– Разве он новый?

– Ну да! Подарен мне некоей Зиной Трубецкой.

– Хорошие у тебя подруги – диваны дарят... Слушай, Надя, я вот что решил... – Приподнявшись на локте, он провел ладонью по ее телу.

– Что? – с радостным любопытством спросила она.

– Я никуда не уйду от тебя.

– Как это? – растерялась она.

– А вот так... – Он прижал ее к себе. – Я без тебя не могу.

Надя моментально представила себе Альбину – как та возвращается домой, а там – никого. Не о ком заботиться, некому готовить обед, стирать и гладить рубашки, не для кого благоговейно хранить тишину в доме – словом, «создавать условия». А Новый год? Одна, в пустой квартире, брошенная... Тут и здоровый человек умер бы от тоски и ужаса, что уж об Альке говорить...

– Нет! – вздрогнула Надя.

– Почему? Разве ты не любишь меня?

– Люблю...

– Так в чем же дело? Или ты боишься, что я стану мешать тебе? Но это временно, скоро мы с Альбиной разменяем нашу квартиру и все такое... – нахмурясь, торопливо заговорил Леон.

– Не в том дело! – перебила она. – Дело в Альке! С ней нельзя так поступать!

– Мы уже поступили... – Он усмехнулся, откинувшись назад.

Надя растерянно смотрела на него. Это был немного другой человек – не тот, которого она видела раньше. Этот новый Леон твердо шел к своей цели и ни в чем не раскаивался. Этот Леон мог думать не только о возвышенных материях, витая в мире звуков, но и о вполне реальных вещах – о размене квартиры, например...

– Мне очень жаль Альку, – пробормотала Надя. – Я тебя люблю, но... Вот что – давай еще раз хорошенько все обдумаем. Ты действительно готов изменить свою жизнь?

– Ага... И думать я не собираюсь. Я хочу быть с тобой – и точка.

Он неподвижно смотрел на нее – так же пристально, почти не мигая, как прошлым вечером.

– Какие у тебя глаза... – завороженно сказала Надя, сжав в ладонях его голову. – Ни у кого таких не видела. Словно камни драгоценные.

– Да ну? – усмехнулся он.

– Да! Такие... зеленовато-серые, ясные... – Она поцеловала его в подрагивающие веки.

– Ты мне не ответила.

– Вот что, Леон... Давай отложим все до начала января. Пусть пройдут праздники – а там уж делай, что хочешь... Нет, правда – слишком жестоко оставлять женщину прямо перед Новым годом!

Леон задумался. Кажется, доводы Нади показались ему вполне убедительными.

– Хорошо, – наконец согласился он. – После праздников я расскажу ей обо всем.

– Обо всем сразу – не надо! Лучше постепенно, исподволь... У нее слабое сердце, не забудь!

– Которым она вечно всех шантажирует! – с досадой произнес Леон. – И тебя в том числе...

– Леон!

– Ладно, не буду... Только учти – я не передумаю. Все очень серьезно.

– Правда? – Она положила голову на подушку – рядом с его головой.

– Правда... – Он поцеловал ее в нос.

– И я буду твоей музой? – весело спросила она.

– И ты будешь моей музой! – засмеялся он.

Так они смеялись и веселились – точно дети, пока за окном не стало смеркаться.

– Иди, – строго сказала Надя. – Альбина, наверное, уже приехала – она будет тебя искать.

Леон нехотя подчинился. Уже стоя у порога, он сказал:

– Надя... Я тебя люблю... Безумно, как сумасшедший! Я тебя обожаю... Какие еще есть слова? Все они принадлежат тебе... Да! – спохватился он. – Я тебе позвоню?

– Только тайком! Мы не можем испортить Альке Новый год.

– Ну да... А ты? С кем ты будешь в новогоднюю ночь?

– Ни с кем!

– Тебе будет грустно... – Он взял ее за руку.

– Мне будет грустно только в том случае, если Алька раньше времени начнет догадываться о нас. Все, иди!

Он уже шагнул за порог, а потом снова вернулся, чтобы сказать с серьезной, таинственной интонацией:

– Это судьба. Чему суждено случиться – то и произойдет. Как ты ни пряталась, как ни избегала меня, как ни старалась убежать – ты моя, и только моя. Любовь настигла тебя. Точно так же Данаю настиг золотой дождь! Не пытайся сопротивляться любви...

Он ушел, и Надя осталась одна.

«Самое тяжелое еще впереди... Что будет с бедной Алькой, боже мой, что с ней будет!..»

* * *

Перед старинным трехэтажным особняком, в котором располагалась художественная галерея, топталась небольшая очередь.

– Какой нынче народ стал на культуру падкий! – с непередаваемой интонацией произнесла Рая. – Нет, ну вы только посмотрите – очередь! А сегодня, между прочим, тридцатое декабря – самое время по магазинам бегать да салаты резать...

– И елку наряжать, – напомнила Надя.

– Вот-вот!

На большой полотняной растяжке, висевшей над входом, привлекала внимание надпись: «Фотохудожник Артур Сипягин. «Женщина в интерьере».

– Еле вас всех вытащила! – с укором произнесла Лиля. – Какие же вы все-таки клуши...

– Лилечка, я не отказывалась, – улыбнулась Альбина.

– Да, ты молодец, а вот Надька с Райкой... Надька, мы ж все на тебя пришли посмотреть! Эта выставка через неделю заканчивается...

– У меня работа, – попыталась оправдаться Надя.

Она солгала. Дело было вовсе не в работе – просто она боялась увидеться с Альбиной. Боялась, что Алька прочитает по ее лицу правду...

– А у меня любовь-морковь! – вызывающе объявила Рая.

– С Гюнтером, да? – жадно спросила Лиля. – Ну, которого Надька переводит...

– С ним, – гордо подтвердила Рая. – Все очень серьезно.

– Ой, мамочки, что будет, что будет... – пропела Альбина. Она выглядела очень хорошо – беленькая, ни тени румянца, черная челка мысиком торчала из-под зимней, отороченной мехом шляпки. Огромные, блестящие, кроткие глаза – словно у олененка Бэмби из детского мультфильма. – Райка, а если Колесов узнает?

– Мне плевать... – мстительно произнесла Рая. – Но он узнает – и скоро.

– О чем ты? – насторожилась Лиля. Сегодня на Лиле был коротенький полушубок и кокетливая шапочка – в бежевых, нежно-пастельных тонах. И оранжевые сапожки, оранжевая сумочка, шарфик в оранжевую клеточку...

– А вот о чем... – сделала таинственную паузу Рая. – Я, собственно, для того и пришла, чтобы сообщить вам, девочки, нечто сенсационное. Мы с Гюнтером...

– Так я и знала! – всплеснула руками Надя. – Вы с Гюнтером! Господи, и зачем я тебя с ним познакомила...

– Наденька, Наденька, не перебивай! – в один голос взмолились Альбина и Лиля.

– Так вот, – невозмутимо продолжила Рая. – Мы с Гюнтером решили пожениться. Мы поженимся и уедем к нему, на его родину.

Подруги растерянно переглянулись. Все молчали, ошеломленные новостью. Никто такого поворота событий и не предполагал.

– Вы – женитесь?.. – прошептала Надя.

– И уезжаете?.. – открыла Лиля свой хорошенький, похожий на сердечко ротик.

– А дети? – испугалась Альбина. – Райка, да ты спятила – а как же дети?!

– И мама твоя!

– Колесова, ты шутишь!!!

– Мы с Гюнтером женимся и уезжаем к нему домой. Детей берем с собой. Мама остается здесь, – громко повторила Рая. Обычно Рая любила немного приврать, но сейчас в выражении ее лица было нечто такое, что подруги поверили ей сразу и безоговорочно. Рая Колесова покидает их... Возможно, навсегда.

– Так и надо ему, твоему Генке! – вдруг мстительно произнесла Лиля. – Десять лет из тебя кровь сосал... Поезжай, Раечка, поезжай, ни о чем не жалей...

– Гюнтер хороший, Гюнтер тебя никогда не обидит!.. – воскликнула Надя.

– Райка, как же я за тебя рада... – От избытка чувств Альбина бросилась Рае на шею.

– И я тебя поздравляю!

– От всей души... Райка, молодец!

Надя и Лиля тоже принялись обнимать Раю.

– Да тише вы, сумасшедшие, задушите!

Они еще немного повздыхали, повосторгались, а потом нехотя поплелись к кассе, в хвост очереди. До выставки ли сейчас им было! Обсуждали только Райкину новость.

– Языка-то ты не знаешь...

– Ничего, выучу!

– Кстати, дети очень быстро привыкнут к чужой стране, к отчиму. У них мобильная психика, я читала...

– Да-да, Лилечка, ты права – с детьми проблем не будет.

– Гюнтер в тебя с первого взгляда влюбился, Райка...

На первом и втором этаже галереи была какая-то постоянная экспозиция. Но подруги игнорировали ее и пошли сразу на третий, где выставлялись работы Артура Сипягина.

– А ничего так... – огляделась Рая.

– Давайте Наденьку искать! – завертела головой Альбина.

«Женщина в интерьере»... Название оказалось очень точным. На каждой фотографии была женщина, в тех или иных декорациях. Блондинка в неглиже, развалившаяся на шкуре белого медведя – тот скалил клыки, и блондинка тоже очаровательно улыбалась... Брюнетка в полутьме, на фоне тяжелых штор и огненного заката, с длинным мундштуком и роковым выражением лица... Дамы за столом, играющие в карты (если приглядеться, становилось видно, что карты не вполне обычные – на каждой из них изображен мужчина)...

– Ой, вы вон на эту посмотрите – голая, на анатомическом столе... Ей какой-то мужик сердце вырезает! По-правдашнему или нет?

– Скорее всего, это фотомонтаж, Раечка...

– А мне вот это фото нравится. По-моему, очень стильно – она лежит на диване, с бокалом вина, а рядом питон клубком свернулся... Кстати, вы не находите – женщина на нашу Лилечку похожа?

– Что-то есть...

– Нет, а меня Артур не стал фотографировать, – вдруг обиженно произнесла Лиля. – Как я его ни просила...

– Да где же Надя изображена-то наша, в конце концов?..

Только в последнем зале они нашли то, что искали. Выставленные в нем фотопортреты были стилизованы под старинные картины. Здесь не было ни одного известного лица, хотя обычно такие вещи проделывают именно со знаменитостями, но тем даже интереснее выглядели фотографии. Игра фантазии в чистом виде, ирония над современной женщиной и одновременно преклонение перед ней.

Дама с горностаем – вместо горностая на руках изображенная держала лысую кошку породы сфинкс... Боярыня Морозова – суровая тетка, грозившая толпе с карусельных саней в парке Горького... И все такое прочее...