На следующий день индеец обнаружил перед входом в хижину огромную кучу сучьев. Анна старательно тюкала топором, пытаясь перерубить толстый сучок.

Джоэ распряг собак, загнал их в загон. Забрал у женщины топор и начал рубить дрова сам. С одного удара он перерубал толстые сучья и отбрасывал их в сторону. Анна собирала и складывала в поленницу под навесом. Джоэ быстро справился с дровами и сказал Анне:

— Не руби больше, я перерублю их сам. Ты просто приноси и складывай у дверей. Хорошо?

Женщина кивнула.


Утром Джоэ вновь отправился осматривать капканы. Анна распорола кусок брезента на полоски шириной сантиметров в десять. Еще накануне она раскопала снег неподалеку от хижины. Найдя мох, насобирала его и подсушила у печки. Сейчас она в середину каждой полоски плотно укладывала его. Заранее извлеченные из обломков корыта гвозди перерубила пополам.

Этими гвоздями, при помощи плоского камня, она прибила раздувшиеся полоски с внутренней стороны по всему косяку так, чтобы набитая часть плотно прилегала к двери и прикрывала щель притвора. Точно так же утеплила стекло на окне. Дуть перестало совсем и в хижине теперь долго оставалось тепло, даже если огонь затухал.

Анна стояла у плиты, дожаривая на сковородке ломтики оленины, когда появился Джоэ. Он открыл дверь, начал переступать порог, запнулся за брезент и рухнул на пол. Шапка наехала ему на глаза, мороженые шкуры со спины в свою очередь переехали на шапку, к тому же дверь оказалась распахнутой. Анна, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, захлопнула дверь и столкнула шкуры с головы индейца под стол.

Мужчина приподнялся на четвереньки, поправил шапку и усевшись на полу, растерянно уставился на дверь. Его вид был таким забавным, что Анна, уже не сдерживаясь, звонко расхохоталась.

Джоэ поглядел на нее, хмыкнул, потом встал и осмотрел дверь. Пожал плечами и вышел из хижины, чтобы покормить собак. В загоне он вдруг представил себя со стороны и тоже рассмеялся.


Еще через пару дней Джоэ вдруг начал куда–то собираться. Анне сказал:

— Надо узнать, много ли звериных троп проложено на той стороне реки.

Анна попросила:

— Возьми меня с собой, пожалуйста. Может я смогу чему–нибудь научиться.

Он кивнул:

— Хорошо. Пойдем на лыжах. Собак не берем.

Индеец вышел. Анна торопливо сбросила платье. Натянула штаны, шерстяной жакет, шапку, мокасины, полушубок и прихватив рукавицы, выскочила на улицу. Джоэ привязывал широкие плетеные лыжи к меховым мокасинам. Анна привязала охотничьи лыжи и они отправились в путь. Индеец делал на своих лыжах огромные шаги и при каждом шаге из–под ног в воздух взлетал целый снежный фейерверк. Анна шла следом за ним.

Высокий противоположный берег реки был покрыт густым ельником. Солнце не показывалось. Легкий, около пятнадцати градусов по Цельсию, мороз лишь чуть пощипывал щеки. Для начала ноября такой мороз был редкостью. Обычно в это время года морозы доходили до тридцати градусов и выше. Джоэ иногда оборачивался к Анне, чтобы убедиться, что она не отстала. Перешли реку и начали подниматься вверх.

Индеец неожиданно остановился и стал к чему–то прислушиваться, Анна подъезжала к нему, когда ее лыжа попала под сучок. Она шагнула и упала в снег. Джоэ повернулся, чтобы идти дальше. Женщина, пытаясь подняться, ухватилась за его куртку сзади. От рывка мужчина потерял равновесие, перевернулся и упал прямо на нее. Срединой лука Анну пребольно стукнуло по лбу. Она барахталась под мужским телом и смеялась, проваливаясь все глубже.

Джоэ пытался ухватиться за что–нибудь и встать. Индеец наконец повернулся и оказался с женщиной лицом к лицу. Ее смеющееся лицо было запорошено снегом. Он снял рукавицу и осторожно стер его. Женщина замерла. Она настороженно глядела ему в глаза и индеец начал медленно наклоняться к ее губам, но вдруг резко вскочил. Вытащил за руку из снега Анну и пошел дальше, не сказав ни слова.


Прошло две недели. Анна окончательно поправилась и даже набрала свой прежний вес. Джоэ был все так же молчалив, но в его глазах иногда появлялась «дымка», когда он глядел на нее. Анна со страхом замечала эту «дымку», но ничего не происходило и она снова успокаивалась.

К приходу Джоэ из леса в хижине всегда была готова еда. Анна убиралась, стирала, готовила, как хозяйка. С помощью обломка лопаты и дырявого мешка отскребла и вымыла пол так, что по нему теперь можно было пройти даже босиком. В бутылках из–под виски приготовила зольный раствор для стирки. Из порванного одеяла, хорошенько отстирав его, сшила себе и Джоэ теплые носки, а из остатков прихватки для котелка. Из обломков старательского корыта индеец, по ее просьбе, смастерил полку для посуды и повесил на стену. Рваная старательская рубашка в руках женщины превратилась в занавески на окно и полку. В хижине стало еще уютнее.

Дважды Анна мылась в корыте, когда индейца не было дома. Однажды она рискнула приготовить ванну и для него. Перед приходом Джоэ положила на стол мыло и скрученный нитками пучок мха, вместо мочалки. Рядом поставила целое ведро горячей воды. Когда мужчина вошел в хижину, она объяснила зачем все это и попросила:

— Когда помоешься, пожалуйста, не одевай грязную одежду. И стукни в стену, когда закончишь.

Женщина вышла из хижины, а Джоэ удивленно хмыкнул. У его народа не принято было часто мыться, особенно зимой. Стоя съел кусок мяса из сковородки, задумчиво поглядывая на корыто. Потом все же разделся и с удовольствием помылся. Натянув рубашку и брюки из мягкой оленьей замши, стукнул в стену. Забрался на свои нары и закутался в шкуры.

Анна собрала разбросанную по полу одежду, подбросила в печку несколько крупных поленьев, выплеснула грязную воду. Накинув полушубок и платок принесла еще воды и поставила на печь. Джоэ молча следил за ней. Мокрые волосы спутанными прядями висели по сторонам его круглого лица.

Анне вдруг захотелось их расчесать. Подчиняясь этому импульсу, она вытащила из сумки гребень и подошла к индейцу. Протянула руку к его голове и начала осторожно расчесывать густые волосы, проводя по всей их длине ладонью. Они, поблескивая, струились между ее пальцами.

Он следил за руками и лицом женщины все с тем же спокойствием, а на сердце становилось все горячее. Джоэ очень хотелось взять ее маленькие ладони в свои, но он не решался. Закончив с его прической, Анна отошла к печке и проверила воду. Затем обернулась к индейцу и предложила:

— Перебирайся на мою постель, там теплей и светлее.

Он посмотрел на нее странным взглядом. Встал, пригнувшись на нарах и перешагнул на ее постель. Анна вылила воду в корыто, налила туда зольного раствора из бутылки, замочила его шерстяную рубашку, фуфайку и сшитые из байки носки. Меховые брюки и мокасины выставила на мороз в сени. Постирала рубашку, прополоскала ее в ведре и повесила сушиться над печкой, потом к ней присоединилась фуфайка. Выстирала носки, разложила их просушиваться на табуретке у открытого огня. Снова выплеснула грязную воду за дверь и села к огню, чтобы заштопать разошедшийся шов на меховой безрукавке индейца.

Анна закончила с шитьем и принялась ощипывать куропатку, аккуратно складывая перо на стол. Индейцу стало любопытно зачем ей перо, но он промолчал. Женщина ловко выпотрошила птицу, затем обожгла остатки пера в печке. В котелок бросила несколько комков оленьего сала и поставила на огонь. Натерла тушку солью и травами, а потом к удивлению Джоэ, засунула в пустой живот птицы горсть сухих бобов и порезанные печень, сердце и очищенный желудок. Налила внутрь немного воды и опустила куропатку в жир.

Когда кожица у птицы подрумянилась, Анна добавила в котелок немного воды и еще чуть–чуть соли, прикрыла сверху большой тарелкой. Пока куропатка тушилась, она убрала перо и пух со стола в сумку. Дважды сходила за дровами. Покормила собак. Внесла с улицы его брюки и мокасины.

Наконец Анна вернулась. Стащила полушубок. Вытащила птицу на оловянную тарелку и разрезала ее на четыре части. Бобы заполнили всю пустоту внутри куропатки. Перехватив взгляд Джоэ, сказала:

— Сиди там. Я принесу тебе поесть.

Анна положила половину бобов и два больших куска птицы в глиняную тарелку, подошла и протянула ему. Бобы оказались превосходными: полностью пропитанными жиром и соком куропатки. Он съел их с удовольствием и принялся за птицу. Покончив с едой, индеец почувствовал, что засыпает, хотел перейти на свою постель, но женщина не дала:

— Сегодня спи тут. Здесь ближе к печке, а ты все же после бани.

Джоэ не стал спорить. Он улегся на нарах, вдыхая от изголовья запах ее волос. Этот аромат разогнал сон и растревожил его тело.


Анна начала готовиться ко сну. Она расчесала свои волосы и заплела их не так туго, как днем. Подкинула в печь несколько крупных поленьев. Отодвинула подальше от огня табуретку с носками и рубашки. Потом заметила выглядывающие из–под шкур босые ступни индейца, осторожно подошла, сняла с постели шкуру и прикрыла голые ноги.

Джоэ спал повернувшись к ней лицом и женщина несколько минут вглядывалась в лицо мужчины. Сняла платье и оставшись во фланелевой сорочке, тоже легла, но долго не могла заснуть. Все мысли почему–то возвращались к индейцу. Всю жизнь Анне внушали, что «индейцы дикари и варвары», а он отнесся к ней с душой. Да, он молчалив и не всегда понятен, но он не обижает и не втаптывает ее в грязь.

Ей вдруг вспомнился рождественский бал у директора нефтяной компании. Анри тогда только привез ее в Фэрбенкс и это был первый бал в ее коротенькой жизни. Вспомнилась чопорная жена директора, ее манера поджимать губы. Вспомнился вальс с Анри: оживленные лица вокруг, веселый смех, яркий свет. Неожиданно перед ней вместо лица мужа всплыло смуглое лицо Джоэ.

Она снова представила себе картину вальса, но с Джоэ. Его длинные волосы, разлетающиеся при поворотах, бесстрастное лицо и себя, беззаботно смеющуюся в его объятиях. Музыка и они танцуют, только они одни, а вокруг вытянувшиеся лица.