Андреа удивилась еще больше. Почему это так волнует Беверли?

– Я принимаю определенное участие в каждом проекте мистера Вольфа, – сказала она. – «В действительности я делаю всю работу». – Я осмотрю, что я смогу сделать.

Она чувствовала, что Беверли наблюдает за ней из-за темных очков. Казалось, они давали ей возможность заглянуть внутрь человека. Андреа испытывала неприятное ощущение, что Беверли известно о ее настоящих отношениях с Лэрри. Но, конечно, никто не мог знать этого точно, так как Андреа очень старалась скрыть правду. Ей стыдно было теперь, оглядываясь в уже древнее прошлое, сознавать, как же она была легкомысленна, как остро хотелось ей привлечь его внимание, как напоминала она комнатную собачонку, не имеющую гордости.


Когда Андреа узнала, что Лэрри Вольф победил в конкурсе на лучший сценарий и получил высшую оценку в их сценарном классе, она совсем не удивилась. Это был хороший сценарий: Андреа сама написала его. Что ее удивило, так это то, что он не зашел и не сказал ей об этом, – она узнала о победе из школьной газеты.

Андреа было неудобно звонить молодому человеку, хотя ей уже было двадцать пять. У нее совсем не было опыта, и ее мать всегда говорила ей, что порядочные девушки этого не делают.

Но по мере того как проходили дни и недели и она так и не дождалась весточки от Лэрри, Андреа наконец собрала все свое мужество и набрала его номер.

– Эй, Алиса! – сказал он. – Так ты слышала мои новости? Вот здорово, правда? Я бы не смог этого сделать без тебя. Я всем рассказал об этом. Я рад, что ты позвонила, я потерял твой номер телефона. Я просто умираю, так хочу тебя видеть. Я хочу тебе предложить встретиться и отпраздновать это событие!

Сердце Андреа стучало в горле, ее невинность пряталась где-то за ним. Обе ее ноги стали двумя облачками, пушистыми и легкими, она знала, что они никогда больше не коснутся земли.

– Да, – сказала она. – Я с удовольствием. Где?

– Как насчет нашего обычного места, у Шипа? Ты свободна?

Наше обычное место… Ты свободна?.. Это звучало так, как будто у них уже сложились какие-то отношения. Именно так и происходило между людьми, вот на что была похожа любовь. Волнение любви! Неожиданное жгучее желание!

Лэрри прибыл с опозданием на сорок пять минут, но Андреа не обиделась. Любовь означает прощение, решила она, а сексуальное желание означает терпение. Я буду вечно ждать тебя, подумала она, когда бежала к его машине, после того как он ей посигналил.

Вместо того чтобы отправиться прямо к Шипу, они поехали в Малибу, где сидели в машине и смотрели, как волны набегают на залитый луной пляж. Вода светилась зеленым сиянием. В «шевроле», припаркованном рядом с ними, окна были затуманены, и машина раскачивалась.

Они слушали радио, и Лэрри рассказал ей все о себе. Она слушала его, раскрыв рот, и пыталась не обращать внимания на «шевроле». Пока Лэрри уминал пакет миндаля и подробно разбирал такую интересную тему, как Лэрри Вольф, Андреа пыталась понять, привез ли он ее сюда, чтобы обжиматься с нею? Поцелуют ли ее наконец в первый раз в жизни? Пойдут ли они дальше этого, как пара в соседней машине?

Она знала, что множество девушек распрощались со своей невинностью в машинах. Может быть, именно такое прощание происходило прямо сейчас, в этом ходящем ходуном «шевроле»? Когда Лэрри протянул руку вдоль спинки сиденья, у нее замерло сердце. Он собирается начать действия!

– Я привез тебя сюда, Алиса…

– Андреа.

– …рассказать тебе о моих великолепных новостях. Я продал сценарий продюсеру. Он хочет сделать картину.

– О, Лэрри, как прекрасно!

– Да, но, к сожалению, они просят меня переписать некоторые части.

– Переписать? Какие части?

Он глупо улыбнулся.

– Ну, сказать тебе по правде, я не знаю, потому что я не читал его.

– Ты его не читал? Ты имеешь в виду, что ты отдал сценарий, не просмотрев, что я с ним сделала?

– Эй, я ведь доверяю тебе!

Андреа была в замешательстве. Она так много работала над этим сценарием, задерживалась допоздна, пропускала занятия, ссылаясь на мнимые болезни, литрами поглощала кофе, вынашивая замысел и характеристики главных лиц. Она стремилась сделать хорошую работу. Ее обуревали фантазии: он будет ей так благодарен, может, даже обнимет и скажет, что она просто прелесть. Она очень много сил отдала сценарию, и у нее почти не осталось ни времени, ни творческой энергии, чтобы хорошо поработать над своей темой, и в конце концов она получила посредственную оценку. А сейчас он признался, что даже не прочитал сценарий!

– Ты мне поможешь? – спросил Лэрри, и когда она замешкалась, добавил – Ничего, я понимаю. Эй, я все еще должен тебе – обед. Поехали, давай отпразднуем.

Они поехали к Шипу. Была пятница, и там собралось много ребят из колледжа и киношников. Лэрри не мог спокойно сидеть на месте. Он откусывал кусочек от своего гамбургера, потом вскакивал, чтобы подбежать и поговорить с кем-то, кто приходил или уже уходил. Андреа сидела в шуме, сутолоке и ярком свете кофейни, чувствуя, как ее обтекают волны жизни. Люди протискивались мимо нее, смеялись и бесцеремонно обращались друг к другу. Ее рубленая говядина совсем остыла, пока она наблюдала, как ее обалдело прекрасный спутник очаровывал народ за другими столиками. Она положила хлеб с изюмом в тостер и в конце концов сожгла его, потому что не могла глаз отвести от Лэрри. Его энергия заражала всех, она все больше влюблялась в каждый его жест и поворот головы, ей хотелось, чтобы этот вечер вообще не закончился – а вдруг она последний раз вместе с Лэрри. К тому времени, как он вернулся к их столику, чтобы прикончить свой гамбургер, Андреа осознала, что убеждает его в том, с каким удовольствием поможет ему подправить сценарий.

Но Андреа обнаружила, что ее согласие помочь Лэрри вовсе не означает совместную работу с ним, хотя она надеялась именно на это. Ей пришлось забрать сценарий и переделать его по своему разумению. Но она не возражала: наконец в ее жизни появился настоящий мужчина, и перспектива новой встречи с ним питала ее творческую энергию, когда она сидела за машинкой.

Они снова встретились у Шипа. Местные клиенты из колледжа очень ценили, что на каждом столике стоял индивидуальный тостер, это было последним писком. Андреа приготовила для Лэрри тост из дрожжевого хлеба и объясняла, как она изменила сценарий.

Он съел тост, сердечно поблагодарил ее и пообещал позвонить.

Но не позвонил. Прошло три месяца, телефон зазвонил, и Андреа, подняв трубку, услышала голос из своей романтической фантазии, который произнес: «Привет, это я!», как будто они только вчера провели вечер у Шипа.

– Мне очень неудобно, что я не звонил, но я был безумно занят. Я уволился с фабрики спагетти и арендовал квартиру в Голливуде на Фаунтин-авеню.

Он рассказал ей, как обстоят дела со сценарием.

– Они собираются выпустить фильм где-то в следующем году летом. Эй, угадай, что я хочу тебе сказать! Они хотят, чтобы я написал продолжение!

– О, Лэрри, это же прекрасно!

– Подруга, я даже не могу себе представить, что я буду делать без тебя. Ты понимаешь? Я уже серьезно думаю о тебе и обо мне, как об одной команде. Что ты скажешь, если мы объединимся и станем партнерами?

Андреа не могла поверить тому, что она слышала: «команда», «партнеры» – это звучало почти как предложение выйти замуж.

– Да, – сказала она так быстро, что почти задохнулась. – Да, я буду твоим партнером.

* * *

– … Видите ли, мисс Бахман, – сказала Беверли из-за своих огромных очков. – Марион Стар предали. Ее предал Голливуд и те мужчины, которые пользовались ею. Мне бы хотелось, чтобы картина мистера Вольфа обелила ее.

Андреа, которая так хорошо все знала о предательстве, подумала: почему Беверли Берджесс так волнует эта тема? Может быть, Беверли тоже когда-то предали?

– Я постараюсь сделать все, что только возможно, – заверила ее Андреа, удивленная страстной защитой со стороны Беверли Берджесс женщины, которую она никогда не встречала.

«Я выросла, постоянно слыша звуки совокупления из спальни моих родителей, – эти слова были написаны выцветшими чернилами. – Мой отец Эрл Винклер обладал ненасытным аппетитом, моя мать должна была просто подчиняться ему». Андреа читала дневник Марион Стар, сидя в маленькой, спокойной, похожей на библиотеку комнате в «Замке», которая называлась «Китайской». Здесь Марион Стар и ее гости играли в «маджонг». Хозяйка с Мэри Пикфорд и Кларой Боу надевали шелковые кимоно и обычно играли всю ночь. Изюминкой комнаты была двадцатисантиметровая скульптура из нефрита в стеклянном футляре: она изображала эрегированный член. Говорят, что это был подарок Марион от Аллы Назимовой, экзотической звезды немого кино. Гости Марион приходили в Китайскую комнату, чтобы поглазеть на экзотическую безделушку или писать письма за письменным столом. Или почитать, как это делала сейчас Андреа, свернувшись клубочком в кожаном кресле.

«Я не могу вспомнить, как выглядела моя мать, когда она не была в положении. Ее тело всегда было распухшим и огромным, она его скрывала под мешковатой одеждой. Интересно, была ли она хоть когда-нибудь стройной, была ли у нее хорошая фигура, была ли она женственной? Я помню ее всегда прихрамывающей и такой усталой, что я должна была выполнять большинство работы по дому и приглядывать за моими братьями и сестрами. После того как родился Джой, я случайно слышала, как мать умоляла отца оставить ее в покое. Он этого не слышал, и она родила еще троих после Джоя. Ей было двадцать восемь, когда она умерла после осложнения от выкидыша. Это случилось в том году, когда я убежала из дома. Мне было пятнадцать, и я все знала о сексе. И о власти, которой он обладает.

Только спустя несколько лет я узнала, что выкидыш у моей матери произошел не самопроизвольно. Она его вызвала».

В Китайскую комнату вошла парочка и отвлекла Андреа, проходя мимо нее к нефритовой игрушке. Мужчина прошептал своей спутнице: «Я слышал, что Джон Барримор однажды…» Он зашептал еще тише и затем добавил: «В этой самой комнате». Его подружка захихикала. Андреа перевернула страницу и продолжала читать.