— В другой комнате — там все приготовлено.

Взяв шелковый поясок от ночной сорочки, Анжела показала, что хочет, чтобы Дик отвел назад руки. Он задержал дыхание, когда она связывала ему сзади запястья. Когда его руки были крепко связаны, она стала дотрагиваться до него, лаская дразнящими движениями, мяла его яички… Он издавал тихие стоны. Улыбнувшись прямо ему в лицо, она произнесла:

— Пойдем.

Когда он нетерпеливо проследовал за ней в спальню, она подвела его к кровати и захохотала:

— Не торопись, внимательно посмотри на каждую из них и скажи, кто возбуждает тебя сильней всего?

Он взглянул на снимки, как бы не веря своим глазам, потом с яростью и изумлением посмотрел на нее. Дик попытался развязать руки, но, прежде чем ему это удалось, она собрала все фотографии и спрятала их за спину. Освободив руки, он подошел к ней.

— Отдай мне эти снимки, ты, стерва!

— Нет, ты их не получишь. Они мои! Еще один шаг, и я закричу так, что подниму весь дом. Дверь не заперта. Все прибегут сюда и увидят эти снимки. Давай, попробуй!

Глаза его сузились, он взглянул на дверь.

«Хочет убедиться? Проверить, действительно ли она не заперта? Или хочет ее запереть?»

— Если только подойдешь к двери, я начну кричать! Давай! Можешь проверить!

Он замер, пытаясь оценить ситуацию. Возбуждение его прошло, вид у него был нелепый, член съежился и обвис. Она опять рассмеялась резким смехом.

— Можешь оставить себе эти снимки, — проговорил он. — Какой тебе от них прок? Ты же не будешь демонстрировать их в суде. Уж только не ты, — фыркнул Дик. — Я всегда подозревал, что ты трахаешься с этим вонючим фотографом Домингезом, госпожа Святоша. Ты заставила его сделать эту грязную работу. Ну и что ты от этого получишь? Только попробуй использовать эти снимки. У меня тоже кое-что имеется на тебя и твоего безволосого приятеля.

— Между нами абсолютно ничего нет. — Смех ее прервался.

— Вбей себе в голову раз и навсегда — ты никуда не уйдешь. Тебе некуда уходить, если только ты не собираешься уйти, бросив своих детей, потому что у тебя кишка тонка использовать эти снимки. И даже если ты пойдешь на это, я найду десяток экспертов, которые поклянутся, что это фальшивка.

Он прошел в свою комнату, захлопнув дверь. Она бросилась за ним и заперла ее, услышав в этот момент его издевательский смех. Сев на пол около двери, она прислушалась и поняла, что он говорит по телефону. Интересно, с кем он собирается консультироваться?

«Кики, ну почему ты не звонишь? Мне так нужна твоя помощь. Я не могу справиться с этим одна. Мама… Может быть, мама сможет мне помочь? Если только она не побоится скандала. И Эдвард. Мама сможет сделать так, чтобы Эдвард помог мне. Если только она согласится. Я должна сделать так, чтобы она поняла, что должна мне помочь. Щепетильная Мари. Она с отвращением отнесется ко всей этой грязи».

Анджела взяла свою черную сумочку из крокодиловой кожи, сделала прорезь в шелковой подкладке, засунула туда снимки и опять зашила дыру. В школе при монастыре ее учили делать очень аккуратные швы.

* * *

Анджела почти не спала в эту ночь. Утром она слышала, как Дик спустился вниз к завтраку и в это время к нему пришел Пат Хэггерти, один из его доверенных лиц. Пат остался завтракать с Диком в столовой. Она молилась Богу, чтобы они потом не скрылись в кабинете Дика, как это нередко бывало. Но спустя полчаса они вместе уехали на лимузине. Слава Богу!

Уже одетая, она поспешила вниз. Не говоря никому ни слова, она быстро прошла к гаражу и села в машину, отказавшись от услуг шофера. Если ей повезет и не будет проблем с дорожным движением, то она будет в Брентвуде к трем часам. Слава Богу, ее мать сейчас находится в Калифорнии.

* * *

Она въехала в мощенный кирпичом дворик и, выскочив из машины, побежала к дому. И зачем она бежала? Уж если она приехала, несколько минут не имели большого значения.

Анджела нашла свою мать в зимнем саду, та опрыскивала водой папоротники.

— Мама!

— Ты такая бледная, Анджела! Откуда ты? — В ее голосе слышалась тревога.

— Я приехала повидаться с тобой, мама. Я очень рано выехала сегодня.

— И ты не привезла детей?

— Нет. — Анджела поежилась. — Здесь так холодно.

— Да, сегодня довольно прохладно. Пойдем в утреннюю комнату. Там разожжен камин.

Утренняя комната была обставлена мебелью, обитой блестящей белой тканью с желтыми и кремовыми цветами, и имела веселый вид. Горящий здесь огонь немного согрел Анджелу.

— Ты что-нибудь ела сегодня?

Анджела покачала головой:

— Я не останавливалась, чтобы пообедать. Но я не хочу есть.

— Тогда попьем чаю с бутербродами, чтобы ты продержалась до ужина. — Она вызвала свою горничную-шведку и попросила ее принести чаю, бутерброды и несколько пирожных.

— Так что же произошло, Анджела? Я вижу, что-то случилось. У вас, мои девочки, вечно что-то происходит, но должна сказать, Кики всегда удается выпутаться из всего с максимальной для нее пользой.

— Да, это так. О, как я хочу, чтобы она была здесь! — По ее лицу покатились слезы.

— Ты не ребенок, чтобы плакать, Анджела. Расскажи мне о своих неприятностях.

— Мама, я хочу получить развод.

— Я не удивлена. — Мари торжественно кивнула. — Только я не знала, как долго это протянется. Но ты должна быть абсолютно уверенной, Анджела. Разводы — неприятное дело. Из-за этого пострадают и дети, и твоя репутация, и репутация Дика. Будет много грязи. Ты готова выдержать скандал, все эти сплетни в прессе?

— Ну ты же выдержала все это. Ты ведь развелась с отцом.

— Да, но у меня была другая ситуация. Не забывай, я не была известной личностью, мой муж не был губернатором. Кроме того, у меня просто не было выбора — меня бросили с двумя детьми без копейки денег на милость моего брата. Мне ничего другого не оставалось делать, как развестись.

— Мне тоже ничего другого не остается, мама.

* * *

В комнату, постучав, вошла горничная, неся в руках поднос — на нем стоял серебряный чайник, датский «королевский» фарфор, тонюсенькие бутерброды на черном хлебе без корочек. Мари говорила, что есть белый хлеб — это варварство, цивилизованные люди не должны себе это позволять. Анджела всегда поражалась, каким образом ее мать приходила к таким выводам и постоянно им следовала. Мари была поразительно уверенным в себе человеком! Почему же у нее, ее дочери, не было этого качества? А вот у Кики это было.

Когда горничная вышла, Анджела опустилась на пол и положила голову матери на колени.

— Помоги мне, мама, помоги мне! Я сама не справлюсь!

Мари вспомнила другую девушку, которая так же обхватывала колени своего брата. Как она умоляла Джулиана помочь ей…

— И что бы ты ни думала, мама, не говори о детях. Я не могу жить только для них. Я не могу оставаться с Диком даже из-за детей! — Она разразилась рыданиями.

Мари гладила ее по густым растрепанным волосам. Ей хотелось нагнуться, зарыться лицом в эти волосы, так похожие на волосы ее отца, почему-то всегда немного пахнущие жасмином. Неожиданно комната наполнилась запахом Нового Орлеана. Как жестоко, что спустя много лет ее беспокоит этот призрак из прошлого — запах буйных цыганских волос ее собственной дочери! Она постаралась взять себя в руки.

— Хорошо, если тебе нужна помощь, давай лучше поговорим об этом, — энергично произнесла она.

Анджела подняла заплаканное лицо.

— Так ты действительно мне поможешь?

— Ну конечно. Ты пришла ко мне за помощью и думаешь, что я тебе откажу?

— Я думала, может быть, сама идея развода оттолкнет тебя — скандал и все, что с ним связано. Я знала, что ты смогла преодолеть в случае с Кики, но со мной? Я просто не надеялась.

— Если я смогла поддержать Кики, то смогу все сделать и для тебя. Я — твоя мать, Анджела, и ничто не помешает мне сделать то, что нужно. Я не боюсь ни Дика, ни его отца. Меня пугает только одно — что ты несчастлива.

«А может быть, я боюсь, что в конце концов ты возненавидишь меня, как я возненавидела свою мать. Да, она пыталась помочь мне, как и я хочу помочь тебе, но она все-таки позволила мне выйти замуж за Рори Девлина, а затем молчала все те годы, когда он унижал меня так, как только может мужчина унижать женщину. Я старалась отговорить тебя от брака с Диком Пауэром, но все же я согласилась на него. Но я уже достаточно молчала. Я не буду ждать, как ждала моя мать, пока вокруг нас не рухнули стены».

В глазах Мари стояли слезы, и Анджела была поражена этим. «О Боже, Кики никогда в жизни не поверит этому. Мама плачет!»

— А Эдвард, мама? Он тоже поможет нам?

— Эдвард не очень хорошо себя чувствует в последнее время. Как ты знаешь, сейчас он во Флориде. Но все равно ты можешь рассчитывать на его поддержку, я в этом уверена. Эдвард сделает все, что я его попрошу. Теперь скажи мне: ты разговаривала о разводе с Ричардом?

— Да, несколько раз. Но он не желает слушать об этом, считая это моей детской причудой. Он говорит о детях и о церкви. Ему глубоко наплевать на церковь, но он притворяется, что это его волнует, что развод испортит жизнь мальчикам. Но на самом деле его волнует только собственный престиж и репутация. Ну и карьера, конечно, тоже.

— Да, это безусловно его очень заботит. — Мари секунду помолчала, задумавшись. — Я хочу быть уверенной в том, что ты полностью отдаешь себе отчет о последствиях развода, от чего ты отказываешься. Сейчас ты находишься в центре событий. Может быть, если бы я попала в Белый дом, то с отвращением отнеслась бы к этому аквариуму, но ты и Кики… И конечно, нельзя забывать о детях.

— Мама, я в отчаянии! В моем положении я не могу бесстрастно рассуждать, что хорошо или плохо для детей, что я приобрету или потеряю. Мне нужно подумать о себе самой. Я так несчастна! Я… — Голос ее осекся.