Елена Лагутина - Звездочка

«— Ну да, — сказала тогда Рита, заметив, что Виктор и Ник застыли с выражением крайней заинтересованности перед киоском с «пиратскими» дисками. — Теперь о работе я могу забыть… Будем целыми днями проходить уровни…

— Ну, ма!

— Все, все…»

Она и сейчас постаралась напустить на себя строгость.

— Ник, — сказала она, — во-первых, нехорошо пользоваться расположением к тебе человека. Во-вторых, прости уж, дружок, но компьютер для меня — тоже часть работы…

— Но ты же все равно садишься за него после девяти! — вскричал Ник обиженно, и Рита почувствовала себя цербером, зверюгой какой-то, отравившей ребенку минуты радости. «Брюзга, — снова сказала она себе. — Стареющая, вредная брюзга…»

— Ладно, — поправила она ситуацию. — Заключаем договор. В восемь вечера ты отползаешь от компьютера. А то я найду тебе страшную картинку о том, что он делает с нашими легкими.

Она и в самом деле видела такую в газете. И страшно испугалась — не за себя, за Ника… Конечно, строгая бабушка периодически отправляла Ника погулять на свежий воздух, но Ник всеми силами стремился назад, к дружку-компьютеру. Где можно было не просто смотреть мультяшку, но и участвовать в ней, быть сотворцом мультяшечных приключений…

Она выгрузила последние продукты, и теперь холодильник выглядел нормально. Кабачковая икра, хранительница холодильника, досель оправдывающая его присутствие в доме, была задвинута в самый угол.

Рита принялась готовить ужин. Она начистила картошку, поставила на огонь.

И тут хлопнула себя по лбу:

— Вот склеротик!

Соль… Она забыла купить соль!

Тщетные поиски показали, что в доме соли нет и грамма. Даже маленькой щепотки…

— И почему всегда забываешь о важном? — проворчала Рита. — Сколько раз ловила себя на этом — отправляешься именно за солью и спичками, покупаешь кучу всякой ерунды, а про это начисто забываешь!

С солью, однако, надо было что-то делать.

Рита открыла дверь и привычно позвонила в дверь напротив.

Только после этого механического движения, очнувшись, она снова выругалась — да, это вошло в привычку. Ходить именно к Валентине за забытыми мелочами. Соль, лук, морковь, сахар… Теперь Валентина живет на другом конце города. Но привычка осталась…

«Поздняк метаться, — сказала она себе, расслышав за дверью шаги. — И в конце концов, это тоже твой сосед. Наверняка он не такой легкомысленный, как ты. Солью затарился… Некоторые вообще затариваются помногу, на случай ядерной войны, может быть, он именно такой?»

Дверь открылась.

Он стоял, смотрел на нее удивленно и молчал.

Она тоже не ожидала увидеть именно его — и в темноте коридора он снова показался ей похожим на Сережку. Наверное, она его разбудила — потому что в квартире было темно.

— Простите, — робко начала она, чувствуя себя виноватой. — Я не хотела вас беспокоить… Я ваша соседка. Рита. Понимаете, я забыла купить соль. Идти уже поздно… У вас, случайно, не найдется немного? Взаймы…

Он не ожидал увидеть именно ее. Он не был готов к этому…

Она что-то говорила — но ее слова, вернее, их смысл не достигал его сознания. Они просто звучали, как звучат ноты, сливаясь в волшебную мелодию.

Доминирующей была нота «соль» — она даже несколько раз повторила это — соль… соль… соль…

Она чего-то ждала.

Наконец он понял, что она просит его именно о соли. Не о ноте, а простом порошке, добавляемом в пищу.

Он кивнул, прошел в кухню и в привычной темноте нашел пакет.

Вернулся и так же молча протянул его ей.

— Но это много, — выдохнула она, снова поднимая на него глаза.

Он только пожал плечами.

— Я завтра верну вам, — сказала она.

Он кивнул, хотя ему было все равно, вернет она или нет, — просто ему хотелось ее еще раз увидеть.

Он боялся ее. Так боятся дневного света — а сейчас ему казалось, что комната стала светлой, точно кто-то включил лампу дневного освещения. «Освящения», — привычно пошутил он внутри себя, потому что всегда любил играть со словами в прежней своей жизни.

— Спасибо, — улыбнулась она и исчезла.

То есть он видел, как она возвращается в свою квартиру, открывает дверь, потом дверь закрывается…

Но она именно исчезла.

Остался только слабый и пьянящий аромат ее духов.

И — темнота, в которую он должен был сейчас вернуться.

— «Лица у статуй и вправду были весьма привлекательные. Красивые, добрые и мудрые. Но иногда попадались и другие — торжественные, величавые, даже державные… С человеком, у которого такое лицо, запанибрата не поболтаешь — просто не получится…»

— Как у Ирки Потаповой, — заметил Ник, прерывая чтение.

— Ник! — возмутилась Рита. — Мы договорились, что я читаю тебе до сна… Но это уже пятая глава! А ты спать и не думаешь! Ты даже сопротивляешься сну, я же вижу это!

— Мне не хочется спать, — соврал мальчик.

— Не хочется? А мне очень хочется! Знаешь, как я устала за сегодняшний день? Последняя глава, Ник! И мы оба отправляемся в Нарнию, прямым ходом… — Она снова открыла книгу и продолжила: — «А ближе к середине зала пошли статуи, чьи лица — губы сложены в улыбке, подбородок горделиво приподнят — наводили страх, ибо в их чертах сквозили жестокость и злоба. И чем дальше, тем злобнее и безжалостнее становились их лица. Улыбок уже не осталось, на смену им пришло отчаяние, словно эти люди натворили при жизни столько зла, что сами устрашились содеянного…»

— Ма, что такое «зло»?

Она задумалась.

Как объяснить девятилетнему парнишке эту сложную философскую субстанцию?

— Зло — это… — Она запнулась.

А она-то сама готова дать четкое определение?

— Убийство, — уверенно сказала она. — Предательство…

— Значит, они кого-то убили и предали, — постановил Ник. — Дальше…

— «Последней в ряду справа была женская фигура, облаченная в платье, превосходившее пышностью все прочие. Очень высокая и со взглядом, от которого захватывало дух, — одновременно гордым и яростным. И невероятно красивая…»

— Мама! — подскочил на своей кровати Ник. — Это же ты!

Она недоуменно подняла глаза от книги на его взволнованное личико. Глаза Ника округлились изумленно, и он так смотрел на нее, словно она и была этой самой статуей.

— Да, — хмыкнула она. — Именно… Я невероятно красивая. Красивее трудно найти.

Он уловил ироничную интонацию в ее голосе и взволнованно продолжил:

— Ты самая красивая! Просто ты этого не понимаешь, мама! Ты как эта статуя — стоишь посреди остальных и сама не видишь, какая ты!

— Для тебя — да, — вздохнула Рита. — И то временно… Вырастешь, встретишь девушку и полюбишь ее. Покажется она тебе прекраснее всех на свете. Как эта нарнийская королева… Даже еще красивее.

— Где же я найду такую красивую? — не поверил ей Ник.

— A она может быть какая угодно, — рассмеялась Рита. — Даже если она будет рыжей и конопатой, как Ирка Потапова. А ты остановишься, потому что в этот момент вы окажетесь в одной сфере солнечного влияния…

— Как это? А если ночью?

— Солнце, дружок, никогда не покидает нас. Даже ночью оно продолжает влиять на нас. Поэтому мы живем. И кто в этот момент окажется с тобой рядом — это решает уже Бог…

— А если Ирка окажется?

— Придется смириться с Иркой, — рассмеялась Рита.

— Тогда надо постараться никогда не стоять с ней рядом, — постановил Ник после минуты сложных философских раздумий. — А то это плохо кончится… Придется жить с ней всю жизнь, а она вредная…

Рита снова засмеялась и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.

— Спокойной ночи, малыш, — прошептала она, убирая с его лба прядку темно-каштановых волос.

— Спокойной ночи, — вздохнул он грустно и сонно.

Она поправила одеяло и выключила лампу.

На выходе она обернулась.

Ник уже засыпал, но шевелил губами.

Она прислушалась.

— Ангел мой, ляг со мной, — шептал малыш. — А ты, сатана, уйди с глаз долой…

«Интересно, а это-то откуда? — удивилась Рита. — Странная формула…»

Она закрыла дверь тихо, опасаясь разбудить его, вернуть на половине пути из волшебного царства сна.

Половица скрипнула под ее ногой, Рита чертыхнулась.

На кухне свистел чайник, и Анна Владимировна раскладывала пасьянс.

— Ну, угомонился наш маленький принц? — спросила она.

— Да, — кивнула Рита, наливая себе чай. — Заснул… А ты почему не ложишься? Поздно уже…

— Не спится.

Глаза у матери были грустными. «Как всегда, — подумала Рита. — С той поры, как умер отец. С той поры, как я осталась одна… Единственное, что ее держит сейчас на плаву, — это Ник. Если бы Мариночка побольше дозволяла маме общаться с маленькой Олей!»

Она снова вспомнила, как тогда, когда Оля родилась, у Васьки была идея назвать девочку Аней — в честь мамы, и мама так хотела этого, как будто от того, как назовешь ребенка, зависит твоя связь с ним!

Мариночка капризно скривила губки и впала в задумчивую депрессию. Она впадала в нее всякий раз, когда кто-то делал что-то против ее воли и вопреки скудным представлениям об окружающем мире. Васька сразу начал нервничать, и девочку назвали в честь Мариночкиной мамы. Олей…

Рита вздохнула, подошла к матери и обняла ее.

— Все будет тип-топ, ма, — сказала она, хотя и сама не очень-то в это верила. — Мы с тобой еще красивые тетки… Вот Ник так считает, а он у нас с тобой, как ни крути, единственный мужик в семье. Хочешь не хочешь, а придется ему поверить… Так что не напускай налицо выражение мрачности — мы по-своему счастливые люди…