйдет из дома Кита и попытается вернуться автостопом, чтобы увидеться со мной перед отъездом. Я заставлял себя бодрствовать, дожидаясь ее, и когда задремал, ощутил, как она целует меня, чтобы разбудить. Только на самом деле этого не случилось.

Глава 17

В аэропорту меня встретила Роуз, в темно-синих туфлях на высоком каблуке, в темных чулках, с макияжем, как будто уже осень. Она быстро обняла меня.

– Идем скорее, – сказала она. – Я оставила машину в неположенном месте, и мне совершенно не хочется платить штраф.

Ее каблуки стучали по твердому серому полу так громко, что некоторые с любопытством озирались, выискивая источник звука.

Мне пришлось поднажать, чтобы не отставать от нее.

– Как он? – спросил я.