Нет. Теперь она начинала понимать Римму.

«Это все расплата, — усмехнулась она невесело. — Говорят же, что за совершенное зло непременно бывает расплата».

Она хотела бы быть прежней, но страдания изменили ее душу, хотя она все еще боялась признаться себе в этом. Пыталась выглядеть прежней…

И в то же время ее тянуло к Анне Владимировне и Рите. Хотя они-то думали, что это потому, что Рита теперь богатая. А что богатая? Марина же видит, что не принесло Рите счастья это долбаное богатство. Как и Марине…

Она посмотрела на часы. Половина первого… Васьки нет.

«Может быть, мне надо просто все рассказать? — спросила она саму себя и тут же ответила: — Я боюсь… Того, что потом может случиться. Если Рита узнает, как я виновата перед ней, я останусь совсем одна. Рита и Анна Владимировна отвернутся от меня».

Хотя, говоря по совести, они к ней не очень-то и расположены… Марина никак не может изменить свой тон. Сделать его более искренним. Не получается. И все тут. Как будто маска, которую она привыкла носить, приклеилась намертво…

Зазвонил телефон.

Марина сняла трубку, уже зная, что сейчас ей скажет Васька: «Мариночка, радость… Не приду сегодня. Дел по горло… До утра не управимся…»

— Мариночка, радость… Не приду до утра…

Она усмехнулась:

— Я поняла.

— Ты у меня умница… Дел по горло, Марин. До утра не управимся… Сама понимаешь — конец месяца.

Она повесила трубку.

«Как исправить эту чертову жизнь?»

Ответ напрашивался сам собой, хотя она этого очень боялась.

«Завтра же, — пообещала она себе. — Завтра я пересилю этот страх и все расскажу Рите. Всю правду…»

Может быть, это что-то исправит?


Почти всю ночь Сергей не мог заснуть. Его тщательно выпестованный покой, напоминающий смерть, был нарушен. Возвратившиеся воспоминания кружили ему голову.

Он вскакивал, потому что ему казалось, что в комнате, в углу, стоит Таня.

— Зачем ты вернулась? — кричал он и даже не мог понять, кому адресованы эти слова.

— Зачем ты вернулась, Таня?

Или все-таки: «Зачем ты вернулась, Рита?»

Он метался, как в бреду.

Под утро все-таки забылся тяжелым, тревожным сном.

Он теперь шел по дороге, босой, острые камни впивались в подошвы ног, и поэтому ему казалось, что они горят, и это не камни. Это раскаленные угли…

— Наверное, я уже в аду, — усмехнулся он. — В принципе ад, наверное, именно таков.

Одиночество. Пустота. И острые камни, напоминающие горящие угли.

Он попробовал остановиться, но таинственная могучая сила влекла его вперед — словно звал его кто-то, и еще ему казалось, что как только он увидит того, кто его зовет, он сможет успокоиться.

Наконец он увидел впереди женскую фигуру. Женщина стояла к нему спиной, и он не мог отгадать, кто это — Рита или Таня?

— Кто ты? — спросил он одними губами. Ветер свистел вокруг, оставляя на губах привкус горячего песка.

Она не обернулась, продолжая удаляться, и он убыстрил шаги, стремясь догнать ее и разгадать загадку.

— Постой!

Голос его потонул в завываниях ветра.

— Кто ты?

На этот раз она остановилась и начала медленно оборачиваться.

Он замер. Страх парализовал его, потому что теперь он видел, что эту женщину он не знает. «Это моя смерть, — подумал он, а потом, спустя секунду, пришла другая мысль: — Это моя любовь…»

Или они смешались, превратились в одно существо?

— Кто…

Она сделала шаг к нему, протянула руки. Он видел, что она прекрасна.

И почти подчинился ее чарам — шагнул к ней, протягивая руки, ища покоя в ее объятиях…

— Сережа!

Он вздрогнул.

Он узнал этот голос. Рита…

— Сережа! Сережа! Сережа!

Сон рассыпался, как сломанный калейдоскоп.

Он очнулся. Комната была пустой и полутемной.

Только луч солнца пытался пробить себе дорогу в комнату, найдя маленькую щель между занавеской и стеклом.


Она проснулась от собственного шепота.

— Сережа…

«Опять, опять я зову его!»

Она проснулась, почти уверенная, что Виктор слышал ее шепот.

Но его рядом не было. Рита села на кровати.

За окном уже светило солнце.

Рита поднялась, вышла в комнату.

— А где…

— Он пришел только под утро, — сказала мать. — Спал на диване… А сейчас снова ушел. Очень торопился…

Рита кивнула.

Сейчас воспоминания о вчерашней сумасшедшей ночи казались ей смешными, нелепыми и детскими.

— Он мальчишек отвез в школу? — спросила она.

— Да, конечно…

Рита почувствовала, что мать напряжена.

— Что-то случилось? — спросила она осторожно.

— Ничего…

— Мама, — заговорила Рита осторожно, — я ведь на самом деле хотела с ним поговорить…

— Да, конечно…

— Мама! Я очень хотела сегодня ночью его дождаться. Я и сама больше не могу так жить…

Мать наконец поверила ей.

— Что ж, думаю, у вас будет еще время, — сказала она мягко. — Будем считать, что ночью вам помешали обстоятельства…

«А может быть, это просто неправильное решение? Надо оставить все как есть…»

Мать словно прочла ее мысли.

— Конечно, ты можешь струсить, — сказала она. — Пойти на попятную… Решить, что сегодня ночью тебе был дан ответ свыше, но… Я думаю, что иногда препятствия, наоборот, служат доказательством верности принятого решения…

Рита ничего не ответила ей.

Она налила кофе и долго смотрела на густую коричневую жижицу, пытаясь угадать там свою судьбу. «Жаль, что я не верю в гадания», — подумала она.

Когда кто-то позвонил в дверь, она подняла голову, удивленная.

А с порога уже звучал голос Мариночки:

— Доброе утро, Анна Владимировна! Шла мимо — решила заглянуть… Как вы поживаете? Как Риточка?

«Теперь точно добра не видать, — подумала Рита. — Мариночка запросто может сойти за предвестницу беды… Я уже заметила — стоит ей появиться неподалеку, как тут же кто-то заболевает. Или еще какая пакость случается…»


Он поднялся вверх по грязной, со сломанными перилами и полуобвалившимися ступеньками, лестнице с непристойными граффити на стенах.

Темнота в подъезде… Виктор почти отвык уже от прелестей «хрущоб». Раньше он и сам жил в такой же развалюхе. Теперь это казалось давно забытым сном. Правда, отчего-то сам себе он, молодой, живущий в «гарлеме», с высоты теперешнего возраста казался счастливым.

Она жила на четвертом этаже.

Он позвонил.

Шаркающие шаги за дверью, голос: «Да, минуточку»…

Она дома. Ему захотелось уйти. Вернуться назад, быстро сбежав по этим обломкам ступенек, и забыть о ее существовании.

Дверь открылась.

Она почти не изменилась. Такой же тяжелый подбородок, выдающийся вперед. Небольшие глаза, теперь спрятанные толстыми линзами очков. Светлые волосы с черными корнями, собранные кое-как в пучок на затылке.

Он почувствовал запах нищеты и озлобления. На секунду ему стало стыдно того, что он одет в хороший и дорогой костюм. Он никогда не верил, что этот костюм на самом деле итальянский, потому что где-то читал, что Пазолини был только один, в кинематографе, и костюмы отродясь не шил. Но в местной элите эту ложь уже привыкли принимать за правду, и эта идиотская «арнаутская» фирма считалась своеобразной униформой.

Эта женщина мало что понимала в подобных тонкостях. Фланелевый халат, видавший лучшие времена где-нибудь году в семьдесят пятом. Она покраснела, заметив его взгляд.

— Добрый день, Виктор Петрович, — сказала она. — Извините, что встречаю вас в таком затрапезном виде… Но я плохо себя чувствую. Сердце прихватило… Так что не обессудьте. Потерпите мой старенький халат? Наше рандеву ведь лишено лиризма…

— Да, конечно, — пробормотал он, чувствуя, что краснеет, как застигнутый за постыдным развлечением школяр.

Она тихо рассмеялась:

— Ну, Витенька, вы все такой же… Стеснительный. Интеллигентный. Я слышала, моя помощь сыграла роль в вашем благополучии?

Он промолчал.

— Я рада, поверьте… Собственно, грязная была история. Но ведь как все удачно сложилось! Как удачно! Это уже судьба. Верила бы я в мистику — так и сказала бы, что вмешалось само провидение. А то не видать бы вам вашу девочку… Я ведь многое узнала, Витенька… Хотите чаю?

— Нет, спасибо…

— Так вот, я много узнала об этом человеке. И знаете, Витя, он парадоксален… Женщины говорят о нем так, точно он воплощение их мечты. С такой улыбкой, как будто ангела видали на небе… Мне было трудно, Витя! Никто не смог сказать мне ничего дурного о нем. Но все же я нашла…

Он почти не расслышал ее последних слов. В голове зашумело.

О чем она говорит, эта женщина? О ком она говорит?

— Постойте… Я не понимаю, о чем вы говорите! Объясните наконец…

Она вытаращилась на него в полном недоумении. Тихо засмеялась:

— Вы шутите, Витенька? Вы хотите сказать мне, что та женщина, ваша секретарша, которая мне звонила от вашего имени, действовала самостоятельно? Нет, Витенька, друг вы мой дорогой! Я не сумасшедшая. Вам очень хотелось завладеть этой девочкой. Я вас понимаю — она действительно очаровательна! Правда, последний раз, когда я видела ее… Но об этом позже. Так вы не хотите чаю?

— Нет.

— Зря… А я себе сделаю, с вашего позволения… В горле пересохло от этого ужасного лекарства… Как оно называется? Да ладно… Так вот, Витенька, у меня к вам есть одно деликатное дело.

Она поднялась, извинилась, ненадолго исчезла и вернулась очень скоро с чашкой в руке, а в другой она держала конверт.