Марсали замерла на мгновение и приоткрыла рот, но, прежде чем она успела вскрикнуть от удивления, Патрик уже оказался рядом с ней и приложил палец к ее губам.

— Тише, — прошептал он и, целуя, заставил молчать.

7.

Марсали узнала Патрика сразу же. Даже борода, щекотавшая ее щеки, не могла ввести девушку в заблуждение. Только его губы могли быть такими нежными, только от его поцелуя так радостно билось сердце.

В первый момент ей захотелось раствориться в его объятиях, забыть о том, что случилось, — об убитых и раненых, о слезах маленького Гарри, — но это наваждение мгновенно рассеялось.

— Патрик! Что ты здесь делаешь? Как ты попал в крепость? Как открыл замок?

Марсали отодвинулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Темнота не помешала ей рассмотреть маскировку. Господи, хорошо, что он поцеловал ее, потому что, увидев, она бы его не узнала.

Прижимая палец к губам, Патрик показал ей ключ, которым открыл ее дверь.

Глаза девушки расширились.

— Я взял его в комнате Дункана Ганна, — прошептал он.

Она помертвела.

— Что с ним?

— Он спал. И сейчас спит.

— Ты ничего с ним не сделал?

— Конечно, нет, детка, я его и пальцем не тронул.

Теперь его руки гладили ее лицо.

— А если бы он проснулся и увидел тебя?

— И тогда я бы ничего ему не сделал, — ответил Патрик. — Ты же знаешь, я никогда не причиню зла тем, кто тебе дорог.

Марсали всей душой хотелось верить ему. Но ее соплеменники были уверены, что на них напали именно Сазерленды, и раны, которые она перевязывали весь вечер, должен же был кто-то нанести. А Патрик был так не похож на себя — чужой мужчина ночью в ее комнате, во вражеской крепости.

Они много лет были в разлуке, и она совсем его не знает. Перед ней сейчас стоял воин, который двенадцать лет провел на полях сражений. Может быть, его сердце очерствело и он не может действовать иначе и не замечает горя и слез, которые сеет на своем пути?

Смогла бы она заметить, что Патрик обманывает ее? Или любовь заставит ее поверить во все, во что ей хотелось бы верить?

Понимая ее сомнения, Патрик сказал:

— Я знаю о нападении на ваших фермеров и клянусь тебе всем святым: я не имею к этому никакого отношения.

— А твой отец?

— И мой отец тоже, — твердо ответил Патрик. — Он не смог бы организовать все без меня. Это совершенно точно.

Марсали закусила губу и освободилась из кольца его рук.

— Ты должен идти, — сказала она. — Здесь ты в большой опасности: тебя могут обнаружить в любой момент.

Патрик потянулся к ней, но Марсали отступила еще на шаг.

— Хирам сказал мне, что тебя держат взаперти. Джинни говорила, ты почти ничего не ешь.

— Джинни всегда ворчит, что я мало ем, — ответила Марсали. — И теперь, когда ты убедился, что я вполне здорова, ты должен идти.

Патрик не стал возражать.

— Джинни сказала тебе, что твоя сестра в безопасности? И всем довольна?

— Да, — подтвердила Марсали. — И я очень благодарна тебе за это. Но сейчас тебе…

Патрик подошел ближе, и Марсали не смогла продолжать. Ей некуда было отойти: она уже и так прижималась спиной к стене. Взгляд Патрика околдовывал ее. Слова замерли на ее губах; казалось, она перестала дышать. Его руки нежно гладили лицо девушки.

— Марсали, — тихо прошептал Патрик. — Тебе говорили, что кто-то из нападавших называл мое имя?

Девушка молча кивнула.

Патрик коснулся трогательного завитка за маленьким розовым ушком, и ей показалось, будто легкий ветерок пробежал по ее волосам.

— Марсали, — прошептал Патрик.

Больше он ничего не сказал, но звук его голоса, нежность и надежда, прозвучавшие в нем, нашли путь к ее сердцу. Бессознательно Марсали потянулась к Патрику, погладила по голове, провела пальцами по глубокому шраму.

— Господи! — выдохнул он.

Она снова оказалась в его объятиях, и их губы слились в долгом поцелуе. Казалось, два измученных жаждой путника припали наконец к живительному источнику. Теперь Марсали не отталкивала его. Она растворилась в светлой радости без остатка — без страха, без сомнения, без мучительных мыслей о будущем. Ей хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно.

Новые, незнакомые ощущения волновали кровь девушки: каждая жилка ее горела и трепетала. Его поцелуй становился все глубже, сметая все преграды, выросшие между ними. Марсали прижималась к Патрику, впитывала жар его тела. Она понимала только одно: это Патрик и она любит его. Она принадлежит ему. Всегда принадлежала.

Стать его женой, его женщиной — в этом смысл ее жизни, для этого она родилась на свет. Ее сердце билось все чаще, колени подогнулись. Ей хотелось верить, что в мире нет ничего и никого, кроме них двоих, ничего важнее их любви.

Наконец он поднял голову и спрятал лицо в ее волосах. Марсали судорожно вдохнула.

— Скажи мне, что веришь, что я не имею никакого отношения к этому нападению. — В его голосе звучало яростное желание. — Мне нужно услышать это, любовь моя.

— Верю, — выдохнула Марсали. — Я верю, что тебя там не было.

Патрик с облегчением вздохнул, и она почувствовала, что напряжение отпустило его. Помедлив, он поднял голову, чтобы видеть ее лицо.

— Я знаю, тебя не было среди нападавших, — повторила Марсали. — Но многие думают, что ты был.

— А Гэвин?

— И Гэвин, — подтвердила Марсали. Патрик нахмурился.

— Марсали, я клянусь тебе, я ничего не знал об этом. И я уверен, что никто из Сазерлендов в этом не участвовал.

Марсали немного помолчала, но все же возразила:

— На них были ваши пледы.

Патрик кивнул.

— Ясно одно: кто бы это ни сделал, он хотел, чтобы твой отец решил, будто это Сазерленды. Если на них были наши пледы, это значит, что подготовка началась уже давно. Получить краски не так легко.

— Я знаю, — ответила Марсали. — Но возможно. Ведь женщины Сазерлендов готовят эти краски, значит, их могут сделать и другие.

Девушка снова помолчала, затем наконец решилась высказать свои подозрения:

— Может быть, все это подстроил Эдвард Синклер и его люди?

— Что ж, вполне вероятное предположение, — согласился Патрик, — но нужны доказательства.

— Мой отец полностью теряет способность рассуждать, когда речь идет о вашей семье.

Марсали почувствовала, как напрягся Патрик.

— Именно поэтому я здесь, — сказал он. — Марсали, я хочу, чтобы ты уехала со мной.

Девушка посмотрела на него с удивлением.

— Уехала с тобой? Но я до сих пор не могу понять, как ты сам сюда пробрался.

Патрик слегка отодвинулся, чтобы лучше видеть ее лицо, и отвесил иронический поклон.

— Как ты находишь мой вид? Ты бы смогла меня узнать, если бы заметила во дворе? Разве я не мастер перевоплощения?

— Но я тебя почти не вижу, — мягко возразила Марсали.

— Но запах старого пьяницы ты чувствуешь? Прошу прощения, что превратил твою комнату в кабак.

— Это неважно. О, Патрик, — ее голос прервался, — я так тосковала без тебя.

— Марсали!

Патрик целовал ее щеки, глаза, шептал ей слова, которые заставляли ее плакать от счастья. Когда их губы слились и по ее телу снова разлился сладкий, уже знакомый яд, Марсали почувствовала себя одновременно беспомощной и защищенной. На секунду Патрик заставил ее поверить, что все будет хорошо.

— Марсали, — хрипло сказал Патрик, так же сгорающий от желания, как и она сама, пока еще не понимая, что с ней происходит.

Их сердца бились так близко, прерывистое дыхание толчками поднимало грудь. Она чувствовала, как его мощные напряженные мышцы становились мягкими в ответ на ее ласки.

Господи, как же ей хотелось стать его женой, жить с ним, просыпаться и засыпать рядом, в одной постели, смеяться и плакать вместе. Марсали хотела разделить с ним все, отдать ему всю себя.

Сколько нового вошло в ее жизнь: откуда этот странный голод, слабость и напряжение в каждой клеточке тела, почему она чувствует жар от его прикосновений, что значат эта нежность и жадность его губ?

Когда Патрик с трудом оторвался от нее, Марсали была почти без чувств. Она трепетала с головы до пят, а ее дыхание было хриплым и прерывистым.

— Это безумие, — сказал Патрик. — Кто-нибудь может зайти к тебе, чтобы проверить, что ты тут делаешь?

Марсали покачала головой:

— Нет, вряд ли. Они были здесь… раньше.

— Они все еще хотят, чтобы ты вышла за Синклера?

— Да, отец хочет, но я не соглашаюсь. Теперь, когда Сесили в безопасности…

Марсали оборвала фразу. Мысль о сестре взволновала ее, заставила забыть обо всем остальном. Она схватила Патрика за руку.

— Патрик, скажи мне правду, ты уверен, что она в безопасности?

— Да, — мягко ответил он, доставая что-то из споррана. — Она передала тебе вот это. Сесили сказала, ты знаешь, что это значит.

Марсали взяла в руки цветок и рассмотрела его при свете луны. Белая роза. Сесили любила белые розы. До того, как уехать с Руфусом, она успела прошептать сестре, что пришлет цветок в знак того, что у нее все хорошо. Красная роза означала бы, что Сесили угрожает опасность.

Марсали улыбнулась, чувствуя, как беспокойство оставляет ее.

— Спасибо, — просто сказала она. Патрик улыбнулся ей в ответ.

— Хирам сказал, что твоя сестра сразу же стала членом семьи. А Руфус, похоже, сошел с ума. Он решил остаться на несколько дней, чтобы убедиться, что Сесили там удобно.

— Она еще так молода, — задумчиво сказала Марсали.

— Да, совсем ребенок. Но Руфус не позволит себе ничего предосудительного, да и его семья присмотрит за ней. Иначе я бы не отправил туда Сесили.

— Я никогда не смогу выразить, как я тебе благодарна.

— Что ты, любовь моя, не стоит об этом говорить.

Патрик нежно поцеловал девушку в лоб.

— Я хотел бы спасти тебя от чудовища, но вместо этого могу только увезти тебя.

— Нет, — спокойно, но твердо ответила Марсали. — Я не могу уехать. От этого будет только хуже.