Пол покраснел:

— Это не только моя вина, ты знаешь. Она бы ничего не узнала, если бы Рита все не подстроила. И я никогда бы не взглянул в сторону Шилы Атертон, если бы Юнис была мне хорошей женой. Она постоянно дулась на меня с тех пор, как Тим переехал к тебе.

— Значит, виноваты все, кроме тебя, верно? Даже я виновата.

— Я этого не говорил. Я не это имел в виду.

— Тебе нет оправдания, Пол. И ничто не поможет тебе выбраться из этой передряги.

— Ладно. — Он примирительно поднял руки. — Достаточно! Не могли бы мы поговорить внутри. Чтобы не все соседи нас слышали?!

Лоис отступила на шаг, чтобы Пол мог войти. Он швырнул свою куртку на диван и с недовольным видом потер шею.

— Если бы Юнис потрудилась ответить на звонок, я бы ждал ее дома.

— Она поехала не в Сентервилль.

— Ты же только что сказала, что она поехала домой. — У него была бессонная ночь, и еще эта поездка. Он был не в настроении разгадывать ребусы.

— Не смей говорить со мной таким тоном, Пол Хадсон.

Ему еще ни разу не доводилось видеть мать в подобном состоянии. Словно она его ненавидела. Пол был потрясен.

— Она сказала, что Сентервилль ей не дом. И ничего удивительного.

Из‑за Юнис у него еще и испортились отношения с матерью. Ну почему она не могла держать рот на замке и не обсуждать их личные проблемы? Если уж ей нужно было выговориться, почему она не выбрала кого‑нибудь другого? Хорошо, что Юнис сейчас не у матери, иначе он наговорил бы ей такого, о чем бы потом сожалел. А теперь ему снова придется за ней бежать. И где искать ее? Сколько ей нужно времени, чтобы успокоиться, просто сесть и выслушать его доводы?

— Так куда она поехала? — Он старался быть терпеливым.

— Это ты мне скажи, Пол. Где дом Юнис? — Глаза Лоис заблестели от слез. — Может, на небесах?

Пол почувствовал, как его сковывает холод.

— Она этого не сделает. Ты же знаешь Юнис не хуже меня, она даже не станет об этом думать.

— А ты хорошо знаешь меня? Я подумывала о самоубийстве, когда твой отец впервые мне изменил.

Впервые? Пол отпрянул.

— О чем ты говоришь? Лоис тряхнула головой.

— У него никогда не было времени на тебя, верно? И на меня тоже. Зато на других у него было полно времени.

Пол с трудом сглотнул. О чем она говорит?

Лоис горько заплакала:

— Юнис была права. Я ошибалась. Все эти годы я поступала неверно.

— Мама. — Ему приходилось видеть ее плачущей, но не так, как сегодня. — Мама. — Он обнял ее за плечи, но она отстранилась.

— Я должна была поговорить с тобой обо всем этом давным–давно. Я должна была предупредить тебя, когда наблюдала за тем, что происходит. Я же знала, что ты меняешься. Видела, что твое честолюбие взяло над тобой верх. Но я надеялась, что рано или поздно ты вспомнишь то, чему я тебя учила. Я так надеялась, что мне не придется говорить тебе все это. — Она опустилась в кресло и высморкалась. — Тебе лучше присесть. Я намерена рассказать тебе всю правду про твоего отца, хочешь ты этого или нет. Он медленно сел, тело его словно окаменело.

— С детства я пыталась защитить тебя. И себя тоже. — Она пристально посмотрела на Пола. — Не имеет смысла рассказывать, как это больно — жить с человеком, который тебе изменяет, врет, но при этом считает, что у него есть право жить, как ему хочется, и ни перед кем не отчитываться, даже перед Богом. Я за него молилась. Год за годом. И даже когда он уничтожил последнюю искорку моей к нему любви, я молилась за его спасение.

— Спасение? Уж если кто и спасен, так это папа.

— Хотела бы я верить. Я действительно очень хотела бы, чтобы Господь до него достучался. Но очень в этом сомневаюсь. Я ни разу за всю нашу жизнь не заметила подтверждения того, что он был христианином.

Он поверить не мог, что она может говорить подобные вещи о самом известном проповеднике страны.

— Он привел к Господу множество людей, мама. Его паства насчитывала тысячи. У него была телевизионная программа и программа на радио. Он писал книги, которые раскупались!

— И ты считаешь, что все это знаки Божьего благоволения? Твой отец ни одну душу не привел к спасению. Я‑то думала, ты понимаешь. Спасение — это работа Святого Духа, Пол. Спасти может только Господь. Только Иисус. Ни один человек не может спасти чью‑либо душу. Я пыталась донести до тебя истину. Я пыталась указать тебе верный путь. Без всяких компромиссов. Пробудить в тебе стремление жить праведной жизнью. Я пыталась объяснить тебе, что христианская жизнь — это не забег на короткую дистанцию. Это изнурительный марафон. И раньше ты мне верил. Сердце твое было открыто Господу. И твоя вера вызывала у отца недовольство. Помнишь?

— Да, он был со мной слишком строг, как мне кажется.

— Кажется? Да поможет тебе Бог вспомнить, как это было на самом деле. Ты так жаждал внимания своего отца, его похвалы. И я поняла, насколько страстно ты этого желал, когда услышала твою проповедь. Я тогда сказала, что ты больше похож на своего отца, чем я считала. А ты принял мои слова за комплимент. Я же другое имела в виду. Нужно было выразиться яснее.

Он поднялся:

— Не думаю, что мне хочется слушать, как моя родная мать уничтожает репутацию отца, когда его уже нет и он не может себя защитить.

— Было время, когда ты не убегал от правды.

— Да, у меня был роман на стороне. Признаю. Но все кончено. Я сожалею о случившемся. Это никогда не повторится.

— Он говорил то же самое — таким же наглым тоном, в котором не было даже намека на раскаяние. Ты уже говорил Юнис, что это ее вина? Что она недостаточно хорошая жена, чтобы ты чувствовал себя счастливым? Ты уже швырял в нее обвинениями в собственных грехах, как это делал твой отец со мной? Вижу по твоему лицу, что уже говорил. Сядь!

Пол сел. Потрясенный. Мать никогда так с ним не говорила.

— Твой отец не сам решил уйти в отставку, Пол. Его заставили уйти. Один из старейшин узнал, что у отца интрижка с одной из прихожанок, которую он консультировал. И это был не первый случай, можешь мне поверить. Старейшина осудил твоего отца. Тот не стал его слушать. Тогда еще двое старейшин пришли к нему. Он быстренько бросил любовницу и думал, что на этом все кончится. Но он стал слишком неосторожным. Он связался сразу с несколькими женщинами. Одна узнала про других и пришла к старейшинам. Они сказали ему, что если он не уйдет, они все расскажут прихожанам. А если он уйдет мирно, ничего не будет сказано. А женщинам посоветуют не ходить в эту церковь. Его репутация не пострадает. Он согласился, и они исполнили свои обещания. Никто ничего не сказал. Мы замели весь сор под ковер, под которым за много лет накопилось достаточно грязи. И все мы думали, что защищаем церковь. — Она замолчала, глаза ее снова наполнились слезами. — Но мы только способствовали разложению… потому что теперь ты, его сын, следуешь тем же путем.

— У меня был только один роман на стороне.

— Ты лжешь мне так же легко, как себе.

— Шила единственная, клянусь тебе, мама. Все кончено. Это было ошибкой. Самой большой в моей жизни. — Он весь дрожал.

— Ах, Пол, ты слепец! Ты обманываешь Господа уже много лет. Я приходила в твою церковь. Я видела, как ты «обрабатываешь» людей, как очаровываешь их, а потом манипулируешь ими. Ты стал точно таким же, как отец. Он использовал людей, а потом выбрасывал их, как ненужный хлам. Я была первой в длинной цепочке людей, которые его любили, молились за него. Он же использовал мою любовь, чтобы мной управлять, заставлять молчать. А ты сделал то же с Юнис. А еще использовал ее таланты. Пока она не отказалась идти на компромиссы. И тогда ты отстранил ее, потому что тебя больше интересовало, нравишься ли ты людям, а не то, что правильно в глазах Господа.

Пол почувствовал, как по спине ползет холодок. У него зашевелились волосы. Он снова потер шею, пытаясь избавиться от неприятных ощущений.

Лоис наклонилась вперед, сцепив руки.

— Неужели ты думаешь, что Господь не видит твоих деяний? Неужели ты считаешь, Он не знает, что́ ты думаешь о Нем? Ты используешь Его имя, чтобы пробивать себе путь, Его Слово, чтобы развлекать людей. Ты плевал в лицо Тому, Кто спас тебя, Кто любит тебя в отличие от твоего земного отца!

Слова матери больно ранили Пола. Она никогда не осуждала его. Он сжал кулаки, с трудом сдерживая слезы.

— Я тяжко работал, чтобы построить эту церковь. Она умирала, когда я приехал в Сентервилль. А сейчас в моем приходе три тысячи человек!

— И ты считаешь это успехом? — Она откинулась назад и положила руки на подлокотники. — И чему же служит твоя церковь, как не твоей гордыне?

Он отпрянул:

— Она служит Христу.

— Вовсе нет. Люди, входящие в нее, даже не представляют, какое учение услышат. Они вообще не знают, что такое Божье учение. И что же они слышат, Пол? Какую правду? Писание? Нет. Им предлагается час развлечений. Волнующая музыка. Спецэффекты. Приятные слова, поднимающие настроение. Тебя больше заботит количество людей на твоих скамьях, чем то, что они -потерянные души, нуждающиеся в Спасителе. Они не могут обрести спасение, пока их сердца не отринут грех. А ты примиряешь их с грехом, да и сам идешь тем же путем.

Он не мог смотреть ей в глаза.

Мать истощила запас сил. Она закрыла лицо руками.

— Я была неправа, покрывая твоего отца. Я пыталась убедить себя, что, защищая его, я защищаю церковь. — Она подняла голову, на ее лице читалась скорбь. — Прости меня, Господи. Юнис была права. Я жила с ложью. Я защищала себя от унижения и позора. — Она как‑то пристыженно улыбнулась. — Я не хотела, чтобы люди узнали, что я недостаточно хороша, чтобы удержать своего мужчину. — Она безрадостно рассмеялась. — Но истина в том, что ни одна женщина не сумела бы его удержать. Таковы были правила его игры. Вот если бы ему приходилось отвечать за свои поступки, возможно, что‑нибудь и изменилось бы. Наказание могло бы вселить страх перед Богом в других. Таких, как ты. И тебе бы не пришло в голову поступать по собственному разумению. И ты бы понял, что Господь всемилостив, но Он не заключает сделки.