– Когда мне там было аккуратничать, – махнул рукой Дмитрий и тоскливо уставился вдаль. – И правильно получил, твоя идея была… Дебильная.

– Слышь чего, Димыч, – загорелись глаза у товарища. – А у меня еще одна идея есть! Как вас с этой девчонкой твоей помирить.

– Так у тебя и скула еще одна есть.

– Не, смотри. Ко мне братан приехал… Сейчас прямо. Узнал, что мы здесь собираемся, ну и припылил. Чего-то с женой у него ссора какая-то, решил ее наказать, сбежать ко мне на Новый год. Так я чего думаю, коли твоя девица все никак не может тебя разглядеть, давай скажем, что это твой братан! А Юрка про тебя как начнет ей лапшу на уши вешать. Ну, типа, ты хороший там, все дела… Мужик он обаятельный, быстро подход найдет, а?

– Не надо мне никаких братанов. Нормальный я, ничего хорошего… Отойди, не мешай мне, я чего-то с этой чуркой никак разобраться не могу.

– Но Юрке-то можно сюда прийти? Чего ж он один-то будет дома сидеть?

– А я чего – не пускаю его, что ли? – пожал плечом Дмитрий и со всей силы ударил по чурке.

– Вот и нормалек, – потирал руки верный друг. – Не дрейфь, Димыч, все будет в норме.

Он быстро побежал к калитке, а Дмитрий тут же выкинул его из головы. Витька мешал ему думать о Дине.


В это время в клубе шла активная подготовка к Новому году. В клуб уже потянулись деревенские жители, по большей части женщины. Они несли кастрюльки, миски, тазики с едой. Мужчины же расставляли столы, неизвестно откуда взявшиеся. С собой, что ли, приносили? Девушки деловито шныряли между столами с тарелками, стопками, фужерами.

– Ничего себе, как у вас тут, – удивлялся Чеботарев. – Прямо как мураши.

– Ну мы завсегда так, – не без гордости гладил усы дед Плутон. – Каждый праздник вместе, вскладчину отмечам. А уж Новый-то год тем более?

Артисты тоже не дремали. Главреж наконец развернул бурную деятельность.

– Елка хороша, но ее мало! – кричал он на середине сцены. – Что это за украшения? Мало одной елки!

– Вторую, что ль, поставить? – не понимал Чеботарев.

– Борисыч, дык, глянь, наши-то жители вон чего приволокли, – отвечал дед Плутон. – Девчата, покажите, чего вы там натащили! Разбирайте давайте!

Деревенские девушки и в самом деле тащились с какой-то большой коробкой – принесли елочные украшения – со всех семей собирали.

Тут же загалдели еще сильнее – все украшали зал, столы и, конечно же, сцену.

– Чтобы мне тут было все красивенько! – кричал Криворуков. – Господа артисты, все ко мне на планерку!

Планерка проводилась недолго. Криворуков только зачитал всем, какие номера и кто будет исполнять, да строго настрого запретил всем даже смотреть на спиртное.

– Вот ваша-то жена не слышит, – прицокнул языком Чеботарев. – Опять нарушать будет.

Анжелы Кузьминичны и в самом деле не было видно, но она, вероятно, отсыпалась после бурного утра.

– Свою жену я беру на себя! – пристыженно рявкнул главреж. – А вас всех уволю, ежели хоть запах учую. А сейчас – все по местам. Репетировать, готовить сцену ну и… По местам!

Все снова подались в зал – там шла праздничная кутерьма, вкусно пахло, играла музыка, и… можно было безнаказанно стащить кусочек копченой колбаски, а если посчастливится, то и выпить стопочку-другую самогоночки и закусить голубцом.

Дина развешивала гирлянду по залу с цветными лампочками, а рядом женщины накрывали на длинный стол.

– Чевой-то, девоньки, я нашего Дмитрия не вижу, – весело спросила вдруг одна из накрывающих – полная, смешливая тетка.

– Да вон он, светомузыку устраивает, – так же со смешком ответила ее подружка – худенькая женщина в вязаной шапочке. – А тебе, Степановна, зачем?

– Вера! Да бог с тобой! Мне-то незачем, стара я для такого красавца, – хихикнула Степановна. – А вот Валюшка наша сразу в него влюбилась. Замуж, грит, хочу, спасу нет.

Дина поискала глазами Валюшку.

– А чего, так влюбилась, что и Веньку своего побоку? – хихикала тощенькая Вера, поправляя вязаную шапочку. – Валюшка, у вас же вроде любовь была, а? По деревне скоко под ручку-то бегали?

Валюшка резала хлеб и до поры молчала, но тут не выдержала:

– Ну вы, теть Вера, как скажете! И ничего я с Венькой не бегала! А если он меня за собой таскал под ручку, так это у него и спросите! А Дмитрия… Я его давно люблю. Еще с самого лета, когда он к своему деду приезжал.

– Ну а чего ж его не любить? – фыркнула Вера. – Симпатишный, богатый, рукастый… Я б тоже замуж за его пошла, ежели б не Коля мой да дети.

– Четверо деток-то, – фыркнула Степановна. – Эх, Верунчик, прошли наши года-то, а то бы мы – эх! Скажи, Вер! Разве б мы с тобой такого-то упустили?

– Ага, – пробурчала Валюшка. – Не упустили бы вы. Передрались бы, как всегда, и вся любовь.

– Молчи, девка, цыть! – рявкнула на Валюшку Степановна и подалась накрывать другой стол.

Дина повесила гирлянду и пристальнее рассмотрела Валюшку. Ничего особенного – крепкая и невысокая. Да еще и рыжая. Волосы роскошные, конечно, но уж так туго связаны на темени резинкой, что глаза стали, как у азиатки. Да уж… Вот и конкурентки повалили. Дина фыркнула и подалась искать какое-нибудь дело поближе к Дмитрию. Пусть будет на глазах, так надежнее.

А к мужчинам прибыло подкрепление. Сначала Женька привела своих двух мужчин, приказала им толкаться среди деревенского люда и на глаза главрежу не попадаться.

– И вообще, Петр, постарайся сделать вид, что ты меня не знаешь, – давала последние наставления Женька.

– И чего – так весь Новый год? – хмуро вопрошал Петр.

– Да какой там Новый год?! – поморщилась Женька. – Сейчас этот Криворуков стопочку шарахнет, и ему все станет по барабану! Вот тогда и отметим вместе… В бане.

– Понял? – подмигнул Петр своего другу Вовчику. – Так что баня на ночь наша. Ты себе какую-нибудь разведеночку ищи. Местную. На меня сегодня не рассчитывай.

В двери вошли Виктор, друг Дмитрия, и его брат Юрий.

– Юр, давай пока это… оглянемся, обтопчемся, а потом я тебе покажу Димкину фифу, и ты начнешь ее очаровывать, все уяснил?

– Еще бы, – важно дернул головой Юрий и поправил галстук-селедку. – Давай вон у той… Женщина! Женщина, стопочку далеко не уносите!

Женька, определив своих мужчин, тоже решила быть поближе к Дмитрию. В конце концов, она ему обещала рандеву.

– Дин, тебя Криворуков звал, – нагло врала она. – Говорит, что дело у него к тебе.

– Я уже была у него, – не хотела оставлять подругу рядом с Дмитрием Дина. – Теперь он тебя зовет.

Женька бы поспорила, но любимый муж никак не давал о себе забывать. Он то и дело толкал женушку плечом и лукаво подмигивал, хватал за штанины и даже щипал за попу – в общем, дарил знаки внимания. Его приставания стали настолько заметны, что не выдержал даже главреж.

– Крутикова, твою ж мать! – подбежал он к девушкам. – Вот что ты за человек? Вот каждые гастроли ты обязательно какого-то мужика себе ищешь! В прошлый раз какого-то пузана охмуряла, теперь вот этот… Видел бы твой муж, какие у него рога! Мне уже людям в глаза стыдно смотреть!

Женька захлебнулась от негодования, а вот Петр как раз захлебываться не спешил.

– Ну, я муж… – подошел он к Криворукову, закатывая рукава. – Объясни мне, курчавый, с кем это моя супружница на ваших гастролях шашни разводит.

– Господи, Крутикова, – не сразу понял Криворуков. – Ты хоть этой деревенщине сказала, что у тебя настоящий мужик есть. Супруг! Чего ж ты с каждым встречным бежишь к деревенским загсам? Любезный, а если Евгения вам еще не сообщила, так я ставлю вас в известность! Эта дама уже замужем! И она…

Динка, чуя опасность, подошла ближе – Женьку надо было выручать.

– Анастас Борисович! Это же Петр! Женин супруг. Законный, – быстро вставила она. – На автобус же еще провожал, вспомните.

– Да! Законный! – нервно топала ножкой Женька. – Так что имею полное право!


Виктор, заметив, что его братец уже приложился к стопочке, выдернул родственника из-за стола.

– Юр, ты мне это… Не балуй. Сначала девушку очаруй, а уж потом празднуй на полную катушку. Тем более что до него еще пару часов. Давай, хватит пить, займись делом.

– А где объект? – сурово насупился Юрий. – Покажи.

Виктор показал пальцем на Дину, Женьку и Криворукова.

– Вон она, видишь, худенькая такая…

– Темненькая? – уточнил Юрий.

– Темненькая, – кивнул Виктор. – Вот Димка на нее и запал. Давай. Вперед. Наговори ей про Димку всяких хорошестей и еще… Слышь, еще знаешь что, Юр, скажи, что ты, дескать, из киношников! Точно! И про этих киношников наговори всего. Ну, что это работа… в общем, не надо туда стремиться. Ты понял?

– Ты, Витек, как маленький! Когда это я чего не понимал, – фыркнул братец, вытянулся шестом, гикнул и понесся очаровывать прелестниц.

В это время Криворукову и Динке с большим трудом удалось убедить Петра в добродетелях его супруги. Женька же все это время обиженно молчала, горько всхлипывая и утирая несуществующие слезы.

– Ладно, Жень, – наконец поверил Петр. – Ну… погорячился я. Ты же знаешь, какой я ревнивец. Мне вот где эти твои театральные шашни!

– Какие шашни, негодяй?! – взвилась Женька. – Да я на пушечный выстрел к себе никого не подпускаю! Я уже как старуха! А мне, между прочим, всего двадцать лет!

– Тридцать, Женя.

– Двадцать девять!

– Мы тебе осенью юбилей отмечали, тридцатник. Это чего, значит, в эту осень опять юбилей собирать? – насторожился Петр. – Тридцать тебе!

Женька только махнула рукой:

– Не важно! Пусть тридцать! А я уже от мужчин шарахаюсь, будто престарелая монашка! Ты вот даже не понимаешь, что мне для вдохновения требуется…

– Девушка, простите, можно вас? – мартовским котом промурлыкал рядом мужской голос. – Я вас только на минуточку. Вы же понимаете, двум прекрасным людям есть о чем поговорить.

У Петра немедленно вытянулась шея, а кадык забегал, как заведенный.