— Чего тебе не хватает для счастья, Салима? — осторожно переспросила Замзам.

Кроме потребности ухаживать за детишками в Кисимбани и быть уверенной, что им хорошо, была еще одна причина, почему день за днем Салима собирала детей вокруг себя: она страстно хотела, чтобы все они, крутящиеся в ее дворе, были ее собственными. Жизнь в Кисимбани радовала ее, но собственная семья сделала бы ее совершенно наполненной.

Иногда, когда Метле — она была уже замужем — приезжала к ней в гости, она привозила с собой близнецов, которыми недавно разрешилась. Вначале это были тощенькие крошки — а теперь оба уже стали крепкими малышами с кожей, позолоченной солнцем. И каждый раз, когда Салима брала какого-то из них на руки, она вдыхала запах кожи — смесь ароматов молока, меда и ванили, и ее начинала терзать тоска по младенцу. Но казалось, мечта о муже так и останется неосуществимой.

Слава о Салиме как о предательнице, ходившая по острову, все еще не утихла, и даже маленькое состояние, плодоносные земли, которыми она владела, не перевешивали вполне возможной немилости со стороны султана Меджида, в которую можно было попасть, если попросить руки его опальной сестры. В обязанности Меджида как главы семьи входили поиски супруга своим сестрам. Однако — хотя во всех остальных случаях он был милостив — сейчас, как видно, он не собирался устраивать брак Салимы.

Смерть отца отодвинула ее поездку на свою свадьбу в Оман, потом соперничество братьев разрушило все планы, а спровоцированная извне ее «верность» Баргашу вообще уничтожила всякую мысль о свадьбе. Салиме скоро двадцать. Лучшие годы для замужества миновали, и последующие наверняка будут такими же и пройдут мимо.


Исполнить ее заветное желание под силу было только Аллаху — об этом она часто напоминала себе. Единственное, по чему она тосковала, чему сама могла бы содействовать, тоже казалось ей невыполнимым.

— Мне так не хватает моря, — наконец тихо призналась она. — Я никогда не смогу привыкнуть к тому, что его не видно из окна. — И в нескольких предложениях Салима поведала сестре, что все ее усилия купить поместье на берегу до сих не увенчались успехом. — Несмотря на то, что я наняла самого лучшего диллала , — заключила она почти в отчаянии.

Замзам пренебрежительно щелкнула языком.

— Такое поместье не купить через посредника, дорогая! Такое поместье всегда продается втайне. Если кто-то знает кого-то, и тот тоже знает кого-то еще, а у того есть друг или племянник, или двоюродный брат, который желает иметь в собственности не землю, а золото, или тот, кто предпочитает город деревне. Я хорошо знаю всех людей в округе — позволь мне это для тебя сделать!

18

— Двоюродный брат моего мужа в основном живет в городе, — прошептала Замзам извиняющимся тоном, когда слуга открыл им главные ворота и впустил их. Судить о том, каков сам дом, было трудно — его почти не было видно. Там, где когда-то был разбит ухоженный сад, без присмотра людей под щедрым солнцем Занзибара вымахали настоящие джунгли из пальм и гигантских деревьев манго, с которых свисали плоды, а рядом — плоды инжира. Джунгли из необрезанных гвоздичных деревьев и зарослей кустарника, цветущего всевозможными цветами различных окрасок, хранили здание, как роскошный кокон.

Салима начала внимательно осматриваться, а слуга тем временем открыл ставни выходящих на деревню окон, и лучи, проникшие сквозь узкие щели, заиграли на полу солнечными зайчиками. И хотя она сразу заметила, что скудная мебель от соленого воздуха превратилась в рухлядь, а повсюду хлопьями лежит пыль, что каменные полы стерты и всюду висит плотная паутина, в первую очередь она увидела, как крепки стены этого большого дома и как просторны комнаты с высокими потолками.

— Отсюда можно пройти во внутренний двор, — провозгласил слуга, сопроводив слова движением руки. — Если благородные госпожи соизволят последовать за мной…

Из просторного холла через боковую дверь они вышли во двор, обнесенный высокой стеной, а напротив господского дома располагалась небольшая хозяйственная постройка: помещения для прислуги и кухня с кладовками, как сообщил сестрам их сопровождающий.

На пристройку Салима почти и не взглянула, зато сразу обратила внимание на речушку, выплескивающуюся через отверстие в стене и весело сбегающую по прихотливым извивам между дикорастущими кустами и пучками травы по пояс и вновь исчезающую в проломе в каменной стене на противоположной стороне. Уголки ее рта дрогнули в улыбке.

Маленькая речка во дворе — совсем, как в Мтони.

— Прошу вас, госпожи, сюда, — сказал слуга и повел их назад в дом, потом по лестнице на второй этаж. Свет, прогоняя тени, заполнил все комнаты, когда ставни стали с шумом открываться одна за другой. Вслед за светом через окна поторопились ворваться свежие запахи зелени и цветов, подгоняемые возбуждающим морским бризом. Равномерное дыхание моря, ранее почти заглушаемое тихим шелестом листьев, постепенно набирало силу и переходило в сытое урчанье.

— А отсюда — самый прекрасный вид на море.

Ставни распахнулись, и у Салимы перехватило дыхание. Словно созданные рукой человека стволы пальм под перистыми кронами были изогнуты так прихотливо, что образовали прелестную раму для ослепительно голубого моря, такого яркого, что она физически ощутила щекотанье в животе. На солнце сверкали белые паруса проходящих мимо судов, и на морской ряби покачивались маленькие рыбачьи суденышки.

— К сожалению, во время прилива вода поднимается так высоко, что волны бьются прямо о стену дома, — с виноватым видом сказал слуга и указал на светлую полоску песчаного берега, которая отделяла море от одичавшего сада.

К сожалению? Салима чуть было не расхохоталась. Она представила, как чудесно будет прямо из двери выйти босиком на песок и сразу в воду.

— И что ты думаешь об этом? — осведомилась Замзам, когда слуга с достоинством отошел в затененный угол комнаты, чтобы дамы могли спокойно посоветоваться.

Салима все никак не могла оторвать взгляд от вида за окном. Дом в Бубубу был создан словно для нее.

— Спроси двоюродного брата Хамида, сколько он хочет за дом. И сколько бы он ни захотел, я заплачу.

Тоненькое серебристое стрекотанье цикад наполняло жизнью ленивую тягучесть ночи. Как будто о чем-то мечтая, нарочито медленно лизали берег влажные языки моря, нежно шепча слова все той же песни, что и тысячи лет назад, и будто ласкали песок — белый, мягкий и нежный, как сахарная пудра.

— Вы еще помните двух черкешенок, которых привез наш отец, когда мы были еще совсем маленькими? — Глядя поверх края серебряного кубка, Хамдан переводил взгляд с Салимы на своих сводных братьев — Джамшида и Абд иль-Вахаба. Неровный свет фонарей цветного стекла, наполовину зарытых в песок, скользил по их лицам, смягчая столь различные черты сестры и братьев и вместе с тем делая их неуловимо похожими. Казалось, в возобновленной через много лет дружбе отражается их прошлое: совместные проделки когда-то крепко связывали их прочными узами.

— Из которых ни одна не удостаивала нас, детей, ни единого взгляда, или они, высоко задрав нос, просто проходили мимо, и это нас ужасно злило? — Салима откусила кусочек марципана. — И еще как!

Все переглянулись, припоминая дерзкие проделки. Салима поперхнулась и больше не могла сдержать смех, а вслед за ней разразились громким хохотом братья.

— А павлин! — прыснул Хамдан, собирая на шелковой скатерти карты — после обеда они развлекались играми. — Павлина помните? Как мы выдернули у него из хвоста все перья? Бесхвостый павлин!.. Невиданно… Ха-ха-ха…

— Нам повезло, что отца не было поблизости, а рабы прятали бедную птицу, пока у нее не отросли новые перья… — подвывая, простонал Абд иль-Вахаб. — Иначе мы очень долго не смогли бы принять сидячее положение! Ха-ха-ха…

— Доброе старое время, — задыхался от смеха Джамшид, чья белокурая бородка отливала золотом. Он вытер слезы. — Какой же шайкой бандитов мы были, а?!

— Вы-то, может, и были, — хихикнула Салима. — А я — нет! Я была самой маленькой из девочек и только исправно делала все, что мне велела Шевана!

— Ха-ха, вы только послушайте ее! — воскликнул Хамдан, схватил сестру грубовато-ласково за шею и слегка потряс ее, так что Салима взвизгнула и инстинктивно приподняла плечи. — А кто постоянно тайком сбегал из дома, чтобы за городом устраивать охоту на невинные манго?

— Да перестаньте же, я больше не могу! — Абд иль-Вахаб изнемогал, сползая с широкого тканого покрывала на песок и держась руками за живот, болевший от смеха, переполненный к тому же чаем, шербетом, острыми закусками и сладостями, которые Салима приказала подать сюда, прямо на берег.

Смех постепенно затих, подобно морскому отливу, бьющее через край веселье сменилось тишиной, наполненной волшебством тропической ночи. Словно шелк и бархат, теплый воздух и свежий морской запах окутали их, а отблески фонарей и сияние звезд добавляли их лицам таинственности. Салима испустила блаженный вздох.

Двоюродный брат мужа Замзам сначала немного жеманился, хотя и дал открыто понять, что поместье ему ни к чему — он предпочитал жить в деловом районе города. Но, невзирая на это, он не хотел с такой легкостью избавляться от собственности. И все же Салима проявила настойчивость. Она забросала его искусно сформулированными письмами, Замзам тоже вмешалась в переговоры, и аргументы она изредка подкрепляла чудесными печеньями и специально приготовленным жарким. Возня с домом затянулась не на одну неделю, и только тогда они пришли к согласию: Салима снимает дом и землю на неопределенный срок за ежегодно выплачиваемую сумму. Поместье Бубубу теперь принадлежало ей.

И как море ежедневно и еженощно стремило волны к стенам ее дома, точно так же и спутники ее детских и отроческих лет вновь проложили дорогу к ее крыльцу и навещали ее почти ежедневно без формального уведомления о визите. Как будто они убрали с жизненного пути все помехи, вернувшись к беззаботным дням, без строгих правил приличия и прочих тягот взрослого бытия.