Айрис Джоансен - Звездочка светлая

– Напротив, – возразил Сэнделл, – я полагаю, нам необходимо это обсудить. Насколько я понял, между вами и Гуннаром по этому поводу произошла размолвка. Но вы наверняка знаете о нем далеко не все. Он не любит рассказывать о своем прошлом, и даже отказался снова посещать психотерапевта после того, как прошел первый курс лечения.

– Лечения? – медленно переспросила Квинби. – От чего он лечился?

– Он страдает от чувства вины. Он не рассказал вам, как погибли его родители?

– Нет.

– Они были убиты, жестоко убиты, когда армия Саид-Абабы вошла в Гарванию. «Кланад» направил Гуннара на задание, поэтому во время вторжения он находился далеко и вернулся на ферму родителей только через два дня после того, как все было кончено. Когда он, наконец, добрался туда, то нашел своих родителей изрубленными на куски, а дом – сожженным дотла.

Квинби смотрела на рассказчика широко раскрытыми от страха глазами.

– Какой ужас! Джон угрюмо кивнул.

– В то время Гуннар был еще совсем юным. Он чуть не сошел с ума от горя и во всем винил себя. Он считал, что должен был находиться рядом с ними и защитить их.

– Но тогда он бы тоже погиб!

– Умом он понимает это, но сердцем… – Джон немного помолчал. – Родители Гуннара были замечательные, но не очень образованные люди – придерживались старомодных взглядов. Их очень расстроило то, что парень покинул ферму и пошел в армию, но все же это решение было для них понятным. Но вот его участие в экспериментах с мирандитом они принять не смогли, считая, что их сына превращают в какого-то урода.

Урод! – горько усмехнулась про себя Квинби.

Господи, ведь Гуннар и ей говорил, что боится, как бы она не стала считать его уродом, но она тогда даже не поняла, на что он намекал, а должна была как следует расспросить его, успокоить.

– После того, как его родители были убиты, Гуннар впал в глубокую депрессию. – Сэнделл сжал губы. – «Кланад» должен был бы помочь ему, но в то время у нас хватало других забот. Мы оказались в руках правителей Саид-Абабы. Над нами собирались ставить какие-то опыты, и я до сих пор удивляюсь, как мы все не сошли с ума к тому моменту, когда нам наконец-то удалось выбраться из научного заведения, куда нас запихнули. Тогда нам показалось, что Гуннар сумел оправиться, вот мы и пустили все на самотек. Лишь некоторое время спустя стали заметны произошедшие в нем перемены. С тех пор он был совершенно безрассудным, неуправляемым, но при этом оставался тем же Гуннаром, и мы все его любили.

– Почему же вы не помогли ему? – гневно спросила Квинби, – Ведь он мог погибнуть, черт побери!

– Мы пытались. После того, как мы обосновались в Седихане, все прошли специальный курс лечения для укрепления психологической стабильности. И только тогда выяснилось, что происходит с Гуннаром. Он не только винил себя в гибели родителей, но каким-то образом вбил себе в голову, что действительно является неким уродцем. И время от времени это чувство вины становилось причиной крайне отчаянной бесшабашности, когда он начинал играть в прятки со смертью, словно провоцируя ее.

– Он и сейчас такой.

Джон беспомощно развел руками.

– Гуннар согласился на лечение. Казалось, он уяснил, что с ним что-то не так, что он нуждается в помощи. Однако он оказался чересчур нетерпеливым и не дождался, пока его вылечат окончательно. Поскольку во всем остальном Гуннар был совершенно нормальным, мы не настаивали на продолжении лечения. Это ущемляло бы его права, а у «Кланада» существуют правила, в соответствии с которыми…

– Правила? – Голос Квинби дрожал. – Когда я увидела его в первый раз, он бежал по взлетному полю, уворачиваясь от автоматных очередей.

– Мы оберегали его, как могли. Мы дали ему работу, выполняя которую он был постоянно окружен нашими самыми лучшими людьми. Людьми, которые его любят, – мягко добавил Джон Сэнделл.

Квинби невольно вспомнила Марту, необычную «бабушку», которая была приставлена к Гуннару, чтобы спасать его от самого себя. Видимо, это не помогло. Ничто не помогло.

– Вы должны были предпринять что-то еще.

– Кодекс «Кланада» запрещает…

– Черт с ним, с этим вашим кодексом! – Глаза ее сверкали от гнева. – Что, по-вашему, важнее, соблюдать какие-то там права или спасти человеку жизнь? – Она сделала глубокий вдох, пытаясь хоть немного успокоиться. – Да знаете ли вы, какой он – Гуннар? Знаете ли вы, какой он любящий и заботливый? Он такой чудесный человек, а вы бросили его на произвол судьбы, позволяете ему рисковать жизнью, словно она для вас ничего не значит!

– Он значит для нас очень много, – мягко возразил Джон. – Мы тоже любим его, Квинби.

– В таком случае вы очень странно проявляете свою любовь. Впрочем, – слабо улыбнулась она, – я, видимо, тоже не сумела доказать ему свою любовь. Но это еще не поздно исправить.

– Что вы задумали?

– Скажите, у вас здесь есть машина?

– Да, – кивнул он. – Мы взяли ее напрокат в аэропорту. Она – на стоянке.

– Могу я одолжить ее?

Сэнделл сунул руку в карман, вытащил брелок с ключами от автомобиля и протянул женщине.

– Темно-бордовый «Бьюик». Его номер выбит на брелке. Куда вы собрались, если не секрет?

– Как только вернется Эндрю, я поеду за Гуннаром. Я не должна была отпускать его одного. Он, скорее всего, поедет сначала в Милл-Коттедж, так что, возможно, я его там застану. А если нет, пойду за ним в лес. – Пока она говорила, двери лифта отворились, и из него вышли Элизабет и Эндрю. – А вот и они. – Квинби направилась к лифту. – Время от времени я буду звонить, чтобы справиться о состоянии Стивена.

– Гуннару это точно не понравится, учтите. Он не хотел бы, чтобы вы подвергали себя какой-либо опасности, пока где-то поблизости разгуливает Бардо.

– Меня не волнует, понравится Гуннару это или нет, – отрезала Квинби. – Пусть по этому поводу переживает ваш «Кланад». Я волнуюсь только за его жизнь.

Не дожидаясь ответа, она вышла из комнаты и пошла по коридору навстречу Элизабет и Эндрю.

Серый «Мерседес» был припаркован на подъездной дорожке перед входом в Милл-Коттедж. Увидев его, Квинби глубоко и с облегчением вздохнула, а затем остановила свою машину рядом с «Мерседесом» и выбралась из нее. Гуннар, как она и предполагала, все еще здесь. Остается только надеяться на то, что он еще не ушел прочесывать лес.

Входная дверь оказалась незапертой, и это еще больше обнадежило Квинби. Возможно, Гуннар еще здесь. Она постояла в вестибюле, прислушиваясь. В старом доме царила полная тишина.

– Гуннар!

Она заглянула в гостиную. Все здесь оставалось так же, как вчера вечером, когда они в спешке бежали: брошенные в беспорядке видеокассеты, столик на колесиках с недоеденным праздничным тортом, тарелками и вилками… На диванных подушках до сих пор можно было различить отпечатки тел Эндрю и Стивена, словно они вышли из комнаты на минуту и вот-вот вернутся. Как бы ей этого хотелось! Она мечтала о том, чтобы можно было повернуть время вспять и снова пережить счастливые дни, когда ничто не нарушало их безмятежную жизнь в Милл-Коттедж.

Нет, прошедшего не вернуть. Об этом и думать-то глупо. Теперь ей предстоит сделать все возможное, чтобы хоть как-то исправить положение.

Может, Гуннар пошел наверх, чтобы принять душ и переодеться, прежде чем пуститься в погоню? Может, бегущая вода помешала ему услышать, как она его окликнула?

Квинби вышла из гостиной и стала подниматься по лестнице, рассеянно думая, что после ночи, проведенной в больнице, и сама бы не отказалась от горячего душа.

И все же что-то ее тревожило. В душе копошился какой-то неприятный червячок. Чувствовалось, здесь что-то не так, хотя она не могла определить, что именно.

Поднявшись на второй этаж, она двинулась по коридору в сторону двери в комнату Гуннара.

Послышался негромкий скрип кресла-качалки.

Единственное такое кресло находилось в комнате Эндрю.

Квинби остановилась и медленно повернулась в ту сторону, где она находилась. Дверь в комнату была приоткрыта, и оттуда доносилось мерное уютное поскрипывание.

– Гуннар?

Молчание.

Лишь продолжает поскрипывать кресло.

О Боже! Она ощутила, что задыхается под удушливой волной накатившего страха. Ей хотелось сломя голову кинуться вниз по лестнице и выбежать из дома, но тело отказывалось повиноваться.

Она поняла, что именно тревожило ее, что именно было не так.

На столике в гостиной не было кухонного ножа.

Кресло в детской комнате неожиданно перестало скрипеть.

– Тебе не убежать, и ты это знаешь. – Голос был низкий, словно лоснящийся от самодовольства. – Я поймаю тебя раньше, чем ты успеешь добежать до середины лестницы, и к тому же очень рассержусь. Я устал прятаться от дураков-полицейских и хочу отдохнуть. Будь же умницей, иди сюда!

Квинби, словно окаменев, стояла посередине коридора, не в силах отвести взгляда от двери.

– Я знаю, кто ты такая. – Звуки безумного хохота, который последовал за этим утверждением, леденили кровь. – Ты – девка этого урода. Ты, наверное, без ума от него. Эти сволочи здорово умеют запудривать мозги вам, дуракам, своей черной магией. – Голос на несколько мгновений умолк. – Не желаешь взглянуть, что я сделал с твоим любовничком? Вот он, здесь. Лежит у моих ног с ножом в груди.

Нож! Кухонный нож!

Не чувствуя под собой ног, Квинби побежала по коридору, распахнула дверь в комнату Эндрю и стала шарить взглядом сначала по полу, а затем по сторонам. Гуннара здесь не было – ни живого, ни мертвого.

– Я соврал, – насмешливо признался мужчина, сидевший в кресле-качалке. – Доброе утро. Меня зовут Карл Бардо.

– Я знаю. – Она узнала бы это лицо среди тысячи других. Она, как сейчас, видела его за стеклом автомобиля. И – ствол пистолета, наведенный на Эндрю. Теперь тот же самый пистолет был нацелен ей в живот.