— Круто! Эти французские девочки такие горячие. Ты, по-моему, встречался с этой актрисой? Ну, такой сексуальной, которая в прошлом году снималась в фантастике? Как же ее звали?

— Эмануэль, — подсказала я с издевкой, а Джейк положил руку на мой зад.

— Вообще-то, Джейк, мы расстались. И я бы сделал это раньше, просто я не верю в разрыв отношений по телефону, — сказал Люк.

— Ну да, правильно. А лучше вообще с ними не завязывать. В конце концов сама все поймет. — Джейк засмеялся, Люк тоже, но было похоже на то, что он заскулил. — Ладно, Люк, было здорово тебя увидеть, и принеси мне уже, черт возьми, свой следующий проект!

Джейк как ни в чем не бывало взял меня под руку, и мы удалились. Меня тянуло оглянуться, но я знала: чтобы сохранить тот ничтожный остаток достоинства, который я не успела потерять, мне надо вцепиться в Джейка и идти строго по прямой. Я держалась за драгоценную жизнь в бушующей реке дружеских похлопываний по спине и рукопожатий.

— Тебе весело, Элизабет? — прошептал Джейк мне на ухо, когда мы направлялись к VIP-местам, отгороженным специально для высокопоставленных членов съемочной группы.

— Да, мне очень весело. Потрясающе весело, — заверила я его, когда мы нашли свои места. Наконец-то можно сесть и переварить встречу с Люком. Она произошла так внезапно, и теперь я старалась осмыслить каждое его слово. Моя голова начала раскалываться, а тут еще к нам пристала гиперактивная журналистка и принялась лить бальзам на и без того раздутое до невероятных размеров эго Джейка. Она подарила ему интимный поцелуй, и я в сотый раз за вечер поблагодарила Бога за то, что предупрежденный — вооружен. Иначе уже сейчас я сидела бы в туалете вся в слезах из-за того, что мой мужчина раздает себя направо и налево женской части аудитории.

— Джейк, дорогуша, я специально взяла место рядом с тобой! — проревела она с английским акцентом, откидывая назад ужасно обесцвеченные волосы.

— Невероятно, дорогая, — безучастно сказал Джейк.

Она смерила меня оценивающим взглядом и тут же забыла обо мне как о чем-то незначительном. Я знала, она не могла понять, в чем тут секрет. Как удалось такой замухрышке заполучить Джейка Хадсона — да еще на самом престижном событии года? Я еле сдержалась, чтобы не сказать ей, что у меня есть то, чего нет у нее, — безразличие.

Джейк снял пиджак и положил его на колени. Я озиралась, определяя, где мы сидим. Мы попали в самую середину ряда актеров, сюда заглядывали все, чтобы увидеть ключевых игроков спектакля. В таком суперсовременном месте стулья были распределены с поистине деревенским простодушием — на них просто висели листы с именами, распечатанными жирным шрифтом, прикрепленные скотчем к обратной стороне спинок кресел. Одинаково для Кэмерон, для Бена, для Джен и всех остальных. У меня аж сердце защемило от такого равноправия.

Свет погас, и я приготовилась смотреть. Фильм был бесконечным, с оглушительными взрывами и длинными паузами на экране шириной с Гималаи. Закончив уплетать поп-корн и погремев кубиками льда на дне стакана с колой, Джейк откинулся на спинку и взял меня за руку. В темноте я представила себе, что это Люк Ллойд, и во время дневных сцен пыталась отыскать его, блуждая взглядом по залу. Но мне не удалось изучить затылки сидящих впереди меня в поисках кудрявых черных волос. Меня выбило из колеи странное поведение Джейка — он как-то странно сжимал мою руку. Поначалу я решила, что он нежничает, но потом, когда он в течение какого-то времени не проявлял ни нежности, ни даже намека, что вообще замечает мое существование, я подумала: реакция на то, что он видит на экране. Рукопожатия выражали скрытые эмоции Джейка. Я стала наблюдать.

Вот солдат произносит монолог. Джейк хватает мою руку — с таким ожесточением, что я заподозрила у него сердечный приступ. Но оказалось, ничего подобного. Он был полностью поглощен фильмом. Равнение на середину.

Во время какой-то захватывающей романтической сцены он стал ритмично сжимать мои пальцы.

Перестрелка. Никаких пожатий.

Пейзажи. Мои пальцы посинели и чуть не отвалились — так он сжал их.

Любовная сцена. Ноль эмоций.

В конце концов я пришла к выводу, что Джейк в душе оставался настоящим деревенским парнем. Я знала, что он из Канзаса, но то, как он реагировал на поля и коров, просто невозможно было описать. Джейк стал расти в моих глазах. В конце концов Люк Ллойд так мне и не позвонил, и даже цветов не присылал, а я спала с ним. Люк оказался самым ужасным голливудским самцом — Джейк по крайней мере был честным. Люк прикрывался этикой и моралью, оставаясь самым отъявленным лжецом и слизняком из всех. И вот когда я уже была готова изменить свои привязанности и прозреть, голова Джейка упала мне на плечо. Я решила, что он, наверное, заснул, но когда я взглянула на него, он издал долгий, протяжный стон. Не тот, что издают, смеясь над скабрезным анекдотом, к сожалению. Это был стон удовлетворения. К тому же очень громкий. К счастью, он совпал со сценой бомбежки Берлина, иначе весь театр обернулся бы, чтобы понаблюдать за настоящим действом.

Нет, это был стон, который издает мужчина, прежде чем… ну, в нашем случае, прежде чем мерзкая блондинистая журналистка вытащила свою руку из его штанов. Я тупо воззрилась на Джейка, он повернул голову и широко мне улыбнулся. Журналистка спокойно вытерла руку о подлокотник и улыбнулась короткой победной улыбкой. Больше никогда не буду с наивным удовольствием пожимать чью бы то ни было руку! На экране поехали титры, публика поднялась, зал разразился овациями. Фильм имел успех, и поэтому то, что Джейк так стремительно вскочил, было вполне оправданно. Только вскочил он, уже не держа меня за руку. Я его руку точно не возьму.

Зажгли свет. Я подмигнула ему и извинилась: мне надо в туалет. По пути к шведскому столу я заметила Дэниела Роузена — он жал чью-то руку. Пока я мялась, поприветствовать его или нет, кто-то подошел ко мне сзади и легонько прикоснулся к моему плечу. Люк.

— Привет. — Он стоял и смотрел на меня.

— Привет, — ответила я, не найдя ничего лучшего.

— Отлично выглядишь.

— Спасибо.

— Ты здесь вместе с этим парнем? — Он был похож на маленького ребенка, который только что потерял свою соску.

— А почему ты мне ничего не сказал про свою подружку?

— Я хотел, но…

Я знала, что будет дальше. Неизбежные извинения и прочая чушь, которую я так отчаянно надеялась услышать. Я хотела простить и забыть, но мой инстинкт самосохранения взял верх прежде, чем я растаяла, и я позволила ему совершить надо мной насилие. Я подняла руки в знак того, что не хочу, чтобы он продолжал.

— Не имеет значения, Люк. Это больше уже не имеет никакого значения. Это не мое дело.

Он положил ладонь на мою руку, и я отступила, чтобы оборвать эту связь.

— Ладно, я понимаю, что ты не хочешь быть со мной. Но только не оставайся с ним. Он подонок. Он натягивает женщин, как трусы. Я не могу спокойно смотреть, как он ломает тебя.

— Ломает? Мы что, в восемнадцатом веке живем, Люк? Я уж как-нибудь о себе позабочусь.

Люк закусил губу.

— Да уж, я знаю. — Он улыбнулся, и я не удержалась — улыбнулась в ответ. — Помнишь, ты говорила, что если это не любовь, то, значит, работа. Так вот, мне понравился сценарий, который ты оставила.

Этого я никак не ожидала.

— Да ну? Догадываюсь, почему ты так говоришь — знает кошка, чье мясо съела.

— Вовсе нет. И вообще мне не за что чувствовать себя виноватым. К тому же я твердо знаю, что любовь и работа — разные вещи. Ясно? Я не стану рисковать пятнадцатью миллионами долларов только ради того, чтобы извиниться.

— Никогда?

— Ни за что. Так когда мы встретимся и обсудим проект? Я бы еще хотел увидеть автора сценария — у него получилась мощная работа. По-моему, он настоящий талант. Как его имя — Джейсон Блум?

— Именно. — Я бодро кивнула. Внезапно Люк поднял руку и поздоровался с кем-то за моей спиной. Я оглянулась. Там, на расстоянии плевка, стоял Дэниел Роузен. Вот так просто стоял. Я обрадовалась, что мы в этот момент обсуждали не наши «романтические отношения».

— Привет, Люк. Позвони мне завтра. Я все еще хочу обсудить несколько пунктов договора Мэла, — сказал Дэниел. Люк кивнул, а Дэниел обратился ко мне: — Здравствуй, Элизабет, рад видеть тебя вне офиса. Желаю хорошо провести вечер, — сказал он и растворился в толпе.

Коротышка Хосе смотрел на Дэниела, когда говорил о дьяволе! Я снова повернулась к Люку — он ежился. От холодного вечернего воздуха?

— У меня от этого парня мурашки по коже, — сказала я, как обычно не сдержавшись.

— У меня тоже, — отозвался он с улыбкой. — Так когда я смогу увидеть тебя? Я хочу сказать: когда мы встретимся? — Он радовался, как собака, которой обломилась кость. А я была счастливой как никогда.

— Как насчет вторника? Утром, я имею в виду. В твоем офисе. При дневном свете. — Сертифицированная идиотка.

— Знаешь, Лиззи, утром обычно есть дневной свет.

— Хорошо, я позвоню, и мы договоримся. А теперь, пока ты не передумал и я не сказала что-нибудь ужасно грубое, я пойду. — Я собралась уходить.

— Одна? — Он запнулся. — Я не… в том смысле, что со мной, ведь не с ним… нет? — Он выглядел раздавленным, и я знала, что могу помучить его еще, чтобы заставить почувствовать, чего я стою, пожалеть о том поступке и той французской «соске». Но я просто не смогла.

— Нет, Люк. Я иду домой одна. Джейк не в моем вкусе. Мне нравятся честные мужчины.

— Ой… — Он схватился за сердце, когда я игриво пожала плечами. — Знаешь, я никогда не лгал тебе, Лиззи, просто не успел сказать то, что в перспективе все равно не имело бы никакого значения.

— Увидимся во вторник. И не заставляй меня ждать.

Голливудская мудрость: чем больше твое влияние, тем дольше люди должны ожидать встречи с тобой.