Елена Лагутина - Звездочка

— Много, ма, — меланхолично отозвалась Рита.

Валентина, ее соседка, была замужем за бизнесменом, удачно пристроившимся к нефтяно-бензиновому промыслу. Они уже давно купили другую квартиру в фешенебельном доме на набережной, а эту держали для подрастающего сынули. А чтобы не стояла квартира без толку, решили сдать. Мебель они всю продали, часть перевезли на новое место… Поэтому никто туда въезжать не спешил — кому охота за этакие деньги еще и обстановку покупать.

Значит, Валентине все-таки повезло наконец-то…

— Придется бедняге покупать мебель, — вздохнула мать.

— Ничего, — хмыкнула Рита. — Он богатый…

— Откуда ты знаешь?

— Если он запросто выложил тысячу баксов за эту халупу, может позволить себе и мебель…

Воображение тут же нарисовало ей мрачного, коротко стриженного гоблина. Одна извилина в голове, зато куча денег…

А тут в холодильнике пустота, в кошельке не густо, зато извилин-то, извилин! В мире, где обитала Рита, от извилин толку было мало. Куда больше — от туго набитого кошелька…

В этом наблюдалась явная несправедливость. Рита охотно поделилась бы с неизвестным, только что обретенным соседом своим интеллектом. В обмен на деньги, конечно… Такой необременительный и полезный ченч.

«Злая ты становишься, Ритка, — укорила она себя. — У каждого человека своя планида… Кому-то повезло больше, чем тебе, в жизни. Например, той же Валентине. Или Мариночке, жене твоего братца… А ты становишься брюзгой, потому что не все у тебя в жизни складывается таким образом, как тебе хотелось бы».

— Рита, ты меня слушаешь?

Голос мамы вывел Риту из тупика отчаяния, которое всегда рождается от осознания собственной обиды на жизнь.

— Нет, прости…

«В конце концов, — подумала она, глядя на материнское лицо с нежной жалостью, — у меня есть мама. Есть мой Ник, который с каждым годом все больше становится похож на Сережку. Это и есть мое счастье…»

— У Васи начались проблемы со здоровьем, — трагично сообщила мама. — Ума не приложу, почему так? Он же молодой совсем…

— Потому что Мариночка, — начала Рита с боевой готовностью и тут же осеклась.

Только что постановила-решила, что не будет брюзжать, — и тут же начала! Но что поделать, если мариночки эти были для Риты как красная тряпка для быка?

Ту ведьму, тупую и расчетливую самочку с холеным личиком, звали не Мариной. Но суть была та же. «Ты ведь обещал на мне жениться…»

— Потому что Мариночка занята ребенком, — ловко вывернулась Рита. — Ей некогда заниматься ужином. И ты же знаешь, ма, какие нынче цены! Девочке надо все самое лучшее, ребенок нынче удовольствие дорогостоящее… Васька от компьютера не отходит… Вот и проблемы со здоровьем.

Она взглянула на часы и подпрыгнула.

— Прости, ма, я опаздываю!

Она и в самом деле опаздывала — надо было торопиться.

«У нас-то троих нет такого вот Васьки, который будет гробиться ради нашего благоденствия, — подумала она, натягивая куртку. — Приходится думать об этом самой…»

Она сбегала по лестнице, напряженная, собранная, как летящая стрела.

Он остановился на первой ступеньке, пропуская ее.

Наверное, он оставил ей очень мало места для прохода. Она остановилась.

Он сделал шаг в сторону.

— Спасибо, — проговорила она необыкновенно мелодичным голосом.

Он поднял голову и увидел ее глаза. Она смотрела на него с легким удивлением, точно перепутала его с кем-то другим.

Он засунул руки в карманы своего плаща, который был ему мал. Немного ссутулился, потому что под пристальным взглядом этих огромных сияющих глаз небесного цвета смутился и испугался теплоты, появившейся внутри, на самом дне души.

Больше всего сейчас он не хотел, чтобы его душа согрелась.

Его душа не имела на это права.

За то, что случилось, он нес ответственность, только он — и поэтому его душа была обязана постоянно находиться в ледяном плену.

А эта девушка, казалось, решила растопить сооруженные им ледяные глыбы, выпустить душу на волю и дать ей согреться…

Он нахмурился и быстро пошел вверх по лестнице. Ему показалось, что он нечаянно задел ее плечом, и уже хотел обернуться. С губ почти сорвалось «простите», но он остановил себя.

Входная дверь хлопнула.

Он снова был один. Наедине со своей виной. Наедине со своей болью.

В вечной темноте, из которой не имел права выйти.

Она вышла из темного подъезда и остановилась на крыльце, чтобы привести в порядок свои чувства.

Сегодня день призраков, пришло ей в голову. Потом, следом за этой мыслью, появилась совсем уж дурная — раз так, сегодня непременно что-то случится. Сначала этот ночной звонок. Песня, которую заказал тот неизвестный. Песня, накрепко связанная с ее прошлым — с Сережкой… Потом странный сон. И воспоминания, воспоминания…

И вот теперь этот тип в подъезде. Так похожий на Сережку — и долговязой фигурой, и лохматой головой, и даже плащ…

Нет!

— Лечиться тебе пора, родная, — прошептала Рита. — Или взрослеть… А может, и то и другое.

Она тряхнула головой — волосы вырвались на волю, сломав заколку.

Тучи на небе расступились, дав место для солнца.

Рита заметила трамвай на остановке и, забыв про все сегодняшние происшествия, побежала к нему изо всех сил.

«Что значит имя? Роза пахнет розой — хоть розой назови ее, хоть нет…» Черт побери!

Рита швырнула лист на стол.

— Это бред, — сказала она.

— Чем тебе Шекспир-то не угодил, Марго? — поинтересовался толстощекий и круглолицый Миша. Его глаза, надежно спрятанные под толстыми линзами круглых очков, недобро сверлили Риту.

— Мне не Шекспир не угодил, — устало выдохнула Рита. — Мне ты не угодил. Мне пошлость эта вселенская надоела до смерти…

— Та-а-ак, — зловеще протянул Миша. — Ты мне хочешь сказать, что это вот воплощение человеческой пошлости и есть твой покорный слуга?

— Ну ты сказал, — улыбнулась Рита, слегка наклонив голову. — Я не имела в виду никого из присутствующих.

— Конечно, не имела, — продолжал злиться Миша. — Ты просто указала автору сценария на надлежащее место… Ты ж королева у нас, Ритуля. Это мы тут все простые смертные… Только вот кто нас к смерти-то приговорил? Ты? А знаешь, что я тебе скажу, Ритуля моя дорогая?

Она чувствовала себя отвратительно. Миша был обычным человеком. А Рита снова выпустила на волю джинна — кто ее просил лезть со своим мнением? Прочла бы эти слова… Какая разница? Не реклама же прокладок, в самом деле… Всего лишь «Роуз-гель». Средство для удаления дурных запахов в туалете…

— С запахом розы, — пробормотала она. — Может, и правда, а, Миш? Назовем розу «Роузом». Чего изменится-то во вселенной? Ни-че-го… Или — нет. Наоборот! Все станут такими гладкими, упитанными, счастливыми до одурения… И в самом деле, Миш, это даже хорошо! Есть же на свете люди, которые не удосужились прочитать «Ромео и Джульетту»! А рекламу все смотрят. Так что ты, Мишаня, несешь культуру в массы, верный заветам своих революционных предков!

Миша даже покраснел от гнева и обиды.

— Знаешь, Прохорова, ты не зарывайся, — проговорил он холодно. — Ты думаешь, из-за твоего голоса тебе все позволено, так? А незаменимых-то нет, Прохорова! Не хочешь читать это — иди на… Королева хренова. Амира все прочитает, ей деньги не лишние.

Рита сжала руки в кулаки. Так сжала, что костяшки пальцев побелели. Деньги? А подавитесь вы… Пусть читает Амира. У Амиры уже давно все умело приспособлено к действительности. Она научилась выполнять чью-то волю, даже если видела, как это глупо. «Воля заказчика»…

— «Что значит имя…» — Рита прикрыла глаза.

Она вспомнила, как однажды уже говорила эти слова. На балконе. В темноте…

Что значит имя?

Небо везде одинаковое, подумала она, всматриваясь в темно-синий бархат. Оно неизменно. Такое же было в Вероне. Синий бархат, украшенный маленькими бриллиантами… И — любовь, на первый взгляд достаточно обычная. Встретились мальчик и девочка. А потом умерли… От этой самой любви. Тоже на первый взгляд. А если подумать хорошенько, умерли-то они от ненависти, окружающей их. Любовь не выдержала этой роковой схватки.

До спектакля оставалось два дня. Курсового спектакля, где она, Рита, играла Джульетту. И хотя это был всего лишь ученический спектакль, Рита относилась к своей роли с трепетом. Когда ей сказали, что именно ей выпало играть Джульетту, мечту всех девочек на свете, она думала, что ее сердце от радости разорвется на мелкие кусочки-звездочки и эти звездочки заполнят собой все небо!

— «Что значит имя? Роза пахнет розой…»

Ночь была прохладной, Рита невольно поежилась, поглубже запахиваясь в теплую вязаную кофту, накинутую поверх ночной рубашки. «Нет, там, в Вероне, было все-таки теплее», — решила она.

— «Хоть розой назови ее, хоть нет», — услышала она голос и улыбнулась. Потому что это был голос Сережки.

Он стоял под ее балконом, такой милый, смешной, и, высоко задрав голову, смотрел на нее.

— Привет, — рассмеялась она, и ей показалось, что в тишине ее голос звучит слишком громко. Она оглянулась, боясь разбудить родителей.

— Привет, — прошептал он. — Я соскучился по тебе… Знаешь, Ритка, оказывается, мир — это пустыня… Бродишь по ней и всматриваешься в чужие лица. И эти лица такие странные, они все, оказывается, одинаковые! Ритка, почему ты меня бросила-то?

Рита даже вздрогнула. Вот это наглость!

— Тебя никто не просил уходить, — обиженно сказала она. — Ты ведь сам решил исчезнуть… Я боялась, что ты никогда не вернешься.