Ольга рванулась к Ясеневу и быстро, так быстро, как никогда не бегала, подлетела к нему. Он стоял всё так же. Только на лбу и под глазами его она в свете луны внезапно обострившимся зрением увидела крупные капельки пота. Лёлька вцепилась в Сергея сведёнными, ходуном ходящими руками и, не веря тому, что он всё же жив, затрясла изо всех сил, повторяя:

– Ты живой?! Ты живой?!

– Ты мне на ногу встала, и я это чувствую. Значит, да, живой, – он обхватил её и прижал так сильно, что ей стало больно. Но Ольга даже не пискнула, боясь, что волшебство сейчас рассеется и она увидит на дороге мёртвое и изувеченное его тело.

– Живой, – она, наконец, заплакала, хрипло, облегчённо подвывая, – родной мой, любимый мой. Что это? Что это было?.. Он уехал?! – вдруг вспомнила она и выглянула из-за плеча Сергея в темноту. – Уехал. Да. Совсем. Господи, да что ж это такое было? Ты знаешь?

– Это был мой мотоцикл, – мёртво проговорил он.

– Что?! Как это твой? Ты бредишь?

– Да нет, Лёль, – силы покинули его, и он сел прямо на мокрую холодную траву. Она тут же примостилась рядом и с тревогой заглянула ему в глаза.

– Что нет? Как это нет?

– Нет, я не брежу. Этот мотоцикл – мой.

– Как ты мог его узнать в потёмках, да ещё когда фара била в лицо?

– Я купил его неделю назад. Новенький чёрный спортбайк «БМВ». А Рябина сказал, что он мне его распишет. Ну, аэрографию сделает. Я тоже могу, но мне до него далеко, он лучший в Москве спец. А может, и во всей стране. Я круче него не знаю… Ну и вот, он спросил, чего я хочу. Мне захотелось ночной пейзаж с луной, которая бы светилась. Есть такие краски. Он сделал, получилось что-то невероятное. Тьма, полная луна, звёзды и чуть посеребрённая их светом земля. Днём посмотришь: красиво, но ничего особенного, а ночью светится… Ну, как собака Баскервилей примерно, – он засмеялся, и Лёлька, всё ещё не верившая в реальность их спасения, облегчённо выдохнула, смеётся, значит, точно жив.

– Но я ещё мотик не забрал. Мы часто наши агрегаты на работе оставляем. У нас отапливаемые боксы, охрана… А сегодня кто-то на нём хотел нас убить. Я рисунок увидел. Это точно он, мой мотоцикл. Второго такого нет. Это Пашкин принцип: он не делает дублей.

– Я рисунок не заметила. От страха, наверное. Я только фару видела, и всё… Послушай, но это же бред какой-то. Кто мог хотеть нас убить?

– Твой Павел Павлинин, – пожал плечами Сергей.

– Он не мой. И его увёз Иван Николаевич.

– Да я тоже ничего не понимаю, не сердись, это я так, отхожу. Не каждый день нас давят, правда?

– Серёж, что делать-то будем, а? – она всегда была такая… деятельная. Он помнил это, и ему это страшно в ней нравилось. В самые трудные моменты она не складывала лапки, а боролась до последнего. Другая бы села в уголочек и рыдала. А Лёлька, его Лёлька… Нет, ну, она тоже плакала, конечно, она же женщина, а не бронетранспортёр. Но недолго, совсем чуть-чуть плакала. А потом решительно вытирала слёзы и гордо вскидывала подбородок. Один раз только она почему-то сдалась. И он сдался вслед за ней. Слабак! Именно этот раз стоил жизни им и их маленькому ребёнку. Мальчику или девочке. Только вот ему и Лёльке Господь дал второй шанс. А они своему собственному, родному, крошечному человечку этого самого шанса не дали.

Сергей снова стиснул Лёльку и глухо сказал:

– Жить будем. Нам помирать нельзя. Мы ещё долги не отработали.

Она отстранилась и внимательно посмотрела на него. В глазах засветилось понимание:

– Будем.

– Пошли домой, – он встал и подал ей грязную ладонь, – мы опять мокрые насквозь, что о нас подумает бабушка?


Бабушка, увидев утром их сырые, развешенные на верёвках джинсы и свитера, даже если и подумала что-то, то ничего не сказала. Они встали поздно, долго уминали тончайшие кружевные блины с яблочным вареньем и пили чай с мятой. Потом Сергей помог Ольге убрать со стола и скомандовал:

– А теперь поехали.

– Куда?

– Будем ловить нашего мотоциклиста.

– И я с тобой?

– А как же. Я теперь без тебя никуда. Буду отдавать долги. И тебе тоже. Или ты не хочешь?

– Ещё как хочу!

– Вы что, ночевать не приедете? – всполошилась бабушка.

– Не знаем ещё, бабуль. Если в десять нас не будет, то не ждите. В Москве переночуем. Но завтра вернёмся, непременно.

– Ох, непоседы! Всё вам на месте не сидится.

– Мы к свадьбе готовимся, бабуль, – в момент примирил её с действительностью хитрый Сергей.

– А, ну это дело нужное, – заулыбалась она. Но из дому без увесистого свёртка с провиантом их не выпустила, чем очень угодила гурману Ясеню.


– Куда мы едем? – спросила Ольга, когда они уже проезжали через Балашиху.

– Ко мне на работу. Начнём плясать оттуда, а там посмотрим.

– Ты хочешь узнать, на месте ли мотик и как его могли взять?

– Именно. Как и кто. Понять бы ещё, за что. Кому мы что сделали?

– Или ты один.

– Да. И это тоже вариант. Я утром проснулся и всё лежал и думал. Никак не могу понять, кому мог так насолить. Кроме чу́дного юноши Павла Павлинина никто больше в голову не лезет. Но тот был нейтрализован… Может, это дядя Боря за то, что мы не оценили его широкий жест с «Кровавой Мери»?

– Или за то, что не рукоплескали, когда он блистал в роли самого себя во время следственного эксперимента?

– Неплохая версия, кстати.

– Ты думаешь?

– А что? Вполне жизнеспособная. Так и вижу, как под покровом ночи дядя Боря в линялых, вытянутых на коленях трениках лезет через кованый забор нашей конторы. В руках его монтировка, при помощи которой он планирует завести мотоцикл.

– А на голове чёрные колготки тёти Зины!

– Точно! Штопанные в трёх местах красными нитками.

Они посмотрели друг на друга, не выдержали и расхохотались.

– Действительно, шикарная версия.

– Согласен, особенно если учесть, что других нет и не предвидится.


К «Авто&мотошику» они подъехали часа в три дня. О вчерашнем дожде напоминали только огромные лужи. Солнце светило так празднично, так многообещающе, точно перепутало конец сентября с маем. Лёлька в молочного цвета длинном шерстяном платье и в светлых же ботиночках на каблуках была хороша неимоверно. Сергей засмотрелся на неё, улыбаясь блаженной улыбкой.

– Ты что? – спросила она кокетливо, зная, впрочем, ответ.

– И это всё моё?! – восхищённо выдохнул он.

– Твоё, но не всё.

– Как?!

– Ну, как минимум платье и ботинки точно мои. Сумку могу тебе подарить, конечно. А вот платье, извини, – она сожалеюще вздохнула, – не налезет. А ботинки будут в коленях жать…

Сергей загоготал в голос и притянул её к себе, потёрся носом о нежный висок и застонал:

– Лёлька, как я без тебя жил? Как я не помер-то? Я ж даже ни о чём думать не могу без тебя… Слушай, нам необходимо заключить брачный контракт!

– Что? – аж задохнулась она. Голубые глаза её потемнели, в них плеснулось страшное разочарование. – Ты шутишь, что ли?

– Нет. Ничуть. Заключим. И первым пунктом пропишем такой:

«Я, Ясенева Ольга Александровна, торжественно клянусь любить моего мужа Ясенева Сергея Николаевича до конца наших дней на этой земле и вечно за последней чертой. А также обязуюсь не умереть раньше его…» Лёль, я без тебя жить не могу, Лёль! – жалобно закончил он. – Как же я влип-то так?!

– Я тоже влипла, Серёж, – ласково засмеялась она, – ты меня своими шуточками до инфаркта доведёшь. И я свои обязательства выполнить не смогу по объективной причине.

– Ну, я чуть-чуть? Я немножко, ладно? Ты ж знаешь, не могу я серьёзно жить, у меня изжога начинается.

– Ладно, – милостиво кивнула она, – я постараюсь привыкнуть.

Он обнял её и закружил по двору. Жёлтые листья со старых деревьев, старательно сохранённых ими с Пашкой при обустройстве внутренней территории, завертелись рядом.


– Ты посмотри, кто приехал. Жизнь продолжается, несмотря ни на что, – с улыбкой сказал Рябинин сидящему у него Владу Серафимову. Тот поднялся и подошёл к окну.

– Серёга умудрился снова добиться Ольги, – Павел покачал головой в восхищении. – Это не каждому под силу.

– Да уж, – кивнул Влад, – не каждому.

И они ещё постояли немного у окна, глядя, как по двору, держась за руки, шли совсем молодые, будто и не было потерянных девяти лет, Сергей и Ольга.


Первым делом Ясенев привёл свою Лёльку в боксы. Работа шла полным ходом, и народ роился вокруг машин и мотоциклов. К Сергею сразу стали подходить, здороваться. Весёлые парни в комбинезонах с логотипом фирмы искоса поглядывали на Ольгу. Сияющий Ясенев радостно жал по очереди все протягиваемые руки, измазанные краской, маслами, смазкой. Светился при этом он так, будто год не был среди этих чудесных, близких и родных ему людей. Ольга тайком наблюдала за ним и гордилась.

– Ребят, я женюсь! Знакомьтесь, это Ольга, моя невеста. Самый любимый мой человек, – громко объявил он. – Лёль, это наши ребята. Лучшие специалисты в нашем деле.

Гул сразу прекратился, и Ольга почувствовала себя невестой как минимум наследного принца. Все смотрели на неё с такой симпатией, такой радостью, будто и её они уже любили, как любят своего непоседливого, шебутного, но самого лучшего начальника, её бывшего и будущего мужа, Сергея Ясенева.

Все тут же разноголосо загудели вновь:

– Поздравляем!

– Вот это новость!

– Когда, если не секрет?

– А мы как же? – шутливо заревновал какой-то румяный толстяк. – Первым делом, первым делом самолёты. Ну, а девушки?

– Это девушки! А то жена, Валь. Жена – вне конкуренции, – перебил его здоровущий веснушчатый детина с весёлыми глазами, – понимать надо.

– Сергей Николаевич, а вы когда свой байк забрали? – поинтересовался худой парень в бандане, вымазанной краской. – Я ж вчера уходил, так он на месте ещё стоял. Павел Артемьевич его пока до ума не довёл. Сердиться будет. Он уж над ним колдовал, колдовал…