Мишель Яффе - Звездочет

— Вы очень заботливы, милорд, — ответила она. — Но вам не стоит так беспокоиться. Тем более что сейчас я больше всего на свете хочу есть.

— М-м-м, — задумчиво протянул Йен. — Понятно. — И, помолчав, добавил: — Нет.

— Нет? — Бьянка удивленно приподняла брови.

— Нет, — решительно покачал головой Йен.

— Что — нет?

— Никакой еды. До тех пор, пока вы не снимете с себя это великолепное платье. Вы можете испачкать его. — С этими словами он протянул руку к шнуровке.

— Ваше беспокойство о моем гардеробе особенно трогательно, милорд, — сказала Бьянка, пока он помогал ей избавиться от платья, оставив при этом на шее сапфиры.

— Кто-то же должен об этом позаботиться, — совершенно серьезно ответил Йен с осознанием груза ответственности, возложенного на его плечи.

— М-м-м, — в свою очередь, простонала Бьянка, ощущая его пальцы на своей обнаженной спине. Он обнял ее сзади, притянул к себе, а затем оттолкнул. — Нет! — воскликнула она, протестуя.

— Вы сказали, что хотите есть, — сказал граф, доставая из гардероба, который Бьянка раньше и не приметила, два шелковых халата. — Впрочем, если вы будете себя хорошо вести, то, возможно, мы сможем удовлетворить оба ваши желания.

Возбужденная такой перспективой, Бьянка быстро накинула халат и последовала за Йеном в соседнюю комнату. Стол убрали и накрыли заново, на этот раз постелив не белоснежную, а темно-красную шелковую скатерть. Через минуту после того, как они вошли, появились слуги с блюдами и графином вина. Йен подождал, пока они их поставят, и, отказавшись от услуг, отослал всех.

На этот раз в графине оказалось тосканское кьянти, которое прекрасно подходило к бифштексам по-флорентийски. Хотя в этом блюде не было ничего особенно утонченного или романтического, Йену оно нравилось, и он попросил своего повара приготовить его, поскольку испытывал страстное желание познакомить Бьянку с тем, что любит больше всего. Он потягивал вино и наблюдал за тем, как Бьянка не только бурно восхищается блюдом, но и с удовольствием поглощает его, собирая лепешкой мясной соус и отправляя его в рот. Опустошив тарелку, она взглянула на него и усмехнулась. Йен никогда прежде не видел, чтобы женщина в сапфировом ожерелье так себя вела, поэтому невольно усмехнулся в ответ.

— Я наелась, — сказала она, смакуя кьянти. — Не пора ли удовлетворить прочие мои нужды?

— Я как раз задавался этим же вопросом, — кивнул Йен. — Пойдемте посмотрим, готова ли комната.

Оставив изумленный взгляд Бьянки без ответа, он повел ее обратно в альков сладострастия. Еще с порога она заметила, что роскошное покрывало снято с кровати, а белоснежные простыни перевернуты. На столике на огромном блюде она увидела кусок льда в форме чаши, в которой лежали разноцветные шарики. Бьянка не переставала удивляться тому, как слуги догадываются, что, когда и куда приносить, но назначение шариков занимало ее едва ли не больше.

— Это съедобный лед, — объяснил Йен и отломил ложкой кусочек розового шарика. — Попробуй, — предложил он, хотя Бьянка отнеслась к такой идее скептически.

Но через мгновение она блаженно закрыла глаза, наслаждаясь восхитительным малиновым вкусом, а Йен тут же зачерпнул другой шарик — на этот раз персиковый — и поднес к ее губам ложку. Бьянка откинулась на кровать, и он дал ей перепробовать все оставшиеся шарики, причем после каждого она решительно заявляла:

— Этот мне нравится больше всего.

Йен отложил ложку и принялся снимать с Бьянки халат, нежно лаская ее кончиками пальцев. Когда она потребовала лимонный шарик, он прервался, чтобы выполнить ее просьбу, сам съел целую ложку и прикоснулся губами к ее соску.

Контраст между льдом и жарким дыханием Йена раскалил Бьянку. Она потерлась ягодицами о его бедро. Казалось, ее намек сработал, потому что Йен опустился вниз, но тут же вернулся, после чего стал снова скользить вниз по ее телу, но на этот раз оставляя за собой сладкий след прохладной жидкости.

Однако вместо того, чтобы следовать ее безмолвным указаниям, он не взял в рот ее клитор, а стал медленно слизывать сладкий ручеек, оставленный им. Между тем растаявший лед стек по животу между ног. Ледяные капли попадали на ее разгоряченную плоть, доводя до сумасшествия.

Йен оставил немного миндального мороженого во рту, чтобы поддержать соответствующую температуру, после чего прикоснулся к ее клитору холодными нежными губами. Он стал ласкать его языком, прикасаясь к нему всей его поверхностью. Бьянка извернулась, а затем с силой прижалась к нему. Наконец он всосал ее в себя, растворив предварительно ледяной шарик мороженого.

Бьянка сходила с ума от желания, не находя в себе сил ни потребовать проникновения внутрь его плоти, ни оторваться от будоражащего ощущения холода между бедрами. Йен сохранил небольшой кусочек мороженого и языком поместил его во влагалище, наслаждаясь тем, как от его таяния возбуждались лепестки ее губ. Чувствуя это, он продолжал ласкать языком ее клитор, и даже прихватил его зубами. С каждой секундой он чувствовал, что она возбуждается все сильнее.

Бьянка вспомнила о зеркале на потолке. Она увидела его голову между своих ног и ощутила, как он всасывает в себя ее влагу. Она изогнулась всем телом, обвила его ногами за плечи и притянула к себе. Его ладони сначала проникли под ее ягодицы, и наконец один из пальцев проник в глубь влагалища. Бьянка застонала, изогнулась несколько раз, не в силах бороться с собой. Из ее уст вырвался звериный стон.

Высвободившись от мертвой хватки ее ног, Йен расслабился и откинулся на спину, наслаждаясь тем, как восхитительно играют сапфиры ее ожерелья.

— Тебе было хорошо? — лицемерно поинтересовался он.

— Это было мило, — открыв глаза, ответила Бьянка.

— Но ведь я кажусь тебе более милым, не так ли? — встревожено поинтересовался Йен.

— Не вижу разницы.

Йен не был уверен, что получил желаемый ответ, но в ситуации, когда ее тело было прижато к его, он счел свой вопрос несущественным. Приведя ее в состояние оргазма губами и языком, он возбудился и готов был продолжить, что и продемонстрировал круговыми движениями ягодиц.

— Мы снова займемся любовью, Йен? — спросила она с оттенком неудовлетворенного голода.

— Если ты настаиваешь, — прошептал он, входя в нее. Их близость не была похожа на прежнюю, и они оба это почувствовали. Ранее ни один из них не смотрел в зеркало на потолке, потому что интересовался выражением лица. Йен ложился сверху, пытливо глядя в глаза, стремясь проникнуть в их сияющую глубину, поверить в то, что эта близость не обезоружит его, не сделает уязвимым. И Бьянка всякий раз убеждала его в этом. Они отдавались друг другу без страха и упрека, без ограничений и вопросов.

И Бьянке, и Йену вскоре суждено будет оглянуться назад и удивиться тому, насколько наивными они были.

Юноша провел пальцем по груди:

— Я могу сделать такой разрез у нее, раздвинуть ребра и достать из груди ее сердце.

Женщина ограничилась полуулыбкой. Она все еще нуждалась в том, чтобы он слепо подчинялся ей.

— Всегда одна только порка, — продолжал молодой человек, распаляясь от собственных мыслей, — а мне бы хотелось посмотреть, как она станет извиваться, закованная в цепи. По-моему, это очень возбуждает.

— Не можешь придумать ничего более оригинального? — надула губки женщина. — Или, может быть, твои прежние отношения с ней мешают тебе испытывать глубокое чувство ко мне и искажают твои суждения? — Это прозвучало как серьезный вызов.

— Я озабочен только тем, чтобы доставить тебе удовольствие. Мне никогда не была свойственна оригинальность мышления, но я готов на все, чтобы развлечь тебя. — Он сделал попытку защититься.

— В таком случае, у меня есть идея, — сказала она, убедившись, что он не лжет. — Приведи ее ко мне, я о ней позабочусь, — предложила она, ласково поглаживая его по груди.

— И как же ты намерена это сделать? — При мысли о том, что девушка станет заложницей его любовницы, его глаза возбужденно заблестели.

— Прежде всего я хотела бы какое-то время провести с ней наедине, чтобы выяснить, почему она так далеко зашла в своем желании причинить мне вред, — непринужденно, словно речь шла о самом обычном деле, ответила она. — Потом настанет твоя очередь. А дальше я еще не придумала. Возможно, стоит обойтись с ней, как с Энцо, — продолжала она, скользя рукой по его животу. — Впрочем, всегда же есть великаны.

— Великаны? — переспросил юноша рассеянно, поскольку поглощен был не беседой, а теми ощущениями, которые вызывали в нем ее руки.

— Разумеется, — томно ответила она, подлаживаясь под стоны, которые слетали с губ юноши. — Она должна быть напугана, должна узнать, что такое быть униженной и раздавленной. Она должна получить то, чего заслуживает. Но это еще не все. — Теперь она говорила скорее себе самой, а не ему, хотя рук не отнимала. — Нужны синяки, шрамы, ссадины — и во множестве. Настоящий триумф наступит тогда, когда этот ублюдок увидит ее тело и поймет, что справедливость восторжествовала. — Она улыбнулась от предвкушения мести и позволила молодому человеку лечь на нее сверху, ощущая приближение оргазма. — Это даже лучше, чем я задумала сначала. Он будет разбит, сломлен, уничтожен сознанием, что не смог защитить ее.

Они лежали молча и неподвижно: он наслаждался собственной опустошенностью, она — захватывающей дух красотой своего нового плана. Придя в себя, женщина притянула к себе юношу и отдала распоряжения:

— Приведи мне ее завтра. Ты знаешь, где ее найти. Приведи ее, и мы от души повеселимся.

Криспин был слишком взволнован, чтобы хорошенько подумать, прежде чем войти в комнату Йена утром. В результате своей недальновидности он испытал глубокое смущение. Он догадывался, что его брат пользуется всеми преимуществами своего нового положения в отношении восхитительной Бьянки, но никак не ожидал застать их мирно спящими в объятиях друг друга. Но когда он споткнулся об угол дивана и, больно ударившись голенью, тихо выругался, любовники проснулись.