— Изольда! — укоризненно ахнула Марсали, но та, лишь едва повернув мордочку, лукаво оскалилась и примостилась к Тристану, думая, что теперь ее никто не видит.

С руки Патрика капала кровь. Марсали с трудом приподнялась, оторвала полоску ткани от подола рубахи и, хмурясь, перевязала крохотные ранки.

Патрик сидел смирно, не мешая ей, и неловко улыбался.

— Хорошо, что у тебя нет ручных леопардов.

Она улыбнулась в ответ, тоже робко, несмело, и хотела лечь, но он обнял ее за плечи и привлек к себе. Не противясь, она послушно прильнула к нему, положила голову ему на грудь.

— Как тебе удалось справиться с Тристаном и Изольдой?

— Оказывается, они не прочь клюкнуть, — широко улыбнулся Патрик. — Я обнаружил, что, пропустив рюмочку, твои приятели делаются куда любезнее. Но сейчас, видимо, они маются похмельем, а виноватым считают меня.

Марсали засмеялась, но он продолжал уже серьезно:

— Я привез их, потому что не знал, как долго пробудет здесь Быстрый Гарри и придется ли тебе остаться с ним. Но он вроде держится молодцом, так что я хотел бы вернуться с тобою вместе.

— В Бринэйр?

— Да.

У Марсали сразу испортилось настроение. Конечно, она любила Элизабет, но Бринэйр для нее все равно был тюрьмой. Здесь у нее было хоть немного свободы, и она чувствовала, что делает что-то полезное.

— Я бы лучше осталась, — сказала она. Патрик помолчал.

— Не знаю, безопасно ли здесь, — ответил он наконец.

— Ты говорил, никто не знает о хижине.

— Не совсем так, — поднял он бровь. — Кто-то ведь донес моему отцу, что Маргарет встречается здесь с любовником.

Марсали обвела изумленным взглядом тесную каморку с закопченными стенами.

— Так это было тут?

— Да.

— Ты хочешь оставить Быстрого Гарри здесь?

— Да, но только не в хижине, а в пещере, где Хирам держал лошадей. Скорее всего ему и так ничего не угрожало бы, но я предпочитаю не рисковать совсем — ни им, ни тобою.

— Я тоже могла бы остаться в пещере.

Патрик не отвечал, и она подняла на него глаза. Он заметно помрачнел.

— Тебе так плохо в Бринэйре?

— Твой отец не хочет меня там видеть, я чувствую, как он ненавидит меня, а тебя никогда нет дома, — честно ответила Марсали.

— Ты не можешь остаться с Быстрым Гарри одна, — вздохнул он, — а Хирам нужен мне самому.

Конечно, он был прав. Если кто-то знает об этом месте, она не сможет защитить ни себя, ни раненого, а попасть в плен еще к кому-нибудь ей хотелось меньше всего.

И потому Марсали снова задала вопрос, который был для нее самым важным.

— Что вы с Гэвином задумали?

Патрик надолго замолчал, но потом наконец кивнул:

— Пожалуй, ты должна знать.

С растущим изумлением она выслушала его рассказ. Замысел был просто великолепен — ничего лучше ей никогда не приходилось слышать. Мало-помалу она начала улыбаться, а к концу рассказа головная боль почти прошла.

— И что же, Гэвин согласился?

— Да. Кое-что даже сам придумал.

— Кто еще знает?

— Руфус. Он сейчас нанялся к Синклеру — вдруг удастся что-нибудь обнаружить. Хирам. Теперь ты. Со временем, конечно, догадаются и другие, — поморщившись, признал Патрик, — но мы очень тщательно отбирали людей для набегов. У них у всех есть родные и друзья в обоих кланах, и потому они без крайней надобности не применят силу. Нам нужно только время. Боюсь, у Синклера лопнет терпение и он пойдет на чрезвычайные меры, — с тревогой закончил он.

— Какие меры? — беспокойно спросила Марсали.

— Еще один набег, — мрачно ответил Патрик. — Теперь он наверняка злится, что его план не удается, и не станет долго ждать.

Марсали ласково дотронулась до его раненого запястья, заглянула ему в глаза.

— Расскажи, что вы узнали про тетю Маргарет. Если бы мы раскрыли эту тайну…

— Да, — кивнул он, — Маргарет — ключ к решению. Потому мне так нужно время. Мои люди сейчас ищут тех двух, что пришли тогда к моему отцу с россказнями о ее измене, а потом куда-то бесследно исчезли.

— Так ты не веришь, что она изменяла ему?

— Не верю. Элизабет говорила мне, что Маргарет искренне любила отца и даже считала, будто он тоже ее любит. Кто-то потрудился на славу, чтобы заставить его поверить в ее неверность, и я думаю, что это был Синклер.

Все так, все так…

— Как ты думаешь, она еще жива? — медленно спросила Марсали.

Патрик стиснул зубы.

— Сомневаюсь. Но клянусь тебе, родная, я докопаюсь до правды.

— А мое исчезновение из Бринэйра? Как ты его объяснил?

— Сказал правду — по крайней мере, наполовину. Все знают, как ты умеешь лечить, — вот я и сказал отцу, что ты выхаживаешь по моей просьбе одного моего знакомого и его жену, а Хирам остался охранять тебя.

— И он поверил?

Патрик невесело рассмеялся:

— А что ему оставалось — назвать сына и наследника лжецом? Я слишком нужен ему, чтобы он стал так рисковать. Клан подчиняется лэрду, а не титулу маркиза и может избрать нового лэрда, если пожелает. Отец не может позволить себе расколоть клан. И Гэвин тоже не захочет, чтобы его клан разделился надвое, потерял силу и стал легкой добычей для Синклера.

До Марсали дошло наконец, насколько серьезно то, что говорит Патрик, и в ушах у нее снова застучало. Старшие в кланах присягали вождям — Дональду Ганну и Грегору Сазерленду, долгие годы сражались бок о бок с ними и рассчитывали на их поддержку и защиту. Более молодые могли взять сторону Патрика и Гэвина, но подобный выбор расколол бы кланы, натравил бы отца на сына и сына — на отца.

— Гэвин не сделает ничего такого, что могло бы ослабить клан, — пробормотала Марсали. — Удивляюсь, как ты уговорил его участвовать в своей затее. Если отец узнает, он лишит его наследства!

— Да, — согласился Патрик, — нас обоих лишат наследства, если наши отцы узнают, что мы затеяли. Но мы оба — и я, и Гэвин — считаем, что важнее всего прекратить войну, и сделаем все, что для этого потребуется.

Мысль о том, что Патрик и Гэвин действуют сообща, согревала ей сердце. Вместе они горы свернут, она всегда верила в это.

Она взяла руку Патрика, прижалась к ней щекой, потерлась носом и улыбнулась тихому, невнятному звуку, сорвавшемуся с его губ. Ей нравился этот звук. И еще ей нравился ровный, мощный стук его сердца.

Ласки спали у нее на коленях. Она осторожно сдвинула их и повернулась на бок. Теперь ее лицо было совсем близко от лица Патрика — потемневшего, осунувшегося, с грубой черной щетиной. У Марсали чаще забилось сердце, а когда ей в глаза полыхнуло изумрудно-зеленое пламя его глаз, мурашки побежали у нее по спине.

Они остались одни. На несколько драгоценных минут они были только вдвоем.

Патрик склонился к ней, коснулся губами ее щеки, ласково куснул мочку уха, поцеловал в шею, затем в плечо. Здесь его губы задержались, разжигая в ней огонь, тут же охвативший ее всю.

— Марсали, — пробормотал он, поднимая голову, чтобы посмотреть ей в глаза, и убирая непокорные прядки волос со лба и щек. А затем поцеловал долгим поцелуем, одновременно нежным и каким-то неуловимо властным. Губы его были жадными, голодными, и их голод был так же силен, как ее томление.

Ее рука шевельнулась в его ладони, и Марсали подивилась, как сильны его жесткие, мозолистые руки, способные на столь нежные ласки. И лицо его тоже было обманчиво, но теперь она знала, какие мысли и чувства скрываются под суровой маской.

Теперь она лучше понимала, что таилось в его сердце и благодаря каким качествам своей души он снискал глубокую привязанность таких людей, как Хирам. Она восхищалась его благородным сердцем, в котором достало мужества пойти против воли отца, чтобы спасти других от беды. Да, Патрик вечно будет тянуться к звездам, мечтать о несбыточности и подчас добиваться цели, в то время как на долю других останется повседневная, скучная обыденность.

Она робко дотронулась до его лица, до страшного шрама, разгладила его кончиками пальцев, чтобы стереть запечатленную в нем боль, и ощутила, как дрожат мускулы под кожей в ответ на каждое ее прикосновение.

— Марсали, — повторил он и привлек ее ближе к себе, прижал осторожно, будто боялся сделать больно.

Она откликнулась на этот зов, закинула руки ему на плечи, жарко и смело прильнула губами к его губам, а он вернул ей поцелуй с удвоенной силой. Она чувствовала, как на них накатывают волны страсти, таяла от его ласк, ее сотрясала сладкая дрожь, а растущее напряжение прижатого к ней сильного и большого тела наполняло ее непонятным восторгом и сладким ужасом.

Она не поняла, как получилось, что теперь они уже полулежали на ее одеяле грудь к груди, крепко обнявшись, но ей хотелось быть к нему еще ближе, совсем близко, так близко, как только могут быть мужчина и женщина. Никогда прежде с нею такого не случалось. Желание, овладевшее ею, было столь острым, что, казалось, оно погубит ее.

И точно, что-то внутри как будто надломилось, когда рука Патрика легла ей на грудь, и грудь под грубой тканью платья налилась тяжестью и истомой. Марсали задохнулась и тихо застонала от неожиданности и наслаждения. Его губы двинулись вниз, проложив теплую дорожку из поцелуев по горлу, шее, а ловкие пальцы меж тем расшнуровывали на ней платье. Теперь грудь прикрывала только тонкая сорочка, и вдруг горячий рот коснулся острого твердого соска.

Марсали обдало жаром, она ахнула, а затем пришло блаженство, равного которому она не знала еще ни разу в жизни. Несколько долгих, как века, мгновений — и вдруг Патрик резко отстранился, выругался вполголоса, с глухим стоном оттолкнул ее от себя.

— Господи Иисусе, о чем я думаю? — Он провел трясущейся рукой по лицу, судорожно вздохнул. — Просто безумие какое-то. В любой момент сюда могут войти.

Марсали вся дрожала и дышала часто и прерывисто, как и он. Да, увы, Патрик совершенно прав, но, боже правый, у нее болела и ныла каждая жилка, и вовсе не от падения. Просто ее мучила такая жажда любви, какой она еще не знала. Она так любила Патрика, так хотела быть частью его, так хотела увидеть, куда заведет ее это новое, волшебное чувство…