Клэр Нейлор - Звезды без глянца

— Беру, — сказала Миа. — То, что надо.

И я вдруг поняла, что это был единственный раз, когда она высказала одобрение, за все время, что мы провели здесь. Обязательно всюду воротить нос, чтобы дать понять, что ты богат? Выказывать недовольство всем и вся? Даже при том, что, как я подозревала, внутри она прыгала от счастья с тем же самым ликованием, какое испытала бы и я, если бы имела возможность купить себе кусочек американской истории. Изготовленный в двадцатых годах для богатой наследницы, которая, наверное, танцевала на лужайке в полночь с Ф. Скоттом Фицджеральдом. А кто бы остался равнодушным?

— Держу пари, что вы придете домой, наденете его с пижамой и будете прыгать на кровати и смеяться! — Стоило этим словам слететь с моего языка, я поняла, насколько бесхитростно они прозвучали. И хотя мысль о том, чтобы найти себе богатого мужчину, никогда не приходила мне в голову, этого и так не произойдет. Женщин, подобных Миа, делала женщинами, подобными Миа, не страсть к побрякушкам. Тут требовался большой талант. Было нечто, что привлекало в них богатых мужчин. Их кажущееся безразличие. Такое же надменное и ледяное, как Эверест. Они непременно выдавят из себя «спасибо», если вы подарите им маленький, совершенной формы остров в Карибском море на Рождество, но обычно их лица остаются так же холодны, как бриллианты, которые они ошибочно принимают за эквивалент любви.

— О, не думаю, что вообще когда-нибудь надену это, — сказала Миа, когда мы сели в ее машину и поехали в Агентство. — Вещица довольно вульгарная, по-моему. Но я знаю, что в Музее современного искусства в конце года запланирована выставка «Драгоценности двадцатого столетия», там такую вещь оценят.

Взглянув на нее украдкой, я заметила, что выглядит она старше своих лет. Губы втянуты, и щурится, когда смотрит на дорогу.

— Если ты возьмешь у Скотта кредитку и позвонишь в магазин, когда доберешься до Агентства, то к пятнице привезут, — сказала она так, словно я… второй ассистент ее мужа, я полагаю.

— Хорошо, — пообещала я. — Я провела очень интересный вечер. Спасибо, что взяли меня с собой.

— Что? — Она проверила помаду в зеркало заднего вида. — A-а, ну да, конечно. Не за что.

— Вы можете высадить меня перед главным входом, если хотите. И вам не надо будет сворачивать направо, — сказала я, указывая, где она могла остановиться.

— Отлично. Так и сделаю. Ну спасибо, Элизабет. И… ты не могла бы мне позвонить, когда заплатишь? Просто чтобы дать мне знать.

— Конечно. — Я кивнула и открыла дверь.

— Да, и послушай, почему бы тебе не приехать в субботу? — Она неожиданно обернулась ко мне и улыбнулась, и я почувствовала себя польщенной. Круто, провести субботу с Миа и ее подругами! Ничего интереснее я себе не придумаю. Хотя придется потратить деньги с и без того уже пустых карточек, ну и что?

— В субботу? — живо повторила я. — Звучит прекрасно. А во сколько?

— Около одиннадцати. — Она не заглушала двигатель.

— Хорошо, — сказала я. — Буду!

— Отлично. — Машины позади нее гудели, напоминая, что она тут не одна. — Пока, Элизабет. Жду тебя в субботу. Да, и постарайся не опаздывать.

На последних словах она вскинула руку с поднятым вверх средним пальцем — жест, адресованный водителю стоящей за ней машины, — и лихо свернула, не подумав включить поворотник. Да, думала я, идя назад к зданию Агентства, Миа Вагнер, возможно, не самый лучший выбор для меня, и, уж конечно, я не самая подходящая для нее подружка. Но это и хорошо в дружбе, ведь так? «Друзья негаданно приходят!» — как поется в песне.

Приближался конец недели. Вообще-то была среда. И один из наших самых раскрученных актеров исчез.

— Найди мне Тони! — выкрикнул Скотт из своего кабинета, едва я вбежала в офис (после девяти прошло несколько секунд). Из дома я вышла в семь тридцать — отдохнувшая настолько, насколько это было возможно, учитывая, что до двух ночи мне не давали заснуть весьма энергичные занятия аштангой за стенкой. Ударов и глухих стуков было так много, что я, наверное, давно услышала бы за окном сирену полицейских, приехавших на сигнал о домашнем насилии, если бы не знала, что соседка практикует отказ от насилия, причем в самой дзэн-буддийской манере. На целых десять децибел громче, чем молодая пара, разбивающая тарелки.

Потом дорога. Машина — идеальное место, чтобы опробовать на практике то, что поведала мне из своего духовного опыта Алекса, когда на прошлой неделе мы столкнулись на лестничной площадке с мусорными пакетами. Но как бы я ни пыталась расслабить мышцы тазового дна, я еле сдерживалась, чтобы не выплеснуть свою ненависть на эту дрянь на «БМВ», которая подрезала меня на крайней левой. Все свое спокойствие, которое к тому моменту удалось накопить, я разом потеряла, выдав: «Чтоб тебя сплющило со всем твоим гребаным причесоном, "Тами-69"!» — быстрее, чем «ом». Мне точно придется почистить свой рот и душу в «Холливей клинерс» в следующий раз, когда Виктория пошлет меня туда с коллекцией своего похоронного облачения.

И кто мог осудить меня за то, что я слишком часто повторяла нецензурные выражения (это от отсутствия личной жизни)? Во всем виноват Скотт.

— Ты нашла мне Тони? Это срочно, крайний срок — вчера! — еще раз потребовал он, на сей раз перекрикивая «Линкин парк», свой новый способ оттяга.

— Я уже работаю над этим, — сказала я, одной рукой набирая номер Тони, другой стягивая куртку и помогая себе зубами. Сотовый Тони переключался на автоответчик. Я взяла картотеку и нашла его домашний телефон. Не люблю звонить домой нашим клиентам, особенно актерам, которые всегда так ревностно защищают свою личную жизнь. Кое-кто даже с ума сошел по этому поводу.

«Привет, меня нету. Оставьте сообщение». Тони — один из самых неприглядных мужчин, и с ним мне меньше всего захочется переспать. Но вам бы захотелось. Если бы вы увидели его в мультиплексе. А особенно — на награждении Академии, в роли обладателя награды, в его облачении из демонической красоты кожи. Но не захотелось бы, если бы вам случилось наткнуться на него в туалете дублинского паба, навешивающего в челюсть отважному папарацци. Хотя и в таком виде он бы обязательно кому-нибудь понравился. Тони был ходячим примером словарного определения «красивый до умопомрачения». С акцентом на последнем.

Я заметила, что на карточке красными чернилами был нацарапан телефон матери Тони. «Мамашка Тони», — гласила надпись, под которой красовался номер телефона в Ирландии. Я прикидывала, хватит ли у меня смелости позвонить по нему. Не хватило.

— Скотт, я оставила сообщения на оба телефона, но ответа нет. Нам остается только сидеть и ждать, пока он свяжется с нами. — Я поднялась из-за стола и сунула голову в кабинет Скотта. Пришлось, потому что с легкими Паваротти повезло больше, чем мне, и Скотт мог элементарно не расслышать меня сквозь какофонию металлического рэпа.

— А матери ты звонила? — Скотт с завидным усердием уничтожал шестнадцать миллиардов мозговых клеток, которые не восстанавливаются.

— Его матери? — Я прикинулась, что в глаза не видела красных каракулей пятьдесят секунд назад. — Хорошая идея. Пойду найду ее телефон и попытаюсь.

— Это срочно, Лиззи! — проревел он, грохнув кулаком по столу с такой силой, что подставка для ручек подпрыгнула, а мышка беспомощно взлетела в воздух. Дэвид Склански со своей «Теорией покера» рухнул на пол. Очередным страстным увлечением Скотта стала онлайновая игрушка «Техасский холдэм». Откуда-то из Коста-Рики. И настроение у него было или не было в зависимости от расклада в карточном состязании. — Да пошли вы, гребаный гомосек из Индианаполиса с тремя педиками! — прокричал он.

— Э-э… добрый день. Можно услышать Тони?

Ответила ирландка.

— Это еще кто? — огрызнулась она. Мамашка Тони, надо полагать.

— Меня зовут Элизабет Миллер. Я звоню из Агентства, которое в Лос-Анджелесе. Мы представляем Тони, и его агент Скотт Вагнер хотел бы поговорить с ним, если это возможно. Вы мать Тони? — Я сказала все это в самой лучшей своей пиар-манере. То есть увеличивая и увеличивая высоту своего голоса с «максимальной вежливостью». Как будто говорю с маленьким животным.

— Кто я — не твое дело! И я знаю, что такое Агентство, ты, дура набитая! — сказала она, и на заднем фоне послышался хор одобрительных голосов. Затем мамашка Тони обратилась к стрекочущей компании, которая, как я подозревала, сидела кружком за кухонным столом в Гэлвее и потягивала приторный чай. — Она думает, мы ни черта не соображаем, потому что не живем в Лос-Анджелесе. — «Лос-Анджелес» она произнесла нараспев. Опять стрекотание и шиканье салфеточных дам. Теперь понятно, от кого Тони унаследовал свои манеры.

— Мне очень неловко вас беспокоить. И если Тони там нет…

— Кто сказал, что его тут нет?

— О, раз он там, это замечательно. Позовите его, пожалуйста. А если он сейчас не может подойти, то попросите его перезвонить Скотту Вагнеру, пожалуйста. — Больше всего меня раздражало то, что вытрясти все из мамашки Тони для меня на самом деле было раз плюнуть. «Ладно, слушай сюда, старая карга! Это в интересах твоего толстозадого сынка, чтобы он поговорил со своим агентом, потому что даже несмотря на то, что это один из самых талантливых актеров, которых когда-либо терпел на себе экран, он скоро отправится искать себе работу в самой последней забегаловке из-за своих проблем с агрессией, жиром, женщинами и еще из-за того, что он ни черта не делает так, как его просят очень умные, здравомыслящие люди. И сказать по правде, никто в этом городе его не любит. А если ты не догоняешь, о чем я, возьми свой «Хелло!» и посмотри на Микки Рурка. Так, значит, его там нет? Может, это потому, что всем на него уже давно наплевать? Короче, мамашка Тони, я все сказала!» Тем не менее я вовремя остановилась, чтобы не высказаться до конца.