И плотник рассказал Андрею о той зловещей роли, которую сыграл иудейский пророк Вениамин в их судьбе. Молодой супруг еще не закончил свое повествование, а апостол, чем-то возбужденный и обрадованный, вскочил и закричал:

— Слава Господу нашему Иисусу Христу! Вы отомщены: Вениамин уже почти год жарится в адском пекле!

На этот раз Андрей почти не лгал. Молодой иудео-христианской секте стало тесно в Иерусалиме, и вооруженные денежными ящиками попрошайки ринулись собирать милостыню в соседних с городом селениях. Но однажды двое адептов нового бога вернулись из похода сильно избитыми. Вениамин считал ту территорию своей и грозил смертью всем, кто осмелится конкурировать с ним. Тогда Петр и Андрей отправились «разобраться» с прозорливцем. Они нашли его в какой-то канаве, где пророк отдыхал после обеда.

— Вениамин, как ты смел воспрепятствовать нашим людям собирать Божьи деньги? — спросил Андрей.

Провидец вскочил и, не говоря ни слова, изо всех сил огрел палкой Первозванного по голове. Апостол нелепо взмахнул руками и рухнул на землю. Но Петр не посрамил чести христиан и, сделав молниеносный выпад, вонзил нож между рёбер Вениамина. Пророк захрипел и медленно сполз на дно канавы. Из его рта пошла красная пена, по телу пробежала судорога, и очи прозорливца сомкнулись навеки. Симон встревоженно осмотрелся, но, не заметив свидетелей преступления, облегченно вздохнул, вернул свой нож и принялся приводить брата в чувства.

Конечно, Андрей не стал рассказывать эту историю супругам, так как опасался уголовного преследования. Он просто ограничился констатацией факта: Вениамин мертв (точнее, горит в аду). Но мы не можем не отметить глубоко символичный смысл этого события: новое (христианство) побеждает старое (иудаизм). Таким образом, сия «притча» гораздо разумней всех притч Иисуса Христа.

Однако Анания и Сапфира не были злорадными и мстительными людьми, и потому известие о страшных и вечных муках Вениамина их не вдохновило. В душе они даже пожалели полоумного старика.

— Вот, — победоносно произнес Андрей, — так будет со всеми, кто не признает Господа нашего Иисуса Христа и не подчинится Его Святым Апостолам!

— Рабби, но в силах ли ты или Кефас совершить чудо, которое исцелит мою жену? — спросил Анания.

— Конечно. Это нам, апостолам, раз плюнуть.

Читателю может показаться, что Андрей выразился фигурально. Но до образного мышления нашим христианским героям было далеко, и Первозванный дал плотнику вполне конкретный ответ. Вспомним, как пытался лечить Иисус Христос: он либо плевал на человека («Евангелие от Марка», VII, 32–35 и VIII, 22–25), либо смешивал свою слюну с пылью и этой пакостью мазал пациента («Евангелие от Иоанна», IX, 6).

Ответ Андрея вызвал у супругов эйфорию. Словно тяжелая ноша, долгие годы мешавшая жить, наконец-то свалилась с их плеч. Сапфира выразительно взглянула на мужа, беззвучно говоря: «Видишь, милый, мой сон начинает сбываться»! Анания кивнул ей и снова обратился к чудотворцу:

— Рабби Первозванный, может, сразу и вылечишь?

— Э, нет, — отвечал апостол, — пусть она сначала примет водное крещение. Негоже нам разбрасываться чудесами ради козлищ. — И, высморкавшись прямо на пол, добавил: — Приходите сегодня на богослужение.

Тут плотник вновь вспомнил о цене, которую следует заплатить за лечение жены. Ценою было всё их имущество!

— Хорошо, рабби, мы подумаем, — нерешительно промолвил Анания.

— Думайте, а Господь решит! — отрезал Первозванный, которому уже надоело убеждать этих молодых людей. Второй кувшин был опорожнен, визит завершен, и, еще раз осмотрев дом, Андрей нетвердым шагом отправился в обитель.

Нетрудно предположить, что испытывали наши главные герои. Апостол искушал неумело и грубо, но его предложения оказались заманчивыми для малограмотных, бесхитростных и почти одиноких супругов. Остаток дня и вечер они провели в раздумье. Было нелегко расстаться с привычным, устоявшимся укладом жизни, но новое и неизведанное всегда манит нас. И Анания с Сапфирой наконец-то решились связать свою судьбу с необычной сектой…

Глава седьмая

Когда утром следующего дня супруги явились в обитель, христиане, занятые молитвами и просмотром галлюцинаций, отнеслись к ним с безразличием. Наши герои слегка опешили от такого холодного приема и стали искать Иова с Иеремией. Но тут их окликнула пожилая, низкорослая и чрезвычайно толстая женщина:

— Эй! Это вы Анания и Сапфира?

— Да, — кивнул плотник.

— Я буду вас учить Истине. Так велел Кефас. Называйте меня тетушкой… тьфу… сестрой Юдифью. Пошли.

— А где Иов с Иеремией? — спросила Сапфира.

Мужеподобное лицо Юдифи растянулось в язвительной улыбке:

— Эти грешники сейчас очищаются — молятся в яме на голодный желудок. Кефас ими очень недоволен. Так и подохнут, свиньи, в грехе. Ну ладно, пошли учиться.

Грузная, почти квадратная Юдифь с трудом развернулась и потопала в комнату на первом этаже обители, где она жила с несколькими такими же, как сама, «еллинистскими» вдовицами — еврейками, раньше проживавшими в странах «языческих». Как правило, они были богаче доморощенных евреев и очень гордились этим.

Три «еллинистки» стояли на коленях и молились. Юдифь прошла в угол комнаты, и, держась за невзрачную, всю покрытую трещинами стену, с трудом опустилась на выцветшую циновку. Сестра отдышалась, вытерла рукавом пот и пригласила своих учеников присесть рядом.

— Господь любит вас, и отныне ваши души принадлежат Ему. Со дня на день мы ожидаем Второе пришествие Иисуса Христа; тогда все, кроме нас, праведников, умрут и отправятся в ад. А мы, признавшие Мессию, спасемся и попадем на небеса! — брехала тетушка.

— Сестра Юдифь, какие правила мы должны здесь соблюдать? — спросила Сапфира.

— Прежде всего, вы обязаны беспрекословно подчиняться Кефасу. Велика его мудрость, а святость еще больше!

Юдифь объяснила своим новым ученикам, что, пока вожделенный для апостолов дом не продан, супруги будут по ночам сторожить его. Но днем они должны учиться и работать в общине.

Так для наших героев началась «новая» жизнь. Анания получил задание изготовить несколько денежных ящиков, а Сапфира отправилась с Юдифью собирать «божьи» деньги.

— Твой муж хороший плотник? — пыхтела опытная христианка. — Да? Это хорошо. А то у нас все ящики негодные. Сделаны кое-как: столько щелей, что часто монеты выпадают!.. Ты еще молодая, но это ничего… Научишься… Это большое искусство — деньги собирать. Не жди, когда тебе подадут — можешь и не дождаться. Сама к людям приставай, пугай их Иисусом. И Кефас будет доволен, и другие апостолы… Так-то…

— Где будем собирать? — деловито осведомилась Сапфира, тащившая большой ящик.

— Я обычно работаю у входа на базар.

— Сестра Юдифь, а почему не принимать деньги просто в руку?

— Ха, так нищие поступают. Но мы же не оборванцы, мы Церковь! Ведь важно всё Кефасу отдать, ничего не утаить. Увы, и у нас много нечестивцев, много грешников. Трясут ящик, пока из щелей монеты не посыпятся, и воруют Божьи деньги! А один додумался запасной ящик иметь, туда собирал, а затем монеты помельче отсыпал Кефасу. Сатана! А я честная, на мне благословение Господне!

Сапфира удивленно взглянула на спутницу. Ее поразило, что в таком святом, как она тогда думала, месте — новой, современной для той эпохи секте — процветает грех. Но в этом не было ничего необычного: безумие веры в химеру несовместимо с нравственностью. Многие христианские «святые» (и даже римские папы!) совершали ужасные злодеяния, что, однако, не мешает верующим почитать их. Ведь главное в религии — ее мистическая, а отнюдь не нравственная, составляющая. О морали попы вспомнили лишь тогда, когда ученые разрушили библейскую картину мира, и церквам пришлось срочно менять доминанту своих рекламных кампаний: от угроз, пыток и казней переходить к лепету о духовности и нравственности. Но как бы ни совершенствовались приемы церковной пропаганды, моральный облик прихожан (и, конечно же, священников) остался крайне непривлекательным. И в наши дни верующие, не боясь бога, нередко сыплют в денежные ящики всякий мусор. Неисповедимы последствия психических заболеваний!

«Ох, как трудно уберечься от греха!» — подумала Сапфира и тяжело вздохнула. Изъяны христиан она объяснила кознями Дьявола, который должен был искушать святых с гораздо большей настойчивостью, чем простых смертных. И наивная красавица снова посмотрела на Юдифь, очевидно, пытаясь разглядеть в ней эталон духовности; тетушка почувствовала устремленный на нее пристальный взгляд и спросила:

— Чего тебе?

Сапфира хоть и несколько смутилась от такого неласкового к ней обращения, но всё же взяла себя в руки и решилась задать постоянно мучивший ее вопрос:

— Сестра, почему нам с мужем бывает плохо, когда мы слушаем иные языки?

— Это ничего. Пройдет. Мне тоже сначала становилось дурно, а потом привыкла и сама заговорила. А ты владеешь иными языками?

Сапфира отрицательно покачала головой.

— Плохо. Видно, в грехе ты живешь.

Молодая женщина покраснела и попыталась сменить тему разговора:

— А в общине хорошо кормят?

— Не хлебом единым жив человек. Умерщвляя плоть, мы заботимся о своей душе. Не впадай… как тебя…

— Сапфира.

— Да, Сапфира, в грех чревоугодия. Иначе не спасешься!

Наконец, спутницы пришли к месту работы. Жена плотника часто посещала базар, ее знали многие торговцы, и оттого Сапфире сейчас было неловко. Она впервые в жизни просила милостыню…

— Станем здесь, — распорядилась Юдифь. Ее ученица подняла ящик и, держа его на уровне груди, стала ждать. Мимо проходили иудеи, но внимания на главный предмет христианского культа почему-то не обращали.

— Приставай, приставай! Чего стоишь как истукан?! Вон смотри, молодой мужчина подходит, — учила опытная сборщица.