— О, мисс Гизела! Я думала связаться с вами, но хозяйка и слышать об этом не хотела. Я предложила, чтобы мы послали кого-нибудь за вами. Она сказала — нет. Вы, мол, и так успеете вернуться.

— Но зачем я тебе понадобилась? Что произошло? — Гизела ничего не понимала.

— Хозяин!

Гизела замерла, окаменев.

— Он разбился?

Элси кивнула, и слезы, накопившиеся в ее глазах, полились ручьем.

— Да, мисс. Я знала, что вам будет не все равно.

Бедный хозяин! Как это жестоко, несправедливо!

— Это случилось на охоте? — спросила Гизела.

— Да, мисс. Его принесли вчера утром, как раз незадолго до ленча.

Было трудно разобрать, о чем сквозь рыдания говорила Элси. Но Гизела не проронила ни слезинки, только кровь отхлынула от лица. Потом чужим голосом, с трудом произнося слова, она спросила:

— Он… умер?

— Да, мисс. Он сломал себе шею, — всхлипнула Элси.

Глава 11

Гизела молча прошла мимо Элси и поднялась на второй этаж. На мгновение ей показалось, что потрясение от услышанного лишило ее способности что-либо чувствовать; она двигалась как во сне, механически переставляя ноги, пока не дошла до отцовской спальни. Немного постояла, держась за дверную ручку. Заходить в комнату не хотелось. А что, если его изуродовало? А что, если за закрытой дверью ее ждало нечто ужасное? Но она тут же отбросила эти мысли, как ребячество, и, сделав глубокий вздох, открыла дверь и вошла в комнату. Шторы были опущены, горели свечи в серебряных подсвечниках. По обе стороны кровати зажгли по одной свече.

Странно, но ее волнение улеглось и совсем исчезло, потому что в комнате царил покой, нежданный, непривычный покой, в котором она узнала безмятежное спокойствие смерти. Гизела подошла поближе к кровати. На секунду ей показалось, что Элси, должно быть, ошиблась, и отец всего-навсего спит. Но потом она увидела, что его руки сложены на груди.

Гизела все стояла и смотрела на него. Его губы чуть тронула улыбка, и он выглядел помолодевшим и гораздо более живым, чем при жизни. Тут вдруг она поняла, как все произошло. Он умер так, как мечтает умереть любой охотник, — когда брал препятствие, чувствуя, как взмывает в воздух его конь, готовясь опуститься на землю, а потом — ничего, кроме пустоты. Не было ни боли, ни страданий, ни сожалений, ни тревог, только неожиданное падение и затишье — смерть.

Все произошло так, как он сам бы пожелал, подумала Гизела и всем сердцем захотела оказаться на его месте.

Ради чего ей жить? Что теперь ей осталось? Только пустота одиночества и сознание того, что сердце больше не принадлежит ей самой и что она никогда вновь не увидит человека, которому отдала его.

— О, папа! — прошептала она. — Лучше бы это была я.

Но потом она поняла, что не должна завидовать его вновь обретенному покою. Он Выглядел счастливым, почти совсем как в те дни, когда дом наполнял смех и они жили дружной семьей. Гизела присела возле кровати. Те уроки, которые давала ей мать, когда Гизела только научилась говорить, вернулись к ней, наполнившись новым содержанием, новым смыслом. «Когда люди умирают, они соединяются на небесах с теми, кого любят». Она слышала, как мама произносит эти слова своим мягким голосом, с милым акцентом, превращавшим каждое слово в музыкальную ноту.

Сейчас они вместе. Гизела была уверена в этом настолько, что глаза ее наполнились слезами, и не потому, что отец умер, а потому, что они оба покинули ее здесь. Если бы только она могла быть с ними, если бы только ее не оставили одну сражаться в холодном, жестоком, безжалостном мире, в котором у нее не было даже друга, способного прийти на помощь.

Гизела склонила голову и попыталась молиться за душу отца. Но ей самой казалось, что молитвы не нужны. Если он вновь обрел свою первую жену, то большего рая ему и не нужно. А если нет — то никакие молитвы не помогут спасти его из чистилища, в котором он должен принять муки.

Слезы медленно потекли по ее щекам — скупые, горькие слезы, не дающие облегчения, а только усиливающие страдания. Сейчас она очень пожалела, что после смерти матери так мало для него значила. А еще она пожалела о том, что узнала правду — он не ее отец. Он был к ней по-своему добр. Любил ее, когда она была маленькой, а мама еще была жива. И только позже между ними встала леди Харриет, точно так же, как она вставала на пути всего хорошего и приятного в жизни отца, кроме его любимых лошадей. На конюшне, по крайней мере, ему не бросали в лицо обидные упреки и не доводили до исступления вечными ссорами и перебранками, ставшими неотъемлемой частью его семейной жизни с леди Харриет.

«Теперь он спасен», — подумала Гизела, и сердце ее упало, потому что для нее спасения не было.

Она еще немного постояла на коленях у отцовской кровати и ушла к себе в комнату. Там было холодно и неприветливо, а после роскошных, изысканных апартаментов в Истон Нестоне и замке Хок она взглянула на убогую обстановку новыми глазами. На ее комнату никогда не тратилось ни гроша, хотя леди Харриет переделала внизу все помещения самым затейливым и вычурным образом. А в спальне Гизелы обои свешивались по углам, ковер весь вытерся, шторы выгорели настолько, что с трудом можно было разобрать их цвет и узор. Гизела считала, что такое пренебрежение было намеренным со стороны мачехи. Леди Харриет ненавидела ее. У Гизелы не было в этом сомнения.

С растущим чувством отчаяния девушка подумала, что ей теперь делать. В комнату вбежала Элси с угольным ведерком в руке.

— Извините меня, мисс, что я не разожгла у вас огонь, — сказала она. — Но я не знала, когда вы вернетесь. Хозяйка накинулась бы на меня за бесполезную трату угля, если бы застала за этим занятием.

— Ты совершенно права, что подождала, — успокоила ее Гизела.

— Вы очень бледны, мисс, — продолжала тараторить Элси. — Принести вам что-нибудь поесть? Гизела покачала головой.

— Ничего не хочу, — отказалась она. — Я подожду до обеда.

Она заметила странное выражение на лице Элси и тут же недоверчиво спросила:

— Посторонних не будет?

— Хозяйка принимает двух джентльменов, — сообщила Элси.

— Кто они? — поинтересовалась Гизела.

— Один из них тот, кто вчера привез бедного хозяина домой, а другой — офицерик из казарм; он часто к нам заглядывает.

Гизела плотно сжала губы. Она прекрасно знала поклонника леди Харриет из соседних казарм. Это был развязный майор с большими претензиями, злоупотреблявший гостеприимством ее отца примерно весь последний месяц. Леди Харриет дала очень ясно понять, что она очарована им. Тот факт, что у него где-то осталась жена, совершенно очевидно не сдерживал ее ни в малейшей степени. Что касается второго гостя, то Элси поспешила просветить Гизелу:

— Джентльмена, который привез бедного хозяина домой, — сказала она, — зовут мистер Уотсон. Он задержался, чтобы пропустить стаканчик, пока ждали доктора, и я слышала, как хозяйка пригласила его прийти сегодня и остаться на обед. Тогда мне показалось это немного странным.

Гизела ничего не сказала. Она знала Уотсона, молодого фермера с дурными манерами, который как-то раз на охоте попытался фамильярно завязать с ней знакомство, так что ей пришлось его резко осадить. Он посчитает, что сделал большой шаг вверх по социальной лестнице, раз его пригласили на обед в дом сквайра. Но леди Харриет никогда бы не осмелилась принимать его в доме, если бы был жив сам сквайр.

— Тогда я не спущусь победу, Элси, — решила Гизела. — Принеси мне сюда что-нибудь, если тебе удастся.

— Удастся. Не сомневайтесь, — твердо заявила Элси. В свое время леди Харриет строго-настрого приказала всем в доме не прислуживать Гизеле. Она сама должна была заправлять постель, прибирать в своей комнате; и если кто-нибудь из слуг осмеливался помочь девушке выполнить очередное нелегкое задание мачехи (а перечень таких заданий был бесконечным), то им говорилось, что, раз у них мало собственных дел, придется увеличить круг их обязанностей, ведь они явно не отрабатывают своего жалованья.

Только у Элси хватало храбрости и доброты нарушать это распоряжение. Когда она готовила себе чай, то не забывала отнести украдкой чашку и Гизеле. Когда обстоятельства позволяли Элси оторваться от собственных дел, она всегда помогала Гизеле и обычно спешила в ее комнату с какой-нибудь очередной новостью или сплетней о том, что происходит в округе. Так что, по правде говоря, Элси была единственным человеком, который жалел и по-доброму относился к девушке, никому не нужной в этом доме.

Сейчас, когда Элси разожгла огонь, Гизела уселась на ковер перед камином и протянула закоченевшие руки к пламени.

— У вас новая прическа, мисс, — внимательно рассматривая девушку, сказала Элси. — Очень вам к лицу, если мне позволено будет заметить.

— Тебе нравится? — спросила Гизела.

Она забыла о себе и только теперь поняла, что, когда переодевалась в Истон Нестоне в свое старое платье, не изменила прически, оставив все так, как сделали умелые пальцы Фанни Анжерер.

— Вы очень переменились, — сказала Элси. — Я едва узнала вас, когда увидела внизу. Вы должны всегда так причесываться.

— Наверное, я не смогу сама так уложить волосы, — призналась Гизела.

— О, это совсем нетрудно, — решила Элси, тщательно рассмотрев прическу. — Думаю, сумею вам помочь, пока вы не привыкнете причесываться сами. Я вижу, как закреплены локоны. О, мисс, вы хорошо провели время?

Гизела не сразу ответила. Да и что она могла ответить? Она хорошо провела время? Трудно сказать. Она подумала о тех потрясениях, которые пережила; о страхе и волнениях, опасении подвести императрицу; о любви, проснувшейся в ее сердце и поглотившей ее без остатка; о непроходящей боли при мысли о том, что она потеряла и что уже никогда не сможет вновь пережить.

— Да, я хорошо провела время, — наконец проговорила она.

— Вы мне должны все рассказать, мисс, — сказала Элси. — А теперь мне пора идти. Скоро позвонит хозяйка, чтобы я пришла одевать ее. Я не скажу ей, что вы уже дома, если она не спросит.