Маргарита Южина - Звёздочка моя новогодняя

Она улыбнулась еще лучезарнее и быстро ушла со сцены.

Он стоял в коридоре и о чем-то разговаривал с Татьяной.

– Танечка, я все сказала, – подошла к ним Дина.

Татьяна кивнула и заторопилась на сцену – надо было проследить, чтобы Анжелу опять не вынесло на сцену.

Дмитрий тоже повернулся, чтобы уйти. Дина схватила его за рукав.

– Дмитрий, а вы… в общем, я решила не вспоминать про этих бандитов, – через силу сказала она, горделиво дернув головой. – Я простила вас.

Он повернулся. Вот это взгляд! Колкий, острый, как клинок, и губы… в такой усмешке. А еще утром он был такой нежный. Она и не знала, что у него в арсенале имеется столько колкости.

– Спасибо вам, ваше высочество! Вы подарили нищему фермеру надежду на жизнь! Теперь я могу доить своих коров совершенно прощенным. Это удивительный подарок на Новый год! Можно, я не буду падать ниц?

И он резко развернулся и ушел. А Дина… Дина так и осталась стоять, совсем не понимая, что же ей теперь делать. Отчего-то она уже не могла выкинуть из головы этого противного и вредного фермера!

Анжела Кузьминична еле вползла в свой номер, с громким хлопком открыла бутылку шампанского, опрокинула ее в пол-литровую эмалированную кружку, которую взяла исключительно для того, чтобы варить в ней яйца, и выпила одним залпом. Только после этого рухнула на раскладушку, где после вчерашнего гулянья почивал ее супруг. Тот вскочил, вытаращив испуганные глазки, хотел было завопить, но сил не было.

– А, ты уже проснулся, – устало проговорила Анжела, подавая мужу руку. – Что я тебе хочу сообщить, милый мой супруг. Проспал ты счастье свое.

Анастас Борисович, пошатываясь, добрел до стула, ухватил оставшееся шампанское и вознамерился испить оное, но супруга оказалась быстрее. Допив вино прямо из горлышка, она сунула мужу бутылку минералочки.

– Хватит тебе пить! Тоже мне, выискался любитель! Раньше я за тобой такого не замечала, – рыкнула она.

– Но, Анжела, мы вчера вместе, так сказать.

– Вчера вместе! А сегодня я одна! Я! Одна! За весь театр ишачила! Это еще хорошо, что иногда Чеботарев выползал, а то…

Анастас Борисович вспомнил наконец, для каких целей он здесь находится. Он с ужасом прикрыл глаза и замер, боясь представить, что случилось.

– Не умирай, – успокоила супруга. – Говорю же, спасла сегодня весь театр. Я! Одна!

И Анжела Кузьминична в красках рассказала, какой у нее сегодня был аншлаг, как аплодировала публика и какая она была сегодня невозможно талантливая и востребованная.

– И знаешь, что я тебе скажу, – вдруг уставилась она на Криворукова. – А я тебе скажу, что весь этот спектакль поставил… да, я не побоюсь этого слова – поставил! Потому что он не мешал мне творить, так вот, режиссировал сегодня Игорь Веткин!

– Игорь? – недоуменно захлопал ресницами главреж.

– Да! И… у него огромные задатки режиссера. Он не зажимает артиста, дает ему свободу и даже поддерживает любую его инициативу. Короче, Криворуков, он тебя очень скоро заменит. Очень скоро.

– Но я больше не буду пить! – пискнул Криворуков. – И сам буду…

– Поздно! Люди уже видели результат. Тут надо кардинально что-то менять, – серьезно задумалась супруга главрежа. – Иначе все пойдут за ним. И я первая.

– И что же сейчас делать? – не на шутку переполошился Криворуков.

– Сейчас… надо спать.

Анжела Кузьминична рухнула на подушку и через мгновение захрапела.

А вот Криворуков уже спать не мог. Во-первых, он начал переживать, а во-вторых, уже выспался.

Игорь Веткин радостно потирал руки. Закончили наконец-то это позорище! Половину зарплаты уже отработали, еще бы ночь продержаться – и все будет чудесно! Надо пройтись по всем комнатам, строго-настрого предупредить всех, что пьем только после новогодней ночи, а потом уже каждому раздать их роли… Господи, да какие там роли, пара реплик…

– Игорь! – вдруг услышал он позади себя бравый окрик главрежа.

– Ого, никак проснулся, – фыркнул Веткин себе под нос и остановился. – Сейчас будет премию выписывать… выговорами.

– Игорь, – подошел Криворуков, старательно отводя взгляд в сторону. – Я наслышан о ваших сегодняшних успехах. Наслышан.

– А чего такого? – насторожился Веткин. – Всем понравилось. Вашей жене особенно. Ее никак не могли со сцены утащить.

– А я тебя не ругаю. Я восхищен, можно сказать. Я давно замечал в тебе эдакую нотку режиссерскую. И вот специально все устроил. Дай, думаю, проверю – способен ли парень на…

– Похоже, сегодня половина театра меня проверяла. Кроме Татьяны Банченко, Чеботарева и вашей жены, все старательно меня брали на измор. Проверяли.

Щеки главрежа пошли красными пятнами, поэтому он добавил в голос металла.

– И что удивительно! Ты прошел проверку! – обрадовал он Веткина. – И я приготовил тебе сюрприз. Прошло твое время зайчиков и массовки! Я договорился, и тебя приглашают на курсы режиссеров. В столице. Их ведет мой друг, так сказать… Ну-у, конечно, я похлопотал и… После седьмого числа ты можешь смело отъезжать.

У Веткина загорелись глаза – столица! Режиссерские курсы! А почему бы и нет? У него для этого имеются все задатки…

– А вы точно договорились? А то я приеду, а на меня там уставятся, как на лося, который вышел из леса.

– Если Звездоруков сказал, то можешь не сомневаться, – довольно хмыкнул главреж и неторопливо пошел думать о предстоящей новогодней ночи.

У Игоря сегодня был день исполнения желаний! А как еще назовешь этот день?!

– Игорь, – подошла к нему Татьяна Банченко. – А я тебя везде ищу.

Веткин затаил дыхание.

– Игорь… – мялась Татьяна. – Ты меня обещал сводить… Ну, помнишь. Ты говорил, что здесь старушка одна судьбу предсказывает.

Татьяне сейчас так хотелось, чтобы ей сказали: «У тебя будет второй брак, и жить ты будешь долго и счастливо». Они многим так говорят. Пусть и ей скажут. Нет, она не хотела замуж за Игоря Веткина. Она просто хотела быть счастливой. А Игорь… он просто показал, что она тоже может быть любима. Конечно, он приятный молодой человек, но ему нужна не она, а ей нужен не он. Достаточно Татьяна была в семье тягловой лошадью, хочется крепкого, надежного тыла.

– Тань, так мы идем? – окликнул ее Игорь. Он, похоже, о чем-то говорил, а она пропустила.

– А ты точно знаешь эту старушку?

– Да ее здесь все знают. Она по соседству живет. Пойдем прямо сейчас.

– Погоди, я хоть переоденусь.

Она забежала в комнату. Муж лежал на раскладушке, прикрыв глаза. Сейчас он был похож на дохлого петушка.

– Татьяна-а, Татьяна-а, ты приготовила мне завтрак? – умирающим голосом вопрошал он.

– Некогда мне, мой драгоценный. Продукты в сумке, приготовь сам.

Пока Эдмунд от возмущения хлопал челюстью, она выскочила из комнаты к поджидавшему ее Веткину.

Старушка и в самом деле жила совсем рядышком. Они прошли по узкой тропочке. Игорь шел вперед и то и дело оборачивался.

– Ты не замерзла? У тебя сапожки-то вон какие хорошенькие. Наверное, холодные, – наконец поинтересовался он. Игорь был единственным, кто заметил ее обновки.

– Нет, они теплые, – фыркнула в рукавичку Татьяна.

Такая забота, будто о маленькой девочке, очень умиляла.

Они пришли к маленькому, сгорбленному домику, Веткин постучался, и к ним вышла такая же старушка, маленькая и сгорбленная.

– Бабушка, а мы к вам, здравствуйте, – поздоровался Веткин.

– Вижу, милок, вижу… Так заходите, не дело на пороге-то торчать, – ответила старушка, окинув их цепким взглядом.

Они прошли в дом. В нос сразу же шибанул аромат каких-то трав, цветов, еще чего-то сладкого…

– Ты, милок, здесь посиди, – усадила его возле печки старушка. – А ты, матушка, со мной пойдем.

Татьяна оробела, но последовала за старушкой.

Маленькая, почти со шкаф, темная комната. Почему, интересно, здесь так темно? На улице-то еще светло.

– Глаза у меня больные, не могу на яркое солнышко глядеть, вот и пасмурно у меня здесь, – лопотала себе под нос старушка. – А ты присаживайся. Вон стул. Чего пришла? Судьбу свою хочешь узнать?

Знахарка пронзила посетительницу острым взглядом совсем не больных глаз. Татьяне стало чуточку не по себе. Но когда пятнистая кошка прыгнула к ней на колени, страх отпустил.

– Ух ты, какая красавица! – улыбнулась Татьяна. – Прямо царевна, хвост-то какой пушистый!

– Кыш, – согнала с колен кошку старушка. Потом снова посмотрела на Татьяну и качнула головой. – Не буду я тебе ничего говорить. Потому как… негоже ребенку про судьбу матери слушать. Ступай.

Татьяна поднялась, ничего не понимая.

– А почему вы мне ничего не скажете? У меня что-то страшное, да? – перепугалась она.

– Чего ж страшного? Я ж сказала, ребеночек в тебе. Зачем ему про твою судьбу знать?

– Во мне? Ребеночек? – не поверила Татьяна. – То есть я беременная? Не может быть!

– Отчего ж не может? Ты хотела, вот он и появился. Мальчик будет.

Татьяна хотела было обрадоваться, но разум заставлял сомневаться. Откуда старушка может знать про какую-то беременность? Ни анализов никаких не взяла, ни УЗИ не сделала…

– А к чему мне твоя моча, прости, господи, чай не уборная здесь, – словно читая ее мысли, отвечала старушка. – По тебе ж и так все видно. Шесть недель у тебя. Вон и фигурка ужо поплыла. И губы…

Татьяна бешено принялась считать недели… Как раз шесть недель назад у нее был день рождения, и Эдмунд решил подарить ей драгоценный подарок – себя. Хм, неужели в самом деле – ребенок?

– Говорю ж тебе – мальчик у вас будет… Серафимом назови, больно мне имечко нравится.

Нет. Какой Серафим? Татьяна себя великолепно чувствует, никакой тебе тошноты, и голова совсем не болит, не кружится, а у беременных всегда чего-то болит.

– Да ничего не болит у нормальных беременных, – прошамкала бабуся. – Чего им болеть-то? Чай не болезнь это – ребеночка вынашивать, а дар господний.