Рики посмотрел на Филиппу.

– Лучше не тревожить даму, сэр. Я думаю, мы все уладим, не испортив ей настроение.

Рики последовал за ним через выход и вниз по ступеням с красным ковровым покрытием.

– Это здесь, за углом, – сказал Дэнни, заводя Рики в то место, где было спрятано тело охранника.

Увидев труп, Рики опустился на одно колено.

– Не понимаю, – произнес он, пытаясь нащупать пульс на холодной шее лежащего человека. – Что случилось? Какое отношение это имеет к мисс Ро…

Остальное довершил стремительный взмах острого ножа. Яркая красная полоса прошла от уха до уха, и вскоре белая рубашка Рики стала бурой.

Дэнни вернулся назад и вновь слился с толпой, сожалея, что ему нельзя посвистеть, – такое замечательное у него было настроение.


Фрида и Банни стояли в ожидании на верхней площадке широкой лестницы, где не было яркого света, а дверная ниша полностью скрывала их от публики. Когда они шли, несколько человек разглядывали их с любопытством.

– Ну когда? – в сотый раз спросила Банни, так она была взволнована и напряжена. А Фрида, не менее возбужденная, ответила:

– Когда я скажу. Надо убедиться, что все в сборе. Джудит и Смит прогуливались по снегу и любовались звездами в небе, не имея пока желания присоединиться к празднику со звездами в бальном зале. Он вел ее под руку и слушал ее рассказ:

– Морт был художником. Свободный дух. Он создавал красивые вещи из куска грязной глины. Но ему не очень нравилось, что он работал дома, а я каждый день уходила на работу в офис или в больницу. Как-то раз кто-то назвал его «домохозяйкой», и его это очень обидело. Когда умерла Кимми, Морт винил меня за то, что я при этом отсутствовала. «Ты – мать», – сказал он тогда. Я должна была быть рядом, когда ребенок болел. Вспоминая это сейчас, я думаю, что он просто изливал всю горечь из-за неравенства моего и его положения. Иногда к нам приходили письма, подписанные «Доктору и миссис Айзекс».

– И поэтому ты приехала сюда, чтобы похоронить себя заживо?

– В какой-то мере да.

– Думаю, что я не допущу этого.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я собираюсь спасти тебя. Если, конечно, у тебя нет возражений стать женой мужчины, который гораздо старше тебя.

– Ты перепутал порядок изложения, – сказала она с улыбкой. – Надо было сперва сказать, что слишком стар для меня, что я молоденькая женщина, у которой целая жизнь впереди и которая, видимо, не захочет, чтобы старый…

Он остановился и взял ее за плечи.

– Ты думаешь, мои намерения недостаточно серьезны? Я хочу, чтобы ты стала моей, Джудит Айзекс. Я буду ухаживать за тобой и свататься всеми известными мне способами до тех пор, пока ты не скажешь «да».

– Но…

Он приложил палец к ее губам.

– Пожалуйста, произнеси мое имя, мое настоящее имя. Я хочу услышать, как ты это сделаешь.

Она произнесла, и он поцеловал ее, и она ответила на этот поцелуй.

Они все теснее прижимались друг к другу, и она знала что скажет ему «да».

* * *

Дэнни подошел к Филиппе и сказал:

– Мисс Робертс! Я бы не хотел тревожить вас, но не смогли бы вы пройти со мной? У вашего приятеля кое-какие неприятности.

Она посмотрела по сторонам. Рики не было.

– О Господи! – воскликнула она. – Что случилось?

– Мы не хотим никого беспокоить. Пожалуйста, пройдите со мной. Вам все объяснит управляющий.

Он проводил ее к лифту, для которого нужен ключ, но у Дэнни был такой ключ – у него на поясе висела целая связка универсальных ключей. Он не был похож на других охранников, которых она видела на курорте. Во-первых, никто из них не носил ни очков, ни бороды. Во-вторых, он казался старше остальных по возрасту.

Двери лифта открылись, и он посторонился, чтобы пропустить ее вперед. Они вышли в длинный прохладный холл, где в суровой тишине стояли рыцарские доспехи, а в воздухе ощущался затхлый запах. Она понятия не имела, куда они шли.

– Не могли бы вы сказать, что случилось?

– Управляющий сам предпочел бы все объяснить вам. Меня просто послали сопроводить вас.

Они вошли в огромную спальню, отделанную классическим декором в розовых и зеленых тонах, и Филиппа догадалась, что это была спальня Марион Стар – ей довелось видеть фотографии этой комнаты.

– Сейчас, только пройдем здесь, – сказал он, и Филиппа, к своему удивлению, увидела, что оказалась в такой же огромной ванной комнате, стены которой были украшены эротической росписью.

Догадавшись, что он привел ее в знаменитую ванную похоти, что вокруг больше никого нет, она повернулась и сказала:

– Так, а теперь…

И увидела ствол пистолета, направленный прямо на нее.

Дэнни улыбнулся.

– Не беспокойтесь, мадам, – сказал он, – я не намерен использовать эту штуку. Я не собираюсь стрелять в вас. Шум может привлечь внимание. Хотя, если вы хорошенько прислушаетесь, то поймете, что празднество далеко отсюда и там очень шумно.

Она похолодела от ужаса:

– Что вам нужно?

– Сначала я хочу, чтобы вы сняли это платье, легко, изящно и медленно. А я посмотрю.

Ее охватила дрожь.

– Кто вы? Чего вы хотите?

– Перестань, Беверли, хватит притворяться. Уж сейчас-то ты должна узнать меня.

– Я не Беверли.

– Я сказал, вылезай из этого платья!

Дрожащими руками она дотянулась до застежки и расстегнула «молнию».

– Почему вы делаете это, я не понимаю.

Он снял очки и отклеил бороду.

– Теперь понятно?

– Я не знаю вас!

– Хватит, Беверли, и толкни ногой свое платье сюда. Хорошо. Теперь лифчик и трусы.


Фрида решила, что пора. Она искала Лэрри Вольфа. Все это представление было для него. Наконец он оказался в нужном месте, почти в середине холла, близко от лестницы, и стоял лицом к ним, разговаривая с какой-то блондинкой.

– О'кей, – сказала она Банни. – Пошли.

Фрида оценила, как освещается лестница, и сказала:

– Спускайся медленно на двенадцать ступенек. Потом остановись. Стой и не двигайся, что бы ни случилось.

– Пожелай мне удачи, – попросила Банни. Фрида чмокнула ее в щеку:

– С тобой и так вся удача. Иди вниз и стой, чтобы они там все попадали, глядя на тебя.

Банни медленно пошла вниз и, когда увидела, что ее никто не замечает, пошла еще медленнее, задерживаясь на каждой ступеньке, держа руку на перилах. Когда несколько человек случайно взглянули в ее сторону и каждый прервал свое занятие, чтобы рассмотреть ее, она еще продолжала спускаться. Несколько человек прекратили разговор, потом еще несколько. Дойдя до двенадцатой ступеньки, она оказалась на самом освещенном месте, остановилась и замерла, чуть дыша.

Все больше и больше гостей поворачивалось в ее сторону, понимая, что что-то происходит, поднимали головы и замолкали. Тишину нарушали шепот и вздохи, и Банни услышала, как имя «Марион Стар» пробежало из уст в уста, подобно волнам от брошенного в воду камня.

Банни не очень грациозно облокотилась на перила, изображая томный вид, на ней было плотно облегающее платье из темно-коричневого бархата, и выглядела она так, словно ее окунули в шоколад. Черный парик обрамлял лицо, веки, покрытые темными тенями, производили впечатление тлеющих.

Несколько сотен гостей переводили взгляды с нее на фотографии Марион Стар и обратно. Выражение их лиц говорило Банни о том, что замысел Фриды удался. Банни была не просто актрисой в гриме – она была сама Марион Стар.


Пока все взгляды были прикованы к видению на ступенях лестницы, Смит вышел через парадные двери и направился к Саймону Джунгу. У них была намечена короткая встреча, и они вдвоем удалились.


Беверли, сидя у себя, наблюдала за спектаклем, разыгранным на лестнице, с таким же благоговением, как и остальные зрители. Банни Ковальски воскресила образ Марион Стар. Это было невероятно.

Люди начали аплодировать. Не очень дружно вначале, а потом с подъемом, и вскоре рукоплескал весь зал, о чем могла мечтать любая актриса. А за спиной Банни, одетая в скромный черный костюм, приобретенный у Армани, вдалеке от места триумфа своей компаньонки, стояла Фрида Голдман и пыталась поймать на себе взгляд Лэрри Вольфа, у которого на лице было написано: «Так поражен, что не могу поверить в это».

Сид Стерн, кусай себе локти!


А в это время в ванной похоти Дэнни обращался к Филиппе:

– Что-то интересное происходит внизу, дорогуша. Слышишь, как хлопают?

Филиппа была в наручниках. На ней еще остались бюстгальтер и трусики. Когда она отказалась снять нижнее белье, Дэнни сказал ей:

– Ну и ладно, дорогуша. Я же все-таки джентльмен. – При этом он налегал на свой техасский акцент. Потом он надел ей наручники, заведя руки за спину, и усадил на край хрустальной ванны. Теперь он сидел на унитазе из чистого золота и смотрел на нее. Он убрал пистолет – она бы и так никуда не делась – и достал нож.

– Вот этой штукой я прирезал твоего любимого блондинчика, – сказал он, трогая пальцем лезвие.

– Умоляю, – прошептала она. – Что вам надо? Отпустите меня.

– Безусловно, – ответил он с улыбкой. – Отпущу, как ты отпустила меня три с половиной года назад. Помнишь, как я умолял тебя?

– Во имя Господа Бога, я не знаю, о чем вы говорите!

– О Боже, Беверли! – прогремел его голос. – Хватит притворяться! Признайся в том, что ты совершила, и может быть, я буду более снисходителен к тебе. И хватит повторять, что ты не знаешь, кто я такой!

– Не знаю… лицо, может быть, и знакомо…

– Перестань, Беверли.

– Почему вы зовете меня так? Мое имя не Беверли!

– А-а, я думаю, ты хочешь, чтобы я называл тебя Рэчел, как в тот вечер, когда ты заставила меня приползти к тебе. Да, тогда я плясал под твою дудку, но сейчас настала моя очередь, и ты будешь играть по моим нотам! – Он встал и подошел к ней, размахивая ножом прямо перед ее лицом. – А для начинающих – вот мое первое правило…