– Я совсем не чувствую, что обладаю властью над вами, мистер Смит.

– Я знаю, – он испытующе посмотрел на нее. – И это делает вас еще более замечательной. Вы здесь не для того, чтобы манипулировать мною, но чтобы обеспечить мне комфорт. Вам близки мои интересы, а не ваши собственные скрытые мотивы. В этом еще одна причина вашей необыкновенности.

Она боялась это слушать. И тем не менее ей хотелось это слышать.

– Мистер Смит, – сказала Джудит. – Вам следовало бы сходить к женщине-врачу раньше, и вы бы узнали, что я совсем не уникум.

– Сомневаюсь. Так что, мне следует сделать это? – сказал он.

– Сделать что?

– Телевизионный сериал?

– Боюсь, что я не смогу дать вам совет. Я редко смотрю телевизор.

– А как вы развлекаетесь?

– В основном я читаю книги. Я веду отвратительно спокойную и скучную жизнь.

– От чего вы бежите, Джудит?

Она отвернулась.

– Мы говорили о вас.

– Я обратил внимание, как вы выглядели, когда вошли сюда. Что-то вас расстроило. Что случилось?

– У меня был неприятный телефонный разговор, но я не хочу говорить об этом.

– Тогда расскажите мне о вашей дочери.

– Нет.

– Вы знаете, мне бы хотелось, чтобы у меня были дети. Но когда я был моложе, мысль о семье никогда не приходила мне в голову. Мне казалось, что это не мой стиль жизни. Кроме того, мне нужно было не разрушить свой имидж плейбоя. – Он улыбнулся. – Я никогда не думал о женитьбе.

– Но сейчас вы думаете о том, чтобы жениться.

Он с удивлением посмотрел на нее. Она не задала вопрос, это было утверждение.

– Да, – сказал он. – Я действительно думаю об этом. Как вы узнали?

– Не знаю. Это просто предположение. Как результат нашего разговора, мне так кажется. И кто же будет счастливой невестой?

– Я еще не решил. А как насчет вас? Вы выйдет за меня замуж, Джудит?

– Если я не буду занята в этот день.

– Я очень богат. У меня есть дома в Беверли-Хиллс, Палм-Бич, Манхэттене и в Риме. Я вполне здоров, как вы знаете, и у меня относительно нормальная внешность. И сейчас все в порядке с моей фигурой, – добавил он, трогая свой втянутый живот. – Это была бы интересная жизнь…

Она засмеялась, затем посерьезнела.

– Я никогда не выйду замуж еще раз, мистер Смит. У меня не будет больше детей.

– Вы имеете в виду, что вы не можете их иметь?

– Я имею в виду, что я не хочу.

– Так-так, – сказал он и умолк.

Джудит снова оглядела захламленную комнату, все эти открытки и карточки, письма и корзинки с фруктами, букеты цветов с красными лентами, на которых золотыми буквами были написаны пожелания здоровья. Здесь, наверное, представлены тысячи людей, подумала она. Даже больше, вот картонка, на которой написано: «Наши молитвы и пожелания всего наилучшего от города Эскондидо».

Джудит попыталась вообразить себе жизнь мистера Смита – дома, о которых он только что упоминал, наверное, просто верх совершенства. Человек, сделавший пятьдесят четыре удачных фильма и получивший двух «Оскаров», должно быть, сказочно богат и имеет миллионы поклонников и друзей. Какая великолепная жизнь, подумала Джудит, вдруг увидев свою собственную в виде маленького размытого кадра: детство в Сан-Хосе, затем колледж и медицинский институт, потом спокойное замужество с Мортом в маленькой горной деревушке, где Джудит встретила единственную знаменитость в лице Мисс лесозаготовок Северной Калифорнии 1979 года.

– Я расстроил вас, – сказал он тихо.

Она посмотрела на Смита. Где только не висели портреты этого красавца – в спальнях скольких женщин, они также стояли на столах и висели в отдельных шкафчиках в раздевалках. Как много женских сердец замирало при виде его. Это же происходило и сейчас. Почти все письма с пожеланиями скорого выздоровления были написаны женщинами.

– Нет, вы меня не расстроили, – ответила она. – Я просто кое о чем думаю.

– Если хотите, вы можете мне все рассказать. Я прекрасно умею слушать.

Она посмотрела в его темно-синие глаза, окруженные морщинками возраста и мудрости, затем на все еще широкие плечи, на его руки – красивые и крепкие. Джудит внезапно подумала о том, что бы было, если бы она была не его врачом, а просто женщиной, у которой появилась возможность покориться ему. Ей хотелось, чтобы ее сбило с ног сильное чувство, чтобы ее обнимали и любили эти сильные руки. Она хотела слышать этот шотландский баритон, который бы успокоил ее и заверил, что все будет в порядке, что он станет охранять ее и очень беречь.

Удивляясь своим мыслям и внезапно поняв, что у нее горят щеки, Джудит встала и сказала:

– Мне нужно идти. Меня ждут другие больные.

Он тоже поднялся, на этот раз с меньшим усилием, видимо, ему не было так больно, как раньше.

– Пожалуйста, пообедайте со мной сегодня, Джудит, – попросил он.

Боже, как ей нравилось, когда он произносил ее имя, в его устах оно звучало как-то необыкновенно и с особым аристократическим шиком! Казалось, что ему самому нравилось произносить «Джудит!». Она поражалась тому, как он прекрасно держится, какой он высокий. Она вспомнила о своем бывшем муже, Морте, который в сорок шесть лет уже проявлял признаки старости и дряхлости – у него появился животик и он начал сутулиться. Морт был тем типом полуантиобщественного художника, который обычно живет в альпийских городках. Он проводил свои дни в сырой студии, склонившись над кусками глины или брусками дерева, создавая потрясающие скульптуры, которые должны были прожить и остаться неизменными вечно, пока их созидатель становился все толще и короче. Мистер Смит, напротив, был воплощением пожизненных атлетических достижений. Джудит вспомнила, как она видела его фотографию в «Лос-Анджелес таймс» два года назад, когда он играл в поло, будучи в это время уже шестидесятисемилетним.

Ей больше всего на свете хотелось пообедать с ним. Но он покидает «Стар» через три дня, и она его никогда больше не увидит. Как бы ни росло взаимное притяжение между ними, нельзя позволить, чтобы симпатия выросла во что-то более сильное. Он ведет блестящую светскую жизнь, у него огромное состояние, четыре дома. Кроме того, у него были планы жениться и дать жизнь ребенку. В этом блестящем фильме не было роли для обычного провинциального врача.

– Джудит, я приглашаю вас не из-за одиночества, – сказал он, стоя совсем близко к ней. – Мне бы хотелось пообедать с вами, потому что мне нравится быть с вами. Более того, я хочу проникнуть в вашу душу и извлечь оттуда вашу грусть. Может быть, попытаться вылечить вас таким образом, как вы пытаетесь вылечить меня. Пожалуйста, дайте мне шанс сделать это!

Она едва не ответила «Да», когда зазвонил телефон, который испугал их обоих.

– Извините, – произнес он. Это был его адвокат, и пока Смит обсуждал с ним статью в желтой газетке и условия процесса против нее, Джудит собралась уходить.

Смит сказал:

– Подождите, – и положил трубку.

Он вынул ярко-красный светящийся бутон розы из изящной вазы и подошел к ней.

– Чтобы вы вспоминали обо мне, – тихо сказал он, прикрепляя цветок в петличку ее белого халата.

27

Ингрид Линд посмотрела танец Тигриного Бога, а затем вернулась в свой отель, где занялась с ним любовью. Это стало ее традицией: в конце каждой закупочной поездки щедро вознаграждать себя в Сингапуре обжорством (следы пиршества в виде пятен соуса кэри украшали все столы в ее апартаментах), ювелирными украшениями (не сумев перебороть этой своей страсти, она обогатила свою и без того обширную коллекцию редким черным нефритом) и, наконец, сексом.

Когда Ингрид была в Сингапуре предыдущий раз, она посетила празднество в честь дня рождения Бога Обезьян, а потом тоже очутилась в постели с одним из его участников – неугомонным меднокожим молодым малайцем, который изумил ее своей сексуальной акробатикой. Тигриный Бог не был столь изобретателен, зато обладал большей выносливостью, и теперь, когда экваториальное солнце затопило номер возбуждающим светом, Ингрид впервые за долгое время почувствовала себя вполне умиротворенной и раскрепощенной.

Вот почему, когда зазвонил телефон, она решила не отвечать. Хотела еще поваляться на скомканных простынях, повспоминать некоторые прекрасные моменты, испытанные с Тигриным Богом, который теперь крепко спал рядом с ней. Его длинные черные волосы разметались по подушке, одна прядь спадала почти до пола. Все-таки, решила она, никто так не силен в постели, как танцоры.

Не в силах больше выносить назойливый трезвон, она подняла трубку.

– Слушаю, – лениво произнесла Ингрид, откинув прядь волос со лба и нащупывая пачку сигарет на ночном столике.

– Ингрид, – послышался голос на том конце линии, – это я, Алан.

– А… привет, Алан, – прижав трубку подбородком, она извлекла из пачки «Галуаз» сигарету, прикурила ее от «Ронсона» со своими золотыми инициалами и выпустила струю дыма навстречу солнечным лучам.

Ингрид остановилась в «Раффлесе» – одном из самых дорогих и едва ли не самом богатом историей отелей в мире. Приятной привилегией закупщика такой богатой корпорации, как «Старлайт индастриес» – еще одна из причин, по которым Ингрид нравилась ее работа, – были путешествия. Ингрид объездила весь мир в поисках тканей и фасонов для магазинов одежды «Перфект сайз Старлайт».[9] В Северной Африке она закупала марокканские тюрбаны и налобные повязки, в Египте хлопковые ткани и полотно, в Пакистане батик, в Индии шелк…

Заканчивались поездки в Сингапуре, этом перекрестке импорта и экспорта Юго-Восточной Азии, где она завершала закупки для последнего направления в деятельности фирмы «Перфект сайз интернейшнл» таких экзотических аксессуаров, как сумочки из кожи рептилий, ювелирные украшения с перегородчатой эмалью и парики из натуральных волос.

– Что стряслось, Алан? – спросила Ингрид, откинувшись на подушки и выпуская дым теперь в сторону лениво вращающегося под потолком вентилятора. Даже утром было уже жарко. В Сингапуре, где и ночью температура редко опускается ниже семидесяти градусов,[10] жарко круглый год.