Муж отодвинулся в тень ее памяти и Анна уже не представляла себя рядом с Анри. В ее сердце поселился индеец. Засыпая, она усмехнулась: «Интересно, а что эти снобы сказали бы сейчас, увидев меня в этой хижине? Живущую с индейцем под одной крышей?» С этими мыслями она заснула.


Джоэ не спал, сквозь не плотно сомкнутые веки он видел, как Анна смотрела на него, как выбирала шкуру потеплее, чтобы укрыть ему ноги. Это обрадовало его, хотя разум и говорил «она белая и не для бедного индейца». Но сердце не слушалось. Когда Анна начала снимать платье, он плотно прикрыл глаза.


После осмотра ловушек Джоэ теперь спешил быстрее добраться до хижины, чтобы увидеть Анну. Каждый день он чем–нибудь стремился порадовать ее: то принесет сухие грибы, запасенные белкой и наткнутые на сучки. То высыпет на стол горку кедровых орешков. То протянут кисти рябины, спрятавшиеся под снегом от птиц. Приносил пару раз корни камыша, с трудом вырванные им из замерзшего болотца. Они вместе ели их после ужина. Все, чтобы он не нашел, Анна делила пополам и сердилась, если он отказывался.

Женщина привыкла к молчанию. Она и сама теперь говорила мало, но молчание вдвоем с Джоэ, как ни странно, не давило ей на психику. За этот месяц они научились понимать друг друга без слов.

Иногда по вечерам Анна принималась что–нибудь напевать. Особенно если что–то штопала у печки. Джоэ вслушивался. Язык был чужим, мелодия тоже, но голос был так мелодичен, что он слушал с удовольствием.

Это не было похоже на гортанные песни его народа, но они задевали самые чувствительные струны его души. После этих песен он выходил на улицу и подолгу стоял, глядя на звезды. Душевная боль от потери жены и ребенка наконец–то сменилась покоем. Он перестал чувствовать свое одиночество и все реже вспоминал прошлое. В его душе поселилась любовь, но внешне он ничем не выказывал своих чувств.


Прошло еще несколько дней. Джоэ собрался пойти проверить капканы. Сказал Анне:

— Собак сегодня не возьму.


Медведь выскочил неожиданно. Что или кто выгнал его из теплой берлоги в это время года, так и осталось загадкой. Между гризли и индейцем было не более тридцати футов. Джоэ успел поднять лук, но было слишком поздно. Зверь покрыл это расстояние одним махом. Громадной лапой выбил из рук индейца лук и со свирепым рычанием навалился на него всей своей массой. Одним ударом распорол парку индейца вместе с телом до самого низа. Длинные острые когти разорвали мышцы, а зубы вонзились в плечо человека до самой кости.

Джоэ, теряя сознание от боли, успел выхватить нож и всадил его в самое сердце зверя. Лапы медведя поднялись и опустились еще раз, нанеся новые раны. Умирающий гризли обхватил индейца лапами за плечи последним конвульсивным движением и падая, увлек за собой. Рука мужчины застыла на рукояти ножа.


Сразу после ухода мужчины Анне стало тревожно на душе. Утро было серое и хмурое, время от времени начинали летать большие хлопья снега: верный признак того, что к концу дня должна разыграться метель. Женщина не находила себе места от беспокойства. Переделала все домашние дела в течение часа. Тревога в душе сменилась паникой.

Анна не выдержала и выбежала из хижины. Она не раз видела, как Джоэ запрягал собак и решительно подошла к загону. При виде ее Бэри радостно залаял. Анна поставила приваленные к стене санки на снег. На шею Бэри надела набитый мхом ошейник, от которого две лямки шли к ремню, перекинутому поперек груди и через спину животного. К этому ремню была привязана длинная веревка, соединявшая всех собак с санями. Кое–как Анна справилась с непривычным делом. Бросила на санки медвежью полость, села на нее и взмахнув тяжелым бичом, крикнула вожаку:

— Бэри, ищи хозяина! Ищи Джоэ!

Пес, словно понимая волнение женщины, бросился вперед по следам индейца. Умная собака нашла хозяина в двух милях от хижины. Едва санки вылетели на поляну, как Анна увидела какую–то бесформенную темную массу на снегу. Бэри остановил упряжку рядом с ней.


Тесно сплетясь в объятиях, лежали мертвый медведь гризли и весь окровавленный индеец Джоэ. Кровь еще не успела застыть. Анна, проваливаясь по пояс в снег, бросилась к индейцу. Прислонившись щекой к губам, уловила легкое дыхание. Он был жив. Женщина быстро сняла с ног мужчины плетеные лыжи. Раскинула на санках медвежью шкуру и, с трудом расцепив медведя и человека, перетащила Джоэ на сани. Завернула индейца поплотнее, выдернула из груди медведя нож, подхватила со снега лук и рассыпанные стрелы. Села на край саней и щелкнула бичом над головами псов. Упряжка помчалась как ветер, а Анна все подгоняла и подгоняла ее.

Не распрягая собак, она втащила Джоэ прямо на шкуре в хижину. Быстро разожгла огонь и поставила котелок с водой кипятиться. Ножом разрезала на индейце разодранную одежду, прямо у огня полностью раздела его и начала осмотр. Зубы и когти медведя, казалось, не оставили на индейце живого места. Все тело было изодрано и покрыто кровью.

Анна на миг растерялась. А потом разорвала одну из своих нижних рубашек на бинты. Куском рукава осторожно смыла кипяченой водой кровь с тела Джоэ. Схватив катушку ниток и пять иголок, она прокипятила их в оловянной тарелке. Обтерла свои руки виски и стиснув зубы, начала зашивать рваные раны на плечах, груди, животе, руках, щеке и даже ногах индейца. К счастью Анны когти не распороли живот полностью, а только разорвали мышцы. Найдя горшочек с мазью, она смазала каждую рану, а потом где забинтовала, а где и просто прикрыла Джоэ лохмотьями своей рубашки. Индеец еле дышал.

Анна втащила безвольное тело на свою постель, разорвала теплую фланелевую сорочку на груди до конца, осторожно вдела беспомощные руки в рукава. Укутала оленьей шкурой и вдруг упала перед постелью на колени. Сжимая в руках крестик, принялась горячо молиться за Джоэ. Она то шептала скороговоркой молитвы, то принималась плакать и сквозь слезы что–то выкрикивать.

Потом словно бы очнулась. Повесила котелок на огонь, когда вода вскипела, часть ее она вылила в оловянное блюдо, кинула туда лекарственных трав и прикрыла сверху вторым блюдом. Собрала раскиданную одежду индейца и уткнувшись в нее лицом, горько заплакала.

Наплакавшись, она решительно встала, вышла из хижины и прихватив топор, погнала собачью упряжку к убитому медведю. Анна знала, что Джоэ проболеет долго. Охотиться она не умела и поэтому решила привезти медведя к хижине.

На поляне она вплотную подогнала санки к туше, вырубила хороший кол и попыталась целиком перевернуть ее на сани. Ей повезло. Погода была довольно теплая и медведь не примерз, но санки сдвигались в сторону. Тогда женщина большим сучком подперла их и через полчаса возни все же погрузила тушу на санки. Это был огромный медведь, фунтов в семьсот весом. Тяжело груженые собаки не могли теперь бежать так же быстро. Анна понимала это и спокойно шла следом за ними. Через час они были у хижины.

Женщина вбежала в дом. Джоэ лежал в той же позе, как она его оставила. Она прислушалась: он дышал еле слышно.

Анна распрягла собак и закрыла их в загоне. Еще около часа провозилась, снимая с медведя шкуру. Разрубила мясо на части и накормила собак, дав каждой по куску свежей медвежатины. Под разыгравшуюся метель втащила все мясо в сени и развесила на крючках.

Уже в темноте она влезла в теплую хижину. Немного поела, хотя за весь день даже не пообедала и легла. Но сон не шел, слезы непрерывным потоком лились из глаз.

За всю ночь Джоэ ни разу не пошевелился. Она часто подбегала к нему и наклонялась щекой к его губам. Осторожно, по капельке, вливала в рот отвар из трав и неистово молилась у его постели:

— Господи! Не забирай его у меня! У меня же на всем свете больше никого нет, кто бы защитил и помог! Не забирай его, Господи! Не забирай!

Женщина колотилась о деревянный край топчана головой, не чувствуя боли. Душевная боль оказалась сильнее физической.

К концу второго дня у Джоэ поднялась температура, он начал метаться и прерывисто дышать. Осторожно приложив ухо к его груди, Анна не услышала хрипов. Это ее немного успокоило: значит он не простудился и легкие не задеты. Видимо, всему виной были полученные им раны и большая потеря крови. Она судорожно начала припоминать все то, что знала о лечении раненых. Непосредственно сталкиваться с подобным ей еще не приходилось.

Индеец застонал и женщина бросилась к нему. Из ложки, по капельке, снова влила отвар в полуоткрытые губы. Он судорожно глотнул, потом еще и еще. Так потихоньку она выпоила ему полкружки. Потом, через какое–то время, точно так же напоила бульоном из куропатки, что бы подкрепить его силы.

Вечером, при свете нескольких светильников из медвежьего жира, Анна сменила повязки на ранах. Они были воспалены, но не гноились. Лишь одна рана внушала ей опасения. Она приходилась на пах и без помощи врача нельзя было определить, не задет ли какой–нибудь важный орган. Из–за этой раны Анна переживала больше всего. Она разорвала последнюю сорочку на бинты, снова намазала раны мазью из трав и перебинтовала тело индейца. Старые бинты постирала и прокипятила в оловянном блюде.

Джоэ бредил, что–то кричал на своем языке, метался по постели и женщина осторожно удерживала его на месте. Так прошла ночь и весь следующий день. Метель не на шутку разыгралась за стенами избушки. Ветер со зловещим стоном проносился по темному хвойному лесу, сгибая вершины деревьев.

Концом широкой охотничьей лыжи Анна отваливала снег от двери, чтобы выйти покормить собак или сбегать к роднику. Дров было еще много, но она с ужасом думала о том дне, когда они закончатся и ей придется пойти за хворостом. Больше всего она боялась, что снег не прекратится и тогда она ничего не найдет или ударят морозы и все обледенеет. Родник тоже приходилось каждый раз откапывать из–под снега. Вода пробивала под ним путь для себя, но сверху ее покрывал толстый белый ковер.