Она подождала, когда наконец Уилл, пройдя через холл с мраморным полом, направился в туалетную комнату для гостей, стремительно проскочила просторную прихожую, краем глаз увидев в окне сверкающие огни залива Сан-Франциско. Оказавшись за дверью, она остановилась и перевела дыхание. На площадку выходили двери еще двух квартир: одну занимала Марта Кэмп и ее семья, в другой жили бывший сенатор и два его пуделя. Когда она убедилась, что никто ее не заметил, она торопливо подошла к лифту, нажала на кнопку и проскользнула внутрь кабины. Ее сердце бешено колотилось. Если отец когда-нибудь узнает…

Через неделю они отправились на переправу Тайбьюрон, на пароходе пересекли неспокойный серый залив. Стоя на полубаке, замерзшие и дрожащие, они смеялись. Кристина крепко держалась за отца, как будто желая никогда его не отпускать. Она любила ощущать его близость, близость сильного, крепкого мужчины. Когда она вот так крепко держалась за него, к ней возвращались и чувство собственного достоинства, и самоуверенность, которые покидали ее на время его отъездов. Каждый раз, когда Джонни вновь оказывался дома, с ней, Кристина снова начинала ощущать себя реальной, существующей и достойной существования.

– Мы едем вон туда, Долли! – сказал отец, указывая на берег. – Тайбьюрон.

И это название в его устах прозвучало так романтично и обещало столько приключений, как будто это Шэнгриля или Эль-Дорадо, а не просто берег залива Сан-Франциско.

Они захватили с собой пледы, корзину с едой, игру «скрэбл». Все это несли телохранители Ганс и Уилл, не спускавшие глаз с босса, но державшиеся в отдалении. От переправы Джонни и его дочь шли по главной дороге, потом свернули на проселочную и направились вдоль нее в тени деревьев. Воздух был свежий и морозный, пропитанный запахом соли и звенящий от криков чаек. Они искали место для пикника – Джонни выбирал не простое место, а особенное.

Наконец они нашли полянку на холме, где трава была подходящей, цветы – красивыми, ветер – не таким сильным, солнце – теплым и ласковым. Джонни расстелил плед и усадил Кристину, открыл корзину, расставил тарелки, разложил салфетки, вилки и ножи, поставил два хрустальных бокала. Все это он проделывал торжественно, называя ее madam, что очень ее забавляло. Еды было столько, что хватило бы на целую компанию, но они съели все: целого жареного цыпленка, соленые огурцы, вареные яйца, ржаной хлеб с плавленым сыром и выпили две большие бутылки молока, которые Джонни разлил в бокалы.

Пока они ели, Джонни расспрашивал Кристину об учебе. Нравится ли ей учительница? Какой предмет у нее любимый? А Кристина интересовалась его последней деловой поездкой, но, как обычно, Джонни от ответов уклонялся. Они обтерли руки влажным полотенцем, предусмотрительно положенным миссис Лонгчэмпс, после чего принялись играть в «скрэбл».

Устав от игры, они заговорили о том, что обычно оставляли для таких моментов, как этот.

– Расскажи мне еще о маме, – просила Кристина, и Джонни как-то сразу менялся. Веселость покидала его, речь становилась медленнее; он казался мягче и сентиментальнее.

– Она была самой красивой женщиной на свете, Долли, – говорил он, лежа на спине и разглядывая небо, как будто лицо Сары Синглтон можно было увидеть среди проплывавших по небу облаков. – Она всегда была такая хрупкая, как фарфоровая статуэтка, иногда я боялся дотронуться до нее. Я никак не мог понять, что она нашла в таком парне, как я. Когда мы впервые встретились, я был довольно неотесанный. Стоило мне открыть рот, как Бруклин так и пер из меня. И я считал, что грубость – самая замечательная черта.

Он оперся на локоть и посмотрел на Кристину.

– Твоя мама была настоящей леди, Долли. Она была высший класс и сделала из меня джентльмена. Она исправила мою речь, выбирала мне костюмы и водила в оперу. И где бы мы ни появлялись, люди обращали на нас внимание, мы производили на них впечатление.

– Ты все еще тоскуешь по ней, папа?

Он погладил ее по щеке и сказал:

– Для меня это самая большая потеря на свете, Долли. Когда умерла мама, когда рак унес ее, умерла часть меня. Я молю Бога, чтобы однажды он забрал меня на небеса, потому что хочу в загробной жизни быть вместе с мамой.

В этот момент Кристину буквально переполняло чувство любви – к отцу и к маме, которая сделала его таким счастливым.

– Я похожа на нее, папа? – спросила она, потому что по тем немногим фотографиям Сары Синглтон, которые у них хранились, сходство между матерью и дочерью было трудно определить. – Джонни сел и провел рукой по своим волосам.

– Ты похожа на нее сердцем и душой, Долли, а это – самое важное.

Они отправились прогуляться, и Кристина решила воспользоваться моментом и еще раз поговорить с отцом о его работе.

– Что ты конкретно делаешь, папа? – Ей очень хотелось это узнать, потому что Марта Кэмп говорила, будто ее отец называет Джонни проходимцем, гангстером, и ей необходимо было доказать Марте, что это ложь.

Но Джонни только сказал:

– Пусть мнения других людей не беспокоят тебя, Долли. Главное, что мы сами о себе думаем. Уважай себя, и другие будут уважать тебя.

Она вспомнила о других вещах, которые ей наболтала Марта Кэмп: что Джонни – дезертир и не был на войне, как остальные. Однако Кристина знала, что отец записывался добровольцем, но его от службы освободили из-за лопнувшей перепонки в ухе, как у Фрэнка Синатры. Кристина также знала, что Джонни тайно помог одной семье, наполовину японской, наполовину американской, переехать в другую страну, но это она должна держать в секрете, потому что его поступок посчитали бы непатриотическим.

– Не будем терять время на разговоры обо мне, Долли, – сказал Джонни и помог Кристине перебраться через ручеек. – Давай поговорим на мою любимую тему – о тебе. Расскажи, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Это был трудный вопрос, потому что выбор менялся, казалось, каждую неделю, в зависимости от того, какой она журнал в данное время читала или какой фильм только что посмотрела: сейчас она хотела быть, как Мирна Лой в фильме «Лучшие годы нашей жизни», и заботиться о Фредерике Марче. Поэтому она сказала:

– Я хочу выйти замуж, папа. Я хочу иметь мужа, детей и жить в хорошеньком домике.

– Куколка! – ответил отец, – ты можешь стать кем ни пожелаешь. Не надо тебе выходить замуж только потому, что так поступают другие девочки. Ты можешь достичь большего, если захочешь. Посмотри на эту птичку, которая перелетает с верхушки одного дерева на другую. Она не сидит на насесте и не заботится об этом. Она высоко летает. Посмотри!

Девочка, сощурив глаза, посмотрела на небо, увидела птицу, которая, расправив крылья, парила в воздухе, и подумала, что отец похож на эту птицу. И почувствовала, что ее сердце тоже парит. В следующее мгновение она уже знала, кем хочет быть, когда вырастет.

– Я хочу заниматься бизнесом вместе с тобой. Он засмеялся, обнял ее, но она нахмурилась.

– Но… Как ты зарабатываешь деньги, почему мы богаты?

– Я делаю удачные вложения, Долли. Вот и все. Я просто знаю, куда вкладывать деньги. Ты знаешь, что значит делать удачные вложения, Долли? Ты узнаешь, чего хотят люди, и вкладываешь в это деньги.

– Но откуда ты знаешь, чего хотят люди?

– Спрашиваю себя, чего я хочу. Скажи, чего бы ты больше всего на свете пожелала, если бы могло исполниться только одно желание?

Минуту подумав, она сказала:

– Таблетку, которая бы сделала меня худой.

– Хо, Долли! Если бы я мог делать такие таблетки, то стал бы богатейшим человеком в мире. Но почему такая маленькая девочка беспокоится о своем весе? Когда ты вырастешь, то будешь стройной, вот увидишь.

Кристине не терпелось скорее вырасти и стать стройной. Тогда бы Марта Кэмп и ее подруги не смогли бы терзать ее, как в тот раз, когда Кристина стояла в вестибюле и появились девочки; дверцы лифта открылись, и Кристина вошла в кабину, а другие девочки, войдя, вдруг шагнули обратно, сказав, что лифт наверняка сломается, не выдержав такого веса. Дверь лифта закрылась, и она услышала их смех. Когда Джонни увидел мрачное выражение ее лица, он остановился на тропинке и сказал:

– Ты можешь стать кем захочешь, Долли. Ты должна бороться за это, а если это еще и твоя мечта, то борьба стоит того. Я не всегда был богат. Я вырос в бедной семье и боролся повседневно, просто чтобы выжить. Тогда я решил вырваться из нищеты и стал что-то делать для этого. Знаешь, что однажды сказал генерал Эйзенхауэр? Он сказал, что в собачьей драке важен не размер собак, а размер драки в собаках. Верь в себя, Долли и ты добьешься всего, чего захочешь.

Прогулка по лесу кончалась, и когда Кристина поняла, что настроение отца стало серьезным, тревожное чувство сдавило ей грудь, как будто она предчувствовала, что сейчас произойдет. Наконец Джонни сказал:

– Я должен опять уехать, Долли. Прости.

Кристина была подавлена, но не удивилась сказанному. Всю неделю он был рассеянным и встревоженным, часами разговаривал по телефону, надолго уходил из дома. Такое беспокойство всегда охватывало его, когда, как он сам говорил, дело закручивалось. Она отошла от отца, стараясь не расплакаться. Она представила свое ближайшее будущее: пустое и унылое пребывание в доме, когда она ощущает себя такой одинокой, не слыша отцовского смеха, когда пытается есть невкусные диетические блюда, приготовляемые миссис Лонгчэмпс, и большую часть времени проводит, не выходя из своей комнаты.

– Прости, Долли, – отец подошел и обнял ее, – мне это так же не нравится, как и тебе, но дела, которыми я занимаюсь, требуют того, чтобы их делать там, где есть деньги и связи. Когда-нибудь ты поймешь. – Он взял ее лицо в руки. – Но ты должна знать, что я люблю тебя, Долли, и всегда буду тебя любить. Ты – причина того, что я так часто уезжаю, потому что я хочу, чтобы твоя жизнь была самой лучшей. Все другое у нас есть.

Она прижалась к нему, прощая все его деловые поездки, его подружек и ее одиночество. Все будет хорошо, думала она, когда она станет взрослой. Тогда они займутся бизнесом вместе и отец будет брать ее с собой, куда бы ни поехал.