— Не слишком ли он хороший? Скажи мне, пожалуйста, а ты чуть-чуть не влюбилась в доктора Престона, ну, самую малость? Я считаю, это вполне нормально, когда твой психиатр тебя возбуждает.

— Кики!

— Хорошо, молчу, больше ни слова. — Она закрыла рот руками, однако через секунду отвела их. — А можно задать один маленький вопросик? Он темноглазый, смуглый брюнет с усиками?

Анджела встала с шезлонга.

— Пожалуй, я пойду искупаюсь. Не хочешь со мной, сестричка дорогая?

— Ты же знаешь, терпеть не могу, когда я мокрая… снаружи, конечно.

Анджела с притворным ужасом покачала головой, натянула купальную шапочку, нырнула в бассейн и, проплыв несколько кругов, вылезла обратно. Она набросила на себя купальный халат и опять опустилась в шезлонг.

— Послушай, Анджела, я хочу у тебя спросить еще кое-что.

— Да?

— Я просто хочу спросить: ты с ним не говорила об отце?

— Ну конечно же, я говорила с ним о папе. Но это не значит, что я должна передавать весь этот разговор тебе, — сказала она с явным вызовом.

— А Ник Домингез? Ты о нем говорила?

Анджела холодно посмотрела на сестру:

— Почему я должна была говорить о нем?

— Значит, нет?

Анджела смотрела прямо перед собой, ничего не отвечая. Они некоторое время сидели в молчании. Затем Кики сказала:

— Если ты хочешь, чтобы я еще немного побыла здесь и поехала с тобой в Сакраменто, то я могу.

Анджела вскочила и обняла ее.

— Правда? Сможешь? Это будет здорово. Мне так хотелось, чтобы ты поехала со мной, но я стеснялась попросить, думала, что это будет уже слишком.

Кики хитро улыбнулась:

— Может быть, ты сначала хотела спросить доктора Престона. То есть спросить его, нужно ли это делать?

— Нет, я не буду его спрашивать. Он может сказать, что ты для меня будешь вроде костылей и что мне надо учиться обходиться без них. Так что я его и спрашивать не буду! Я только не знаю, могу ли принимать от тебя такую жертву. Я знаю, как тебе тяжело жить в Калифорнии и не видеться с Рори. Кики, почему ты ее не навещаешь?

— Нет. Этого не стоит делать. Если я ее увижу, то мне будет еще хуже. Я просто не переживу, если увижу ее и буду знать, что опять придется расстаться.

— А Брэд? Вы с ним общаетесь?

— Да. Он время от времени пишет мне, сообщает, чем занимается и что умеет делать Рори. Присылает фотографии.

— А как Вик с Никки? Вик не очень расстроится, если ты погостишь в Сакраменто?

— О, Вик слишком занят своими киношными делами, чтобы замечать, что я делаю. Он сейчас опять в Израиле, снимает вестерны с еврейским акцентом, представляешь? После нашего провала с «Войной и миром» он просто как побитая собака.

Анджела ничего не ответила. Мать говорила ей, что киноэпопея с треском провалилась.

— Иногда мне кажется, Мизрахи хотел, чтобы фильм провалился, — сказала Кики.

— Какая чепуха. Зачем ему это? В конце концов, на карту поставлена его репутация, да и стоило это не один миллион.

— Если точнее, то двадцать восемь. Это такой хитрый тип. Никто не знает, что у. него на уме. Может быть, ему было нужно потерять деньги, чтобы не платить налоги. Я знаю только одно — с того момента, как мы связались с этим человеком, все пошло к черту. Все! Моя карьера, мой брак. Я даже позволила ему уговорить себя… А, ладно. Что толку теперь говорить?

«О чем чуть не проговорилась Кики?» — подумала Анджела. О том, что она позволила уговорить себя использовать свою сестру в какой-то игре? Но почему? И для чего? А, все это уже быльем поросло…

Кики нервно рассмеялась:

— Он был просто в ярости, когда узнал о твоей болезни.

— Что значит «в ярости»? Очень странная реакция. И какое ему до этого дело?

— Он считает, что ему есть до этого дело. Он считает тебя своим очень близким другом. И он страшно зол на Дика. Он говорит, что это Дик довел тебя до нервного расстройства. Он считает, что Дик — это просто чудовище, которое ужасно плохо обращается с тобой.

— Правда? — сухо спросила Анджела. — Интересно, откуда у него такие сведения? Кики, неужели ты могла обсуждать с ним мои отношения с мужем?

Кики покраснела:

— Прости, Анджела. У него просто талант вытягивать из людей любую информацию. Ей-богу, я не хотела… А потом, он настаивал на том, чтобы навестить тебя в лечебнице. Я его отговорила от этой затеи, но с большим трудом. Он очень хотел забрать тебя из клиники и отвезти к своим врачам в Швейцарию. Его еле-еле удалось отговорить от этого.

Анджела не могла сдержать смех:

— Не могу поверить, что такой разговор мог состояться. Каким образом он бы смог добиться разрешения для этого? Он, фактически посторонний мне человек…

— Ну знаешь, если бы ты видела, как мама сидит с Зевом голова к голове, то не подумала, что он посторонний.

Анжела побледнела:

— Мама и Зев Мизрахи? Каким образом это произошло?

— Ну, понимаешь, пока ты была в клинике, я моталась между больницей и Европой. А Зев настаивал, чтобы я пользовалась его личным самолетом. С ним всегда так — сначала принимаешь какую-то его услугу, а потом он уже распоряжается твоей жизнью, до того как ты это сама начинаешь понимать. Прежде чем я поняла, что происходит, он настоял, чтобы поехать со мной. И он встретился с мамой. Фактически это мама уговорила его не посещать клинику. Она сказала ему, что это будет неприлично. Мари произвела на Зева очень сильное впечатление. Мари обворожила Зева, а Зев обворожил Мари. Стэнли и Ливингстон — мгновенно вспыхнувшая симпатия. Мари даже пригласила его погостить у нее в Брентвуде.

— О чем ты говоришь, Кики? Мама и Мизрахи?..

Кики весело рассмеялась:

— Это было бы действительно нечто! Но нет, ничего подобного. По крайней мере, я так не думаю. — Она помолчала. — Мне кажется, Мари считает, что Зев — это тот человек, который сможет справиться с Лайемом Пауэром.

— Мне бы действительно хотелось понять, что происходит, — взволнованно произнесла Анджела. — Мама мне ни слова об этом не говорила.

— Да ты не расстраивайся. Если Мари и затеяла какую-то игру с Зевом Мизрахи, то кто мы такие, чтобы вмешиваться? Я полностью доверяю Мари. Я знаю, что она сумела отговорить его не приезжать сюда, в Палм-Спрингс, чтобы повидать тебя.

— О Боже! Неужели он собирался сделать это?

— Да, он пытался. Но Мари сказала ему, что это не самая удачная его мысль. Они стали такими хорошими друзьями, что Зев прислушивается к ней. Может быть, ей удастся уговорить Зева отпустить Вика из своих когтей. Если кто-то и в состоянии это сделать, то только Мари. Единственное — я боюсь, что она не станет сейчас заниматься моими проблемами. Думаю, сейчас она в состоянии думать только о тебе.

— Кики, ты опять начинаешь?

Но на самом деле она и не очень-то думала о том, что ей сказала Кики.

«Не буду думать о том, что мама и Мизрахи подружились. Доктор Престон говорит, что я должна думать только о приятном. Только о чем-нибудь хорошем. Я буду думать о том, как хорошо лежать на солнце. Как хорошо, что здесь со мной Кики. Что она поедет со мной домой. Как хорошо, что я опять буду с Дикки и Тимми! Как здорово будет поехать с Кики по магазинам и накупить себе новых тряпок. Как прекрасно, что никто не осмелится орать на меня из-за того, что я потратила слишком много денег. Как хорошо знать, что мама — на моей стороне. А о папе я не буду думать. Я не буду думать и о Дике. Я не буду думать о… Нет, я даже имени его не буду произносить. Я не буду думать о Зеве Мизрахи. Я буду жить только сегодняшним днем».

2

Дик вышел, чтобы приветствовать ее по возвращении домой. Анджеле показалось, что он немного постарел. Подбородок стал тяжелее, около глаз появились морщины, которых она раньше не замечала.

Ее встречали очень торжественно. На улицу вышла вся прислуга и весь обслуживающий персонал. Дик поцеловал ее в губы, он наверняка это заранее продумал. Поцелуй в щеку после многомесячного отсутствия жены показался бы окружающим чересчур сдержанным проявлением чувств. Он даже чмокнул Кики в щеку. Все говорили ей, как они рады видеть ее дома, Хелен О'Нил сказала ей, что она прекрасно выглядит. Анджела быстро пошла наверх, где ее ждали мальчики.

Она виделась с ними всего две недели тому назад в Палм-Спрингсе, но ей казалось, что прошло уже очень много времени.

Экономка приготовила для Кики комнату в дальнем крыле. Казалось, это так далеко от ее собственной комнаты, а она еще боялась ночи, хотя и считалась выздоровевшей. Нет, «выздоровевшей» было не очень подходящим словом, больше бы подошло слово «выздоравливающая».

Доктор Престон говорил, что она не должна все время думать о разных вещах, таить что-то в себе. Она должна высказывать свои мысли, защищать себя и отстаивать свои желания. Поэтому, несколько позже, когда они втроем сидели в библиотеке и пили коктейль перед ужином — она, Кики и Дик, — Анджела заговорила о том, как им устраиваться на ночь. К ужину были приглашены Пат Хэггерти и его жена Силия; Дик, по всей вероятности, пригласил своего старого друга и помощника, чтобы смягчить напряженность первого вечера, и Анджела хотела решить этот вопрос, прежде чем они приедут.

— Мне бы хотелось, чтобы Кики спала в одной комнате со мной, пока она будет здесь. Я подумала: мне прежде стоит сказать об этом тебе, а уж потом миссис Питерс, чтобы не возникло недоразумений. — Она не знала, как ей лучше выразить свою мысль, ей вообще было очень трудно разговаривать с ним. Гораздо труднее, чем раньше. С того момента, как она оказалась дома, она избегала обращаться к нему. Даже сейчас, когда она говорила с ним, ее всю трясло. Она думала, что сможет преодолеть отвращение, которое испытывала к нему. Доктор Престон говорил ей, чтобы она постаралась быть как можно более безразличной к нему. Он говорил, что множество супружеских пар сохраняют свой брак, только оставаясь безразличными друг к другу.