Несколько раз, когда Вадим приезжал в Москву, его отлавливали киношные помощники и ассистенты режиссеров, предлагали сниматься. И с Настей он познакомился в столице нашей Родины.

Она впервые прилетела в Москву, составила себе культурную программу посещения достопримечательностей. На Бульварном кольце хотела уточнить у прохожих, какой троллейбус довезет до Выставочного зала на Крымском валу. Шел молодой человек с такой-то внешностью – точно, местный.

– Простите, – обратилась к нему Настя.

– В рекламе не снимаюсь и сериалы не предлагать.

Настя опешила, оскорбилась и выдала то, что первое пришло на язык:

– Дурак!

Подошел троллейбус, они в него запрыгнули, следом еще ввалились люди, Настю и Вадика плотно прижали друг к другу.

– Извините, – тихо сказал Вадик, – я подумал, что вы из кино.

– Москвичи все снобы и зазнайки, – так же, злым шепотом, ответила Настя.

– Согласен. Но я из Пензы.

– А я сибирячка.

Они вместе вышли у Выставочного зала, осмотрели экспозиции, а потом долго кружили на каруселях парка Горького, ели мороженое и подкреплялись пивом с креветками.

Через год Вадик переехал к Насте, они поженились, родились близняшки.

Бабушка Гали говорила:

– Какого парня Настюха в Москве отхватила! Может, и тебе в столицу смотать?

А мама ревностно замечала:

– Намучается еще Настя с этим плейбоем.

Мама ошибалась. В быту и личной жизни Вадик был покладист и даже ленив. Кроме Насти, никто ему не нужен. На красоту глаз быстро замыливается. И Настя с Галей уже не замечали прекрасных черт Вадика. Какие прекрасные черты, когда опять забыл купить детям молочную смесь! И вторую неделю не может оплатить квартиру и телефон. Снова отключат. Вадику только одного хочется – подремать на диване с книжкой перед телевизором. Поднять его с дивана могли лишь любимая работа в НИИ радиосвязи да необходимость помощи Насте, которая с девочками вертелась.


Выполняя пожелание подруги – Вадик должен выглядеть на все сто, – Настя постаралась. У знакомого певца областной филармонии достала смокинг, лично уложила волосы мужу феном.

– Ну как? – спросила Настя, когда Галя в вечернем платье приехала к ним на такси, и показала на мужа. – Годится?

– Вполне.

Расфуфыренный Вадик, закованный в чужой костюм, в рубашку с накрахмаленной манишкой, придушенный бабочкой на шее, открыл рот, чтобы сказать, что думает по поводу этого представления.

Но жена, отлично уловив его настроение, быстро сказала:

– Ты хочешь, чтобы мы впервые за три года вместе, одни, отдохнули? Тогда терпи. Галя, мне кажется, Наполеон будет сражен.

– Ага, – вставил Вадик. – Как при Ватерлоо. Обращаю ваше внимание, девушки, что после Ватерлоо Наполеон сгинул на острове Святой Елены.

– Какой ты у меня умный! – чмокнула Настя мужа в щеку. – Иди, не посрами нашу семью. На обратном пути купи подсолнечного масла и сахарного песка.

– Позориться в магазине, покупать масло и сахар при смокинге и бабочке не стану! – строптиво возразил Вадик.

– Ладно, – быстро согласилась Настя. – Включу девочкам мультяшки и сама сбегаю.

Она отлично знала: Вадиму требуется одержать победу, чтобы дальше сдаваться без боя. Победы бывают маленькими, а последующие уступки – большими.


Появление Галины и Вадима в зале ресторана получилось эффектным. Когда вошли под ручку – он сногсшибательно элегантный, она умопомрачительно изящная, – все даже притихли, повернули к ним головы, кто-то присвистнул. Эта пара и в Букингемском дворце смотрелась бы на зависть.

Галя быстро отыскала глазами Тимура. Есть реакция? Есть! Лицо передернулось от досады и злости. Секунду не владел собой, но Галя успела заметить. Потом Тимур как ни в чем не бывало повернулся к собеседнику и спокойно продолжил разговор.

За столиком Гали, кроме нее и Вадика, сидели две командированные американки из Хьюстона, сопровождавший их представитель головного офиса из Москвы и чиновник местной администрации. Американки были безвозрастные – то ли тридцатилетние натуральные, то ли пятидесятилетние искусственно омоложенные. Мужчины: Вадим, столичный гость и чиновник – примерно ровесники. Чиновник английским владел только по анкете, на самом деле его словарный запас ограничивался десятком слов. Вадик свободно читал по английски, но разговорной практики не имел. На Галю и москвича легла ответственность за поддержание светской беседы за столом.

Вадим, как только увидел сервировку – слева от тарелки три вилки, справа три ножа, батарея фужеров, – помрачнел. И поесть не удастся. Чем больше дребедени столовой, тем меньше надежды на хорошую еду.

– Начинай с крайних ножа и вилки, – шепнула ему Галя.

– Без тебя знаю, – тихо огрызнулся он.

Когда знакомились, Галя представила Вадика бойфрендом. За этим английским расплывчатым «мальчик-друг» могло крыться что угодно – от мимолетных отношений до серьезных.

Американки улыбались, демонстрируя зубы невероятных белизны и прекрасной формы. Местный чиновник из московского сделал переводчика, просил донести до американок его тосты. Он был явно не дурак выпить, наливал между общими, произносимыми с эстрады, тостами, приговаривая: «Так у нас в Сибири принято». Американки и москвич сибирского ритма не выдерживали, быстро хмелели, Галина только пригубливала, настроение Вадима улучшалось. Уже не приходилось Гале пинать его под столом, незаметно сквозь зубы цедить:

– Улыбайся, зараза! Ты что сидишь, точно кол проглотил? Тебя зачем привели? Комплимент теткам скажи, олух!

Комплиментов Вадик не придумал, но, расслабившись, произнес длинную речь. Говорил о дальней радиосвязи. Сравнивал достижения Америки и России.

– Чтоб я что-то понял, – заключил местный чиновник. – Ну, нальем! И за радиосвязь между нашими странами!

Галя отчетливо услышала, как одна американка другой про Вадика сказала:

– Мой Бог! Мало того что у них при жутких морозах созревают подобные мужики! Но еще они и умные!

А вечеринка катила своей чередой. На эстраде шутил ведущий, выступали артисты, в том числе и выписанные из столицы, раздавались призы за быстрые и потешные конкурсы.

Настроение Галины, которая хоть и улыбалась натужно, воодушевленно общалась, было далеко не радостным. Тимур сидел к ней спиной, ни разу не оглянулся. И уже казалось, что та гримаса Тимура при их появлении только привиделась. По затылку понять, что у него на уме, невозможно.

Зато жена Тимура сидела так, что рассмотреть ее труда не составляло. Это был удар! Говорят: удар ниже пояса. Ерунда. Удар Галя ощущала от макушки до пяток. Мало того что жена Тимура была красива. Она была точным слепком Гали! Один и тот же тип и стиль. Невысокая стройная блондинка – это физический тип. Из гламурных журналов почерпнутый стиль – струящиеся волосы, болезненными пилингами отшлифованное до восковой глади лицо, неброский макияж и тэ дэ и тэ пэ. Сейчас, в ресторанном полумраке, они могут посоревноваться и посравниваться. Но заблуждаться не стоит. У жены Тимура совершенно иные возможности. Она в Швейцарии лицо делает, знаменитые стилисты над ее волосами колдуют, а Галя – у местного самородка и соседки по дому, которая хоть и открыла свой салон, но все-таки Сибирь не Европа.

О том же самом, о сравнении их края с заграницей, говорил местный чиновник, подсевший к одной из американок и по-свойски положивший руку на спинку ее стула. Рука сползала к плечу американки. Московский представитель, несколько минут назад принявшийся испуганно икать и таращить глаза, извинившись, отбыл в туалет. Шел между столиками неровно, кидало из стороны в сторону.

– Как тебя? Мэрлин? – дундел сибиряк. – Давай тебя буду звать по-нашему? Ты, – шаловливо поцарапал на бюсте американки пальчиком, – Маня. Поняла? Я Вася. А ты Маня. Усекаешь? Вот что тебе скажу, Маня, на территории нашей области ваших Франций пять разместится, а Бельгий – с десяток. Ловишь мысль? Чего «ейс»? Ну, тебя как женщину я раскусил сразу. Разведенка без вариантов…

Вечеринка подкатила к танцам. Официанты убирали грязную посуду, накрывали к десерту.

– Займи даму, – велела Галина Вадиму и указала, скосив глаза, на оставшуюся без мужского внимания хмельную американку. – Хоть про радиосвязь говори, но чтобы куртуазно.

Она встала и прошлась по залу. Переходила от одной компании к другой, перебрасывалась шутками и думала о том, что она – провинциальная идиотка, возомнившая, будто ей по зубам из всех суперов лучший супермэн.

– Потанцуем? – ее локоть жестко стиснули мужские пальцы.

Вывернула голову – Тимур. Смотрит зло, насмешливо, даже с легким презрением, будто знает за ней какие-то грешки, и одновременно веселится, подтрунивает, но не над ней, а над собой. Эти глаза! В них можно читать бесконечно, и никогда не надоест. И твое прочтение может быть ошибкой или откровением, истиной или страшным заблуждением. Уже ничего не понимаешь, и его захват твоей руки, совершенно не галантный, с излишней силой, кажется сладостным. Будто ты мазохистка природная.

– Хорошо, – согласилась Галя, тщательно контролируя свои реакции и слова. – Больно.

– Что?

– Отпусти, мне больно. Готова с тобой потанцевать, пытка необязательна.

– Извини.

Когда они медленно кружились в ритме музыки, удивительные руки Тимура обнимали ее плечи и талию, Гале ничего другого и не хотелось. Вот он – миг блаженства. Ее платье, глухое спереди, на спине имело большой, до талии, вырез. Рука Тимура лежала на ее теле и служила проводником сладостной энергии, от которой кружилась голова и слабели ноги. «До чего же мне приятно! – мысленно плавилась от счастья Галя. – Улет! Вот так бы умереть, то есть на всю жизнь застыть. Сейчас по-кошачьи замурлыкаю. Нет, раскисать нельзя, – приказывала она себе. – Нужны холодная голова и трезвый расчет. Да где ей взяться – холодной-то? Температура до сорока, наверное, подскочила. И на все расчеты, интриги мне плевать. Подольше бы музыка не кончалась».