Сэм отодвинулась от него так далеко, как только позволяли размеры тесной пещеры.

– Нет уж, зови меня моим собственным именем – мадемуазель де Манка. А ты? Кто ты? Ведь ты не чистокровный индеец, верно?

– Я полукровка, – не моргнув глазом солгал Кейд. – Много лет назад во время нападения на фургоны с переселенцами индейцы похитили мою мать. Она влюбилась в великого вождя племени мескалеро,[1] я – их сын.

Это собьет Бэлларда со следа. Пусть поломает себе голову над тем, что может делать апачи из племени, обитающего между Рио-Гранде и Пекосом и еще дальше к югу, в Мексике, так далеко от родных мест. Сначала Бэллард, конечно, решит, что его невеста что-то путает, но Кейд позаботится о том, чтобы в конце концов он принял все за чистую монету. Надо будет просветить Селесту насчет апачей, чтобы к моменту своего освобождения она знала о них как можно больше.

– Полукровка, – повторила Сэм, потом спросила: – А почему ты остался с индейцами после того, как вырос? Почему не стал жить с белыми людьми?

Она затронула больное место.

– Белые смотрят на полукровок с презрением. Белый человек не хочет, чтобы я жил в его мире. А индейцы считают меня своим, потому что я сын великого вождя.

Неплохо придумано. Путь Бэллард попытается проверить эту сказку.

Сэм почувствовала себя ужасно неловко из-за того, что он лежал перед ней голый, только прикрыв ноги и бедра складкой бизоньей шкуры.

– Мне все равно, кто ты такой! – крикнула она. – Если ты предпочитаешь жить в грязи и убожестве, это твое дело. А я хочу вернуться обратно, в цивилизованный мир.

Ее покровительственная манера начала его раздражать.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, и, между прочим, в тот день, когда я спас тебя от грозы, ты сама была не очень-то чистой.

– Я в этом не виновата. Меня заставили работать – отскабливать мясо, коптить шкуры. Я не могла не испачкаться. Черт бы тебя побрал! – Сэм направилась к выходу. – Мне больше нравилось, когда ты молчал. По крайней мере, не приходилось слушать твою идиотскую болтовню.

Он не сделал попытки остановить ее, понимая, что лучше всего оставить ее сейчас в покое, чтобы она разобралась в своих мыслях и чувствах. И пусть продолжает злиться на себя и на него, потому что тогда им будет легче провести вдвоем время, которое осталось до ее освобождения…

Сэм полной грудью вдыхала утренний воздух – после грозы он был свеж и ароматен. Она подумала о той тяжелой работе, которой ей приходилось заниматься последнюю неделю, и решила, что, несмотря на это, предпочла бы сейчас находиться в деревне, а не с Буйным Духом. Теперь всякий раз, когда она будет смотреть на него, она станет думать о том, что произошло прошлой ночью. О, как она могла быть такой слабой? Этому полукровке, наполовину белому, наполовину индейцу, не было места среди белых, а ей было не место в его объятиях, как бы ей это ни нравилось.

На некоторое время Кейд оставил ее в одиночестве, но потом ему захотелось есть он вышел из пещеры и начал разводить огонь. Он привез с собой из города немного кофе и большой кусок бекона, поскольку Селеста теперь считает его полукровкой, ей покажется естественным, что он знаком с пищей и напитками белых. Разводя костер, он видел ее – она сидела на корточках у кромки воды и стирала свое платье из оленьей замши. Она делала вид, будто не видит его, но он знал, что, почувствовав запах жарящегося бекона она не выдержит и придет.

Он оказался прав. Наконец она повесила, платье на куст и явилась: ни гордость, ни гнев. Не помешали, ей взять пищу, которую он ей предложил. Ела она молча, и, жадно и не переставая пила кофе. В конце, концов, она нехотя заговорила:

– Может быть, тебе стоит ездить в город почаще, чтобы привозить приличную еду?

– Ты вовсе не кажешься отощавшей, ты даже стала толще с тех пор, как я видел тебя в последний раз.

Это была правда. Она действительно немного поправилась. И стала еще красивее, о чем он, разумеется, говорить ей не собирался.

– Любой бы стал толще, питаясь той жирной пищей, которую употребляет твой народ.

– Только летом. Зимой нам часто приходится поститься. – Он указал на грязные миски.

– Теперь ты можешь их вымыть.

– А пошел ты к черту!

И она гордо удалилась, бормоча себе под нос, что она ему не рабыня и больше не позволит так с собой обращаться. Пусть сам моет свою грязную посуду, а его женщины пусть сами скоблят свои шкуры. Она пыталась помогать им, вела себя смирно, и какова же награда? Она снова очутилась в этой проклятой пещере, под охраной человека, которого старалась ненавидеть, но который был способен одним только ласкающим взглядом воспламенить ее кровь. Что ж, пусть считает ее высокомерной, ей все равно. Единственное, чего ей хочется, – это оказаться от него подальше, пока она не наделала еще больших глупостей.

Кейд схватил ее, когда она направлялась обратно в пещеру, резко повернул и притянул к себе:

– Я запрещаю тебе вот так уходить. Я дал тебе работу, и ты ее сделаешь.

Его взгляд был полон угрозы, но она вскинула голову и дерзко посмотрела ему в глаза.

– Я уже сказала тебе, полукровка: пошел к черту.

Он встряхнул ее:

– Не провоцируй меня.

– Иначе ты станешь меня пытать, потому что я отказываюсь быть твоей рабыней?

– Есть и другие пути сделать тебя более сговорчивой.

Он крепко обнял Сэм и впился в ее губы жарким поцелуем, а потом так же внезапно отпустил, повернулся и пошел прочь.

Ошеломленная Сэм молча смотрела ему вслед. Он мог заставить ее подчиниться, хорошенько поколотив. Однако вместо этого он только поцеловал ее, пылко и страстно, напомнив, как легко тело может предать ее. Глядя, как он подбирает с земли миски и идет с ними к реке, она вдруг подумала: а что дурного в том, что она получит удовольствие, раз уж подвернулся такой случай? В прошлом ей часто приходилось несладко, будущее тоже не манило: ведь ей предстоит стать женой человека, которого – она это чувствовала – ей никогда не удастся полюбить. Так что же плохого в том, если она сполна насладится настоящим? К тому же, убеждала она себя, пока длится ее плен, лучше жить в мире с Буйным Духом.

Он опустился на колени у воды, и Сэм окатило волной жара – она вспомнила, как сладко было обнимать его широкую спину и какое блаженство она испытала, когда он овладел ею до конца. Теперь она наконец знала, какую радость может подарить женщине мужчина.

Джарман либо поверит, когда она скажет, что индейцы ее не насиловали, либо не поверит. Даже если бы прошлой ночью ничего не произошло и она явилась к нему девственницей, это ничего бы не изменило. Так не все ли равно? Теперь уже ничего не изменишь. И Сэм поклялась себе, что, пока она в плену, она будет гнать от себя всякие мысли о том, виновата она или нет, правильно она поступила или неправильно.

Подойдя к реке, она встала возле него на колени и взяла миски.

– Прости меня, – прошептала она. – Ты обращался со мной хорошо, и я должна быть тебе благодарна. Я знаю, что все могло быть гораздо хуже.

И Кейд вдруг с поразительной ясностью понял, что ему с самого начала не следовало ввязываться в эту затею. Он чувствовал к Селесте что-то такое, что не должен был чувствовать, и это не могло принести ему ничего, кроме страданий и боли. Он знал, что в конце концов должен будет отправить ее в форт, но какая-то часть его существа страстно сопротивлялась неизбежности. И если эта девушка может принадлежать ему только здесь и сейчас, что ж, тогда он, черт возьми, будет наслаждаться ею каждую секунду!

Он встал, и она поднялась вслед за ним. Кейд молча пожирал ее взглядом.

– Я не стану принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь, – снова повторил он.

– Но я этого хочу. – На ее губах играла застенчивая улыбка, но глаза сверкали дерзкой решимостью. Скользнув руками вверх по его телу, она обняла его за шею. – Какое нам дело до того, что будет завтра, Буйный Дух? В этой жизни имеет значение лишь то, что происходит сейчас.

Кейд взял ее за руку и снова увлек за собой туда, где они могли броситься в сладостный водоворот страсти.


Время шло, и чувства, которые Сэм испытывала к Буйному Духу, становились все глубже; она видела, что и его тоже все сильнее тянет к ней. Однако он по-прежнему не говорил ей нежных слов, и она убедила себя, что ее влечет к нему лишь чисто плотское желание, порожденное одиночеством и горечью плена.

Но ей было хорошо: ночами она отдавалась блаженству страсти, а дни Буйный Дух превратил в одно сплошное захватывающее приключение, неустанно знакомя ее с тем миром, в который она на время попала. Он совершал с ней длительные прогулки, сообщая ей названия всех растений, птиц и животных, которые попадались на их пути. Он научил ее ловить рыбу острогой и ставить силки на мелкую дичь. Он даже показал ей, как стрелять из лука и из пистолета, уверенный, что теперь она не обратит оружия против него. Еще он научил ее ездить на лошади по-мужски и без седла; и они носились верхом, как ветер, смеясь и наслаждаясь обществом друг друга.

Теперь, когда они сблизились, Сэм начала все чаще задавать себе вопрос: а как бы отреагировал Буйный Дух, если бы она сказала ему правду о том кто она такая на самом деле, и рассказала бы об их с Селестой затее? Может быть, объясни она ему истинное положение вещей, он объявил бы ее своей женщиной и передумал отпускать обратно? И что было бы тогда? Смогла бы она быть счастливой в его мире? О, какие глупые мысли лезут ей в голову! Ведь он никогда не давал ей повода думать, что его интересует что-то помимо сиюминутных радостей, и она просто дура, что так к нему привязалась. Нет, надо хранить от него эту тайну, а когда придет время вернуться к цивилизации, лучше будет не оглядываться назад и ни о чем не вспоминать…

Однажды в их убежище явилась на пони Солнечная Птица и заговорила с Буйным Духом на своем языке. Сэм, конечно же, не понимала ни слова, но видела, что Солнечная Птица чем-то огорчена; а когда та повернулась в ее сторону, Сэм с удивлением заметила, что глаза ее горят гневом.