Одалживала, потому что пьяненьким он мирно засыпал, прочитав несколько глав какой-нибудь умной книжки, или уходил на дежурство. Хмуро трезвеньким пытался помогать в уходе за двойняшками и только мешался под ногами. Проще было дедушку нейтрализовать «катенькой».

В новогоднюю ночь Така и Вака заснули поздно, после десяти. Перевозбудились. Галя педагогически неверно сначала завлекла их подарками от Деда Мороза, которые найдут утром. А затем, в отчаянии, рассказала сказку про детей, которые не хотят спать, и Бабай их может украсть. Така и Вака потребовали описать внешность страшного Бабая. Испугавшись, близняшки расплакались. Пришлось их утешать и дать слово, что не пустит Бабая на порог.

Дедушка был на дежурстве. Галя в одиночестве сидела перед телевизором. Новогодний стол представлял собой остатки картофеля фри и бутербродов с котлетами, принесенными из «Макдональдса». Даже шампанское не догадалась себе купить.

На экране натужно, как казалось Гале, веселились певцы и юмористы. Шутили плоско, пели фанерно. Взрывались фонтаны конфетти, летели спиральные серпантины, тоннами сыпались блестки. Для Гали все это – пир во время чумы. Ей было грустно-грустно.

Вспоминалась примета: как встретишь Новый год, так его и проведешь. «Вот уж дудки!» – утешала она себя. Мама однажды Новый год в больнице встретила, после операции аппендицита отходила. Аппендикс у человека один, и мама, слава богу, тьфу-тьфу-тьфу, больше в клиниках не лежала. Бабушка как-то Новый год в самолете отмечала. Говорила – очень романтично. Но весь год потом ни разу в воздух не поднялась. «И у меня все будет хорошо, даже замечательно. И сейчас неплохо. Только очень одиноко. Никому я не нужна, все мною пользуются, будущее отсутствует, потому что без Тимура будущее неполноценно, а он с красивой женой и гостями сидит сейчас в загородном доме у камина, коньяк потягивает, обо мне не думает. Да и чего думать? Кто я такая? Провинциалочка, под мировые стандарты подделаться желающая. Платье от Валентино в азиатском исполнении! Ну да, правильно! Китайский пошив. Но тоже недешево – триста баксов. Оригинал три тысячи стоит. Она, Аполлинария, может позволить себе такое купить. А я? На один вечер платье или лекарства бабушке, или маме дубленку новую, на старую без слез не посмотришь, или машину стиральную купить, или Таке и Ваке по кукле небывалой красоты, сама бы играла, завтра визгу и восторгов будет…»

Галя тяжело вздохнула. Жизнь не оставляла ей выбора. Хотелось праздника души, а получались одни компромиссы. Вот и сейчас. Из-за бредовой идеи позлить Тимура, заявиться на вечеринку с красивым парнем сидит тут в одиночестве и ногти кусает. Впрочем, Настю и Вадика давно следовало вырвать из лап быта и родительских забот. Ребята заслужили отдых, пусть короткий. Они как бегуны, у которых еще есть силы ногами перебирать, но лучше остановиться, передохнуть и с новым запалом на дистанцию выходить. Устали, что и говорить, ссориться по мелочам начали. Кто поможет? Только Галя.

И вот сидит она, все делающая правильно, то есть неправильно. Очень хочет себе приятно сделать и совершенно не может закрыть глаза на проблемы других, близких.

Гале захотелось плакать. Потому что было жаль себя, а еще больше – родных. Противоречие, оно же данная реальность. На экране прыгали одетые тетками мужики и девушки, наряженные бомжами. Все как бы шутили, но до Гали их юмор не доходил. Возможно, проблема не в качестве реприз, а в ее неспособности воспринимать тонкий юмор. Она всегда сначала в себе искала недостатки, а потом в других.

Надо было все-таки купить шампанского. Новогодняя ночь без шампанского, как… Как девушка без жениха, как лодка без весел, как эскимо без палочки… Как она, Галя, всем нужная, а себе самой бесполезная…

Настя в доме спиртного не держала, чтобы папу не провоцировать. Но по Галиным расчетам у дедушки образовалась лишняя бутылка, на «катеньку» приобретенная. И Галя знала, где он прячет заначку – за томами словаря Даля.

Она пошла в его комнату, вынула книги и достала бутылку.

Галя в винах и вообще в спиртном не разбиралась. Не любила его, не чувствовала прелести, поэтому все хмельное было ей на один вкус. Опять-таки провинциальный признак – не разглагольствовать о букете бордоских красных вин, рейнских белых и каких-то многолетних виски. Свою провинциальность Галя считала главным недостатком.

Дедушкино вино из бутылки с криво наклеенной этикеткой оказалось не таким уж отвратительным. Сладким и терпким. Вначале Галя пригубила: не отрава, от которой слепнут, глохнут и отправляются на тот свет? Нет, приятненько. Хотя химический анализ ее язык, конечно, произвести не может. Сходила в детскую, проверила, как спят Така и Вака, подоткнула под них одеяла. Вернулась и допила рюмку.

Легкий хмель ударил, не убрал горестей и тревог, только сделал их выпуклее и ощутимее. По прежнему хотелось плакать, теперь уже концертно – с подвываниями и стенаниями.

«Концерт» не начался, потому что зазвонил ее сотовый телефон. «Настя и Вадик, – подумала Галя, – бодренько и оптимистичненько отвечаем, чтобы ненароком не заподозрили, что крестная мама на шурупы рассыпалась».

Но на дисплее высветилось: «Тимур». Галя машинально глянула на нижнюю строчку, указывающую время – 23.10.

Она так долго себя жалела все последние полчаса, что факт звонка Тимура не произвел большого впечатления. Если бы Гале в данный момент позвонили из небесной канцелярии, она нашла бы, какие претензии выдвинуть.

– Привет! – поздоровался Тимур. – Хочу поздравить тебя с наступающим.

– Спасибо! Очень мило. Чего пожелаешь?

– Того, что ты сама хочешь.

– О-о-о! – раскатисто, с нервным смехом протянула Галя. – Даже не представляешь, как забавно это звучит из твоих уст. И тебе того же – чего желаешь.

– Странный у тебя голос. Хорошо отмечаете, веселая компания?

Фоновым шумом Галя слышала, что сам Тимур отмечает Новый год бурно. Смех, женские выкрики, музыка, звон посуды…

– Компания на зависть. Пугачева, Киркоров, Орбакайте, Задорнов, Петросян…

– Смотришь телевизор? – догадался Тимур.

– Верно. И одни и те же физиономии на всех каналах.

– Ты одна? – уточнил Тимур. – Где?

– Улица Кирова, дом семнадцать, квартира сорок четыре, код подъезда шесть, шесть, шесть. Число дьявола. Знаешь, кто дьявол?

– Кто?

– Ты. Принесла тебя нелегкая в наш город! Как я хорошо бы жила, если бы не ты!

У Гали брызнули слезы, давно копившиеся, и она нажала кнопку отбоя.

Плакала всласть пятнадцать минут, а потом из детской донесся сонный выкрик то ли Ваки, то ли Таки. Галя бросилась к ним. Посидела немного у кроваток, шмыгая носом и тихо приговаривая: «Баю-баю! Спите, мои крошечки!»

Она вернулась в большую комнату точно в момент, когда раздался звонок в дверь. «Дедушка за бутылкой пришел, – подумала Галя, бросила взгляд на настенные часы. Одиннадцать пятьдесят пять, принесла алкоголика нелегкая».

За порогом стоял Тимур.

– Привет! Успел в старом году или уже в новом?

Галя не удивилась. Вернее, она удивилась так сильно, что будто перепрыгнула в другую реальность, с иными законами, где визит Тимура в чужую квартиру не казался экстраординарным.

– Быстро раздевайся и переобувайся, – велела Галя. – Президент уже поздравляет, осталось три минуты.

Галя, как и все прогрессивное человечество, была рабой привычек, обрядов и ритуалов. Пропустить бой кремлевских курантов, первые звуки гимна – будто надругаться над собственной биографией.

Президент говорил хорошо. Просто и тепло, достойно и умно, точно заглянул в каждый дом и нашел самые правильные слова каждой семье.

Тимур крутил в руках бутылку дедушкиного пойла и, не соответствуя пафосу минуты, спрашивал:

– Это что? Это пьют?

– Не привередничай, – Галя быстренько сбегала на кухню и принесла фужеры. – Разливай, уже куранты бьют!

С НОВЫМ ГОДОМ! – взорвался салют над Красной площадью.

Вместе со всей Россией, раньше Москвы, которая еще в старом году пребывала, со всеми соотечественниками за Уралом, земляками, друзьями, родными и близкими, с теми, кого знали хорошо и с кем имели шапошное знакомство, кого любили и кого недолюбливали, кем восхищались и кого жалели, с учителями и недругами, с соседями и таежными искателями, с бедными и богатыми, со здоровыми и хворыми, молодыми и умирающими, дураками и умными, с альтруистами и пронырами, с безбожниками и монахами – со всеми, имевшими в эту минуту выражение лица детско-счастливое, а в уме – надежды на удачный год, они подняли фужеры, чокнулись и выпили.

– Я помолодел, – крякнул Тимур, – лет на двадцать.

Залпом выпившая Галя посмотрела на него удивленно.

– С пацанами в подъезде, средняя школа. Пили что-то подобное, рвались в мужскую жизнь.

У Гали ноги разбухли горячечно, а голова, казалось, юлой крутилось на шее. Пьяна! В самый ответственный жизненный момент!

И она опять вслух проговорила то, что думала. Какой страшный недостаток – выпаливать что думаешь, когда сильно переживаешь.

– Спокойно! – велел Тимур. – Садись. Ты не безобразно пьяна. Но момент действительно важный. Закусывай.

– Ты тоже, – плохо владея речевым аппаратом, но гостеприимно предложила Галя. – Бери что хочешь.

Скукоженный картофель фри и засохшие лужицы кетчупа смотрелись неаппетитно. Про надкусанные бутерброды Галя пояснила:

– Мои девочки не доели.

– Какие девочки? У тебя есть дети?

– Есть. Така и Вака, Таисия и Варвара, три года, двойняшки… Охламонки, тиранки, временами – заразы, временами убила бы…

– Погоди! – остановил ее жестом Тимур. – Это твои родные дети?

– Да, то есть нет. Крестницы. Настя – их мама, моя любимая подруга. А папашу ты видел. Я с ним на новогоднюю вечеринку заявилась. Он хороший, хоть и смазливый, и Настю любит, а над Такой и Вакой вообще дрожит как придурочный. Но, зараза, не помнит, какие велели продукты купить по дороге с работы…